Въ предыдущихъ главахъ нами была дана посильная схематическая картина тѣхъ измѣненій, которыя внесены гражданской войной въ русскую жизнь и русскую психику. Сознательно суживая сферу своего изложенія почти исключительно кругомъ непосредственныхъ впечатлѣній и индивидуальныхъ переживаній, мы, все же, дали, думается, кое-какой матеріалъ, на основаніи котораго можно, какъ намъ рисуется, сдѣлать и извѣстные выводы. Ни матеріалъ, ни выводы эти отнюдь не разсчитываютъ на исчерпывающую полноту; они лишь — кусочекъ канвы того громаднаго полотна, на которомъ будетъ обстоятельно изображена исторія и философія исторіи россійской гражданской войны.
Для современника и участника историческихъ событій, какъ бы незначительна ни была доля его въ нихъ участія, какъ бы ограниченъ ни былъ кругъ его наблюденій и впечатлѣній, изложеніе его воспоминаній о видѣнномъ, слышанномъ и пережитомъ — представляетъ собою интересъ и значеніе не только въ смыслѣ внесенія маленькаго вклада въ лѣтопись событій, но и въ смыслѣ возможности высказать и свои мысли и выводы, свое публицистическое или историко-философское — въ зависимости отъ полета мысли — резюмэ и прогнозъ. Какъ бы рискованы ни были прогнозы грядущаго, въ какой бы малой степени мы ни обладали бы матеріалами для приподниманія завѣсы ближайшаго политическаго или идеологическаго будущаго, да позволена будетъ, на основаніи всего вышеизложеннаго, и попытка посильнаго сформулированія, ни на что не претендующаго, общаго взгляда на раскрывающіяся передъ нами перспективы какъ въ области практической и прикладной политики, такъ и въ области идеологическихъ построеній. Послѣ штриховой зарисовки того, что было, послѣ контуровъ того, что есть, перейдемъ къ схемѣ того, что, если всецѣло и не будеіъ, то, по нашему разумѣнію, быть должно.
Начнемъ съ политики. Если задать себѣ вопросъ, отсутствіе какихъ началъ наиболѣе болѣзненно давало о себѣ знать въ теченіе послѣднихъ лѣтъ, то, призадумавшись, мы неминуемо отвѣтимъ: свободы, равенства и братства. Да, эта старая тріада старой, «буржуазной» революціонности снова манить насъ своимъ ровнымъ, не меркнувшимъ свѣтомъ. Она кажется анахроничной, изжитой, не охватывающей всего трепета современности только слѣпымъ и узкимъ догматикамъ или же поверхностнымъ умамъ.
Февральская революція, опрокинувъ старый режимъ съ его тремя китами — «самодержавіе, православіе, народность», — провозгласила своими великія начала великой французской революціи. Но, зачатая большевиками, трижды проклятая гражданская война растоптала нѣжные ростки русской свободы, дерзко попрала слабые зачатки равенства, нагло пренебрегла великимъ завѣтомъ братства. Все это было съ циничной усмѣшкой объявлено буржуазными предразсудками, надо всѣмъ этимъ были поставлены другіе идолы, имѣющіе замѣнить низвергнутыя нечестивою рукою святыни: всеобщее рабство, диктатура кучки надъ большинствомъ населенія, звѣриное правило всеобщей и взаимной грызни. Словно старый режимъ недостаточно еще измучилъ страну угашеніемъ духа свободы, отрицаніемъ соціальнаго равенства, органическимъ непониманіемъ братскаго начала, словно, послѣ краткаго просвѣта, понадобилось еще на нѣсколько лѣтъ издѣвательства надъ Россіей и, притомъ, куда горшаго прежнихъ, до-февральскихъ. И надъ измученной и распятой родиной снова заблестѣли вдали огни манящаго девиза, снова истерзанныя души ждутъ, не дождутся осуществленія началъ этой тріединой формулы. Уже больше не ждутъ всей теоретически-допустимой полноты ея осуществленія, стремясь къ начальнымъ шагамъ по пути идеала, понимая, что только постепеннымъ и упорнымъ трудомъ можно дойти до вершины. Это восхожденіе къ вершинамъ культурной государственности возможно и мыслимо только въ атмосферѣ прочнаго и правового порядка, котораго такъ не хватало въ теченіе всей гражданской войны. Безпорядокъ, безначаліе, безвластіе, анархія, хаосъ — эти характерные признаки нарушенія гражданскаго равновѣсія — измучили всѣ слои населенія, проявляющіе сейчасъ опредѣленное алканіе всеобщаго успокоенія и порядка.
