Глава первая
А письма от папы все нет и нет. В классе вечерами скука. Тетя Тиша шипит на всех:
— Ш-ш-ш, не возитесь, тише, не шумите!
Делать нечего. Ребята разбегаются по другим классам, по мастерским.
Зоя уныло побродила по коридорам, вздохнула и опять пошла в класс. Здесь девочки раскрыли школьный шкаф, но он был пуст.
— Ольга Юрьевна, нам пластелину надо.
— И цветной бумаги.
— Карандашей, альбомов — ничего у нас нет. До-о-станьте, Ольга Юрьевна!
— Во всех классах есть, а у нас нет! — сердито сказала Мартышка.
— Завтра, завтра, — рассеянно откликнулась Ольга Юрьевна, проверяя тетради.
— Каждый день всё «завтра», — пробурчала под нос Мартышка и с сердцем захлопнула шкаф.
Софрончик с лоскутом подбежала к тете Тише.
— Ольга Юрьевна, скройте мне платьице голышу.
Тетя Тиша долго-долго протирала очки. Укрепила их на носу и торжественно взяла ножницы. Ее обступили девочки. Она сложила материю, потом свернула по-другому, потом опять по-старому и вырезала дырку.
— Это для головы, — объяснила тетя Тиша.
— Да у него маленькая голова, — огорченно сказала Софрончик. — Смотрите.
Голышок легко проскочил в дырочку.
— Ничего, — успокаивала тетя Тиша. — Сейчас мы иначе скроим.
Снова залязгали ножницы.
— А теперь оно узко, не наденется: он ведь пухлый.
— Не беда, ты разрежь спереди и вшей кусочек, — и она отдала огорченной девочке изрезанный клочок.
Прибежали Эмма и Сорока и закричали разом:
— Ольга Юрьевна, Сорокина мне говорить не дает. Я начну, а она говорит: «Замолчи!» Я начну, а она опять: «Замолчи!» Не буду я молчать!
— Да-а что, Ольга Юрьевна, Эмма царицей обзывается!
— Ольга Юрьевна, — завопила Мартышка, — не велите Голубевой драться! Я сейчас нечаянно ее задела, а она пинает. У, форсунья! Царица!
— Довольно, тише, тише, — страдальчески морщилась тетя Тиша. — У меня голова болит.
В класс ворвался Рябов.
— Тройка, пошли наверх в чехарду!
— Куда, куда? — встрепенулась тетя Тиша и побежала за мальчиками. А за ней все девочки.
Еще издали слышался визг в умывалке. Красные, потные ребята прыгали друг через друга.
— Боже мой! — всплеснула руками тетя Тиша и покраснела, как помидор. — Прекратите сейчас же эту возню! — Она сердито замигала маленькими глазками и схватила за рубашку Чешуйку. — Идите в класс!
— Вот еще! — вышел из себя Занька. — Бегать нельзя, возиться нельзя, что ж можно-то?
— Можно читать, рисовать, играть в шахматы, — строго сказала тетя Тиша, — а возиться я не раз-ре-шаю, понятно? — И она согнала ребят сверху.
Они столпились внизу сердитые, тяжело дыша.
— Вот тетя Тиша несчастная! — выпалил Занька, переведя дух.
— Ой, Занька, если бы она видела, как мы боролись, она бы от разрыва сердца умерла, — захихикал Чешуйка.
— Вот тоже! Только и знает что шипит, как паровоз, целыми днями да за рубахи хватает!
— Куда бы от нее спрятаться?
— Придумал! В душевую! — крикнул Занька.
И они, крадучись, опять побежали наверх.
Педагоги из других классов только головами качали, глядя на распустившийся третий «А».
Тетя Соня не раз говорила с ребятами. Они сидели понурые, давали обещания, и все забывалось на другой же день. Потому что тетя Тиша все позволяла — и опаздывать в столовую и бросать как попало вещи в спальне — и только страдальчески морщилась, если шумели за столом и за домашним заданием.
— Ах, скорей бы приходила Тонечка! — на все лады ныли ребята.