Итакъ, свободы, равенства, братства и порядка жадно ждутъ всѣ: и верхи, и низы; и правые, и лѣвые; но больше всѣхъ жаждетъ воскрешенія духа свободы, равенства и братства многострадальная жертва войны внѣшней и войны внутренней — средніе классы. Люди среднихъ классовъ слишкомъ настрадались съ 1914 г., вынесли слишкомъ много лишеній и горя, вытерпѣли слишкомъ много ударовъ судьбы. Матеріально и морально средніе классы были, безспорно, пасынками исторической судьбы, они, поэтому, такъ и нуждаются въ передышкѣ, отдыхѣ, просвѣтѣ. Событія обрушились на многоликаго средняго человѣка — средняго матеріально и духовно — всей своей тяжестью, не давъ даже крошекъ съ пиршескаго стола баловней судьбы. И тѣ, кого можно съ извѣстной натяжкой, назвать баловнями судьбы, правда, также получали жестокіе и кровоточивые удары, но хотя бы на самый даже короткій срокъ они получали и возможность, одни — духовно, другіе — матеріально, жить полной жизнью. Одни только средніе обыватели все время получали только одни удары и щелчки, терпѣли только одни лишенія и огорченія. Самая элементарная справедливость требуетъ, чтобы такъ больше не было.
Въ чемъ же можетъ выразиться реально провозглашеніе въ Россіи началъ свободы, равенства и братства? Въ провозглашеніи, укрѣпленіи, развитіи основъ конституціонно-правового и демократическаго строя. Пусть не пытаются сводить стремленія къ конституціонному устройству, правовому порядку и демократическому строю къ иронически произносимому слову «либерализмъ». Ибо, раньше всего, Россія жаждетъ, Россіи нуженъ либерализмъ. Въ понятіи либерализма, какъ бы ни трубили противоположное, не заключается ничего ни зазорнаго, ни сквернаго, ни отжитого. Напротивъ того, именно послѣ большевизма либерализмъ будетъ наилучшимъ и, даже, быть можетъ, единственнымъ способомъ залеченія ранъ, причиненныхъ вслѣдствіе полнаго отрицанія основъ и духа либерализма. Въ русскихъ условіяхъ, либерализмъ, къ тому же, не заключаетъ въ себѣ одіозныхъ, съ точки зрѣнія демократической мысли, зачатковъ мелочной узости, покрыванія грубаго стяжательства, анти-соціальныхъ инстинктовъ, апологіи мѣщанства. И до революціи и большевизма русскій либерализмъ во многомъ былъ радикальнѣе иного западнаго радикализма, теперь же онъ становится сугубо демократичнымъ по духу и демократичнымъ по составу. Причинъ на то нѣсколько: 1) положительнымъ послѣдствіемъ событій послѣднихъ лѣтъ является укрѣпленіе ряда новыхъ навыковъ и новыхъ жизненныхъ свай чисто демократическаго свойства; 2) либерализмъ и радикализмъ вслѣдствіе земельной революціи получили болѣе широкую и прочную заслонку въ лицѣ крестьянства; 3) въ качествѣ антитезы и реакціи на большевизмъ начинается болѣе активное отстаиваніе начала всеобщей свободы; 4) боязнь рецидива большевизма должна будетъ толкать на возможно болѣе всестороннее и радикальное удовлетвореніе требованіи демократіи. При всемъ этомъ, созданіе многомилліонной массы земельныхъ собственниковъ ставитъ подъ большое сомнѣніе возможность превращенія Россіи въ демократію соціалистическую; нашей странѣ, какъ странѣ мелкихъ собственниковъ, предстоитъ, по всѣмъ видимостямъ, стать радикальной или либеральной буржуазной демократіей.
Вихрь революціи и ея эксцессы, нечего этого утаивать, вызвали въ прогрессивномъ лагерѣ нѣкоторое разочарованіе и пресыщеніе требованіями характера демократическаго. Среди эмигрантской интеллигенціи замѣчается даже нѣкоторое разслоеніе на вопросѣ о политической и о соціальной базѣ программы дѣятельности въ возрожденной Россіи. Одни, при этомъ, склонны гуще подчеркивать свое отстаиваніе правъ человѣка и гражданина — свои конституціонные постулаты, въ то время какъ другіе, въ противовѣсъ, выдѣляютъ соціально-демократическую сторону своихъ воззрѣній. Между тѣмъ, политическій радикализмъ или либерализмъ, ясное дѣло, отнюдь не поляренъ соціальному реформизму въ искренно-демократиьблческомъ духѣ, первый является даже въ нѣкоторомъ отношеніи базой второго. Ударяются въ крайность, какъ тѣ, кто затушевываетъ или замалчиваетъ соціальную сторону, стоящихъ на очереди вопросовъ, такъ и тѣ, кто, противопоставленіемъ и подчеркиваніемъ одной только демократической стороны предстоящихъ реформъ, какъ бы обходятъ далеко еще не закрѣпленную ихъ политическую подпочву въ духѣ деклараціи правъ человѣка и гражданина.
«Буржуазный» — еще одно страшное слово, еще одинъ жупелъ, которымъ насъ такъ долго пугали. Теперь мы не только научились понимать, какъ въ общей экономіи русской жизни не хватало крѣпкой буржуазіи, мощнаго третьяго сословія, но научились также не видѣть въ пролетаріатѣ нѣчто неземное и чуть ли не святое. Божественный пролетарій — выдумка доктринеровъ и демагоговъ, да и пролетаріатъ въ Россіи — ничтожное меньшинство населенія. Большинство же составляютъ крестьяне, собственники и «буржуйчики» по духу; демократизмъ требуетъ служенія этому большинству и приспособленія государственнаго аппарата къ его нуждамъ, не творя себѣ кумира или фетиша, ни изъ дворянскаго, ни изъ рабоче-пролетарскаго ничтожнаго меньшинства. Если интеллигенція — мозгъ страны — станетъ на эту здоровую точку зрѣнія, то она сдѣлается силой, ибо заслужитъ довѣріе и благодарность крестьянства; ставъ же вліятельнымъ рычагомъ въ жизни деревни, демократическая интеллигенція сможетъ стоять на стражѣ того, чтобы не мельчали основы либерализма и радикализма, чтобы не размѣнивались на мѣдные пятаки начала буржуазной демократіи, чтобы не гасилось солнце вѣчнаго идеала. Достиженіе всего этого нелегко и безъ борьбы, конечно, не дастся, нужно все строить на постепенной эволюціи и постепенномъ перевоспитаніи духа и мысли. А это, въ свою очередь, достижимо только при развитіи просвѣщенія и свѣта знанія, при неугашеніи духа живого, прячущагося гдѣ-то въ глубинѣ души народной.
Мы подошли уже къ грани, едва отдѣляющей вопросы практической политики отъ вопросовъ соціально-политической идеологіи. Переходимъ теперь въ сферу послѣднихъ. Здѣсь мы въ первую очередь сталкиваемся съ тревогой касательно того, не вызоветъ ли ростъ буржуазныхъ и собственническихъ тенденцій расцвѣтъ грубо матеріалистическаго уклона мысли. Эту же тревогу питаетъ и то обстоятельство, что нѣсколько десятковъ мѣсяцевъ подрядъ русскій человѣкъ только и былъ занятъ, что заботой о хлѣбѣ насущномъ въ буквальномъ смыслѣ этого слова. А, вѣдь, и на первыхъ порахъ послѣ большевизма, когда еще будетъ остро сказываться послѣдствіе длительнаго періода большевистскаго разрушенія цѣнностей, вопросы питанія, одежды, возстановленія жилищъ и внѣшняго благоустройства, будутъ играть сугубо важную роль. Война и большевизмъ подорвали и безъ того слабый слой матеріальной культуры въ Россіи, заботы о возстановленіи разрушенныхъ матеріальныхъ цѣнностей, долго еще будутъ стоять въ центрѣ общественнаго вниманія. Обстоятельство это, сопровождаемое безспорной экстенсификаціей буржуазно-собственническихъ тенденцій въ странѣ, не ведетъ ли оно къ поглощенію идеалистическихъ устремленій въ безднѣ чисто матеріалистическихъ думъ и заботъ?
Тревога этого рода — законна и покоится на реальныхъ основаніяхъ. Имѣется основаніе опасаться того, что идея, идейность, идеализмъ — будутъ нѣкоторое время не въ фаворѣ и не въ почетѣ, людямъ захочется раньше всего очиститься отъ всякой скверны физической, люди будутъ искать отдыха на лонѣ матеріальной культуры, испытывая, къ тому же, и нѣкоторую реакцію, нѣкоторое пресыщеніе вопросами идейнаго свойства, такъ поглотившими въ періодъ революціи и приносившими порою столько разочарованій и горя. Невро-патологи и психо-патологи, жившіе въ Совдепіи и наблюдавшіе за тѣми измѣненіями, которыя вноситъ большевистскій режимъ въ психику людей, подчеркиваютъ, что особенно отъ большевизма страдаютъ высшія стороны душевной жизни, въ частности — воля и моральное чувство. Бѣжавшій изъ Совдепіи въ Польшу психіатръ и невро-патологъ В. Н. Лихницкій сообщилъ уже въ печати, что по его продолжительнымъ массовымъ наблюденіямъ, хроническое недоѣданіе ведетъ къ своеобразной деградаціи личности — постепенно исчезаютъ всѣ высшія стремленія, гаснутъ эстетическіе и интеллектуальные запросы, остаются одни грубыя влеченія и эгоистическія чувства. Со всѣми этими широко распространенными послѣдствіями недоѣданія и его производныхъ — апатіи и абуліи — придется не мало считаться и на первыхъ порахъ послѣ паденія большевизма. Учесть всѣ вышеуказанные симптомы тяги къ матеріализму — необходимо, но нельзя одновременно не принять во вниманіе и факторовъ противоположнаго свойства. Большевизмъ, вѣдь, явился яркимъ воплощеніемъ идей матеріализма, большевистская «практика» приковывала вниманіе къ вопросамъ узко-утилитарнаго свойства, какъ реакція па этотъ большевистскій зоологическій матеріализмъ и возникла уже тяга къ отрѣшенію отъ низменнаго житейскаго terre à terre. Еще въ періодъ господства всей системы воинствующаго большевизма, въ Совдепіи стала уже крѣпнуть тоска по духовному началу, обострился иптересъ къ вопросамъ духа, къ религіознымъ исканіямъ. Исканія эти захватываютъ все большій кругъ лицъ, духовные запросы привлекаютъ къ себѣ все большее вниманіе. Религіозная мысль и религіозныя исканія — плохая почва для развитія бациллы грубаго матеріализма: возвышеніе на высоту философскаго обобщенія и историко-этическаго углубленія — даетъ противодѣйствіе проповѣди матеріализма. Война, животная борьба, диктатура, вѣчное кровопролитіе, красный милитаризмъ — всѣхъ утомили и всѣмъ до нельзя опротивѣли. Милитаристическія и имперіалистическія устремленія, эти порожденія матеріалистической доктрины, въ силу этого точно также начинаютъ терять почву подъ ногами. Духъ матеріализма получилъ сильнѣйшій ударъ, ему нанесенъ непоправимый уронъ опытомъ большевизма, явившимся осуществленіемъ и воплощеніемъ матеріалистическихъ теориі въ области пониманія исторіи, соціальныхъ взаимоотношеній, политико-экономическихъ построеній.
Но гражданская война, путемъ земельной революціи, завершила циклъ матеріальныхъ вожделѣній 90% населенія Россіи, удовлетворила, въ общемъ, эти вожделѣнія; остается только окончательно закрѣпить въ прочной правовой оболочкѣ сущность совершившагося сдвига земельныхъ отношеній, чтобы вѣковая, всепоглощающая, крѣпкая дума объ овладѣніи землею перестала играть былую доминирующую роль. Явленіе это будетъ чревато многими послѣдствіями и въ области идеологической, ибо подавляющее большинство населенія Россіи уже нашло исходъ своему жадному стремленію къ величайшему матеріальному благу — землѣ. Новой Россіи останется только оформить и урегулировать этотъ процессъ первоначальнаго накопленія богатствъ крестьянствомъ. Дальнѣйшая фаза — развитіе и расширеніе наличнаго капитала — будетъ, повидимому, выливаться по двумъ основнымъ русламъ: съ одной стороны — индустріализація и интенсификація сельскаго хозяйства будутъ укрѣплять чувство экономіи, которое легко можетъ вырождаться въ скопидомство и антикультурную скупость, съ другой — подъемъ матеріальнаго уровня и необходимость развитія сельско хозяйственной культуры будутъ толкать къ усиленію интеллигентскаго пласта, къ усиленію просвѣщенія. Распространеніе же научныхъ знаній и развитіе культурныхъ навыковъ, послѣ демонстрированія Ленинымъ и Ко. благъ матеріалистическаго міропониманія, будетъ неминуемо вести къ усиленію идеалистической заслонки. Къ этому надо еще добавить ту роль, которую суждено сыграть въ Россіи коопераціи, воспитательное значеніе которой скажется, между прочимъ, въ томъ, что начнетъ постепенно торжествовать идеалъ солидаризма и взаимопомощи, замѣняющій недавняго кумира — классовую борьбу. У насъ долгое время поэтизировали классовую борьбу, видѣли въ ней даже нѣчто очищающее, не только не нуждающееся въ смягченіи, но, наоборотъ, въ обостреніи и углубленіи. Кооперація же, вмѣсто обостренія классовыхъ противорѣчій, вмѣсто углубленія классовой ненависти, будетъ сѣять, по мѣрѣ своего развитія, сѣмена межклассоваго сотрудничества, гармоническаго развитія производственно-творческихъ силъ и созидательныхъ процессовъ солидаризма во взаимоотношеніяхъ гражданъ, сыновъ той же Родины.
Сейчасъ уже имѣются признаки того, что постепенно начнутъ смягчаться и сглаживаться наиболѣе острыя и непріятныя черты матеріализма. Съ другой стороны, и идеализмъ становится болѣе трезвымъ и почвеннымъ, менѣе отвлеченнымъ и «профессорскимъ». Пустъ невозможно синтетическое сліяніе несоединимаго, важно и ослабленіе рѣзко-очерченныхъ граней антитезы.
До сихъ поръ у насъ интеллигенція и массы не только жили раздѣльной и различной жизнью. Интеллигенція устанавливала въ своемъ кругу опредѣленные взгляды, рѣдко даже пыталась ихъ привить массамъ, заранѣе зная, что это обречено на неуспѣхъ и неудачу, объясняемые слишкомъ ужъ различнымъ культурнымъ и интеллектуальнымъ уровнемъ. Пресловутая пропасть между интеллигенціей и народомъ не засыпалась, а углублялась. Теперь, подъ вліяніемъ событій, и въ этой области произошелъ нѣкоторый сдвигъ. Общее горе и общая напасть какъ бы сблизила интеллигенцію и крестьянство. Прежнее искусственное «хожденіе въ народъ» стало замѣняться естественной тягой въ деревню, вызываемой продовольственными неурядицами въ городахъ. Живя и работая среди крестьянъ, впервые, бытъ можетъ, явственно ощутивъ свою отъ нихъ зависимость, россійскій интеллигентъ дошелъ постепенно до сознанія, что не только онъ. интеллигентъ, можетъ и долженъ поучать народъ, навязывать ему свои взгляды, но что ко многому надо присмотрѣться и со многимъ считаться и въ крестьянской жизни. Эта амальгама чувствъ, настроеній и мыслей будетъ неминуемо крѣпче прежняго сплава частей одного только металла. Диффузія двухъ параллельно протекавшихъ стихій дастъ нѣчто почвенное, корневое, національно-стойкое и національно-приспособленное.
Это соединеніе элементовъ вершинъ духа съ элементами изъ глубинъ народныхъ не только дастъ крѣпость очертаній приближающагося «завтра», но оно же вселяетъ вѣру и въ лучезарный блескъ, если не завтрашняго, то послѣ-завтрашняго дня. Послѣ долгой, темной ночи — займется заря, взойдетъ солнце. Въ лучахъ этой зари, въ сіяніи этого солнца выступаетъ измученная, но еще полная силъ и возможностей Россія.