С утра повеяло весенним теплом. Зоя проснулась от яркого света. За окном блестела хрустальная толстая сосулька. На подоконник вспорхнула синичка, повертела головкой, клюнула сосульку и улетела.
Хороший денек! Зоя вскочила, натянула трусики и аккуратно оправила кроватку.
Проснулась Сорока, взглянула на солнышко, на Зою и улыбнулась как ни в чем не бывало. Но тут же вспомнила записку, которую написали Зое втроем — она, Эмма и Мартышка — еще в изоляторе: «Ну, Зойка, дружба прекращается навсегда».
Сорока засопела смущенно, задергала жидкую растрепанную косенку и повернулась к Эмме.
— Вставай, Эмма. Да ну же!
А солнечные лучи играли и переливались, манили на улицу.
После уроков ребята побежали сбивать сосульки с крыш. Они падали с хрустальным звоном, брызгая осколками.
Зоя вынесла на улицу Мика. Он водил носом, нюхая весенние запахи, жмурился и довольно мурлыкал. Зоя села на солнышке и устроила Мика за пазухой. Теплый февральский ветер чисто вымел небо. Пахло талым снегом. Стволы сосен и заборы потемнели от сырости.
Прямо над Зоей на суку уселась ворона. Она чистила клювом мокрые перышки и, отряхиваясь, брызгала вниз. Ребята катали снежные комы и скоро сложили из них две крепости с красными флажками.
— Война, война!
— Кто на кого?
— Третий «А» на третий «Б».
— Идет! Пошли начальников выбирать.
Мальчики из третьего «А» столпились недалеко от Зои.
— Ну, кто командир?
— Пускай Подколзин.
— Ну, тогда, Подколза, я твой помощник. Ты полковник, а я капитан, ладно? — сказал Занька.
Все согласились.
— Чур, я лейтенант, — заявил румяный Прокопец.
— А я барабанщик! — закричал Чешуйка и забарабанил обеими руками по спине случайно подвернувшегося Лермана.
— Ура, ребята! — закричал из крепости изобретатель Печенька. — Я танкист!
Ребята ахнули. Пока они сговаривались, Печенька около крепости построил маленький снежный танк.
— Готовьтесь! — закричали из третьего «Б».
Полетели первые снежки. Зажмурившись, ребята хватали липкий снег, комкали его и бросали в неприятеля.
Третий «Б» оказался хитрее. Они бежали с пригоршнями уже готовых снежков и забросали отряд Подколзина.
Где уж тут лепить снежки — только успевай прикрывать лицо!
— Назад, назад! — скомандовал Подколзин.
Ребята повернули к крепости. Третий «Б» заулюлюкал, засвистел.
— Вперед! — вдруг заорал Занька. — Ура-ра-а! Вперед, робюшки!
Он побежал, хватая на ходу снег и не прикрываясь от снежков. Ребята повернули и бросились за ним. Рядом с Занькой бежал Тройка, подпрыгивал маленький Прокопец, задыхался толстый Лерман.
— Назад! — тонким голосом отчаянно крикнул полковник.
Ребята потоптались на месте. Насть повернула обратно к крепости.
— Ур-ра, ура-а-а! Вперед! — орал Занька.
Миша-санитар, Мартышка, Сорока и Эмма, возбужденные его криком, бросились за ним на третий «Б».
Но всех храбрецов окружили, забросали снежками и заставили сдаться. Полковник с оставшимися бросился на выручку, но было поздно.
Заньку с его отрядом окружили и увели в крепость. Увидя это, полковник сел на снег и горько заплакал.
— Проиграли, проиграли, — ликовал третий «Б».
Прозвенел звонок на обед. В раздевалке копошились потные и возбужденные ребята.
— А здорово вам досталось! — хвастался кто-то из третьего «Б».
— Вашему Подколзе так влепили, что он заревел!
— Эх, ты! — укоризненно сказал Игорь Прокопец. — Он вовсе не потому заревел. Просто ему обидно, что Занька провалил игру.
— Это что за игра, — сердито сказал изобретатель. — Один кричит «назад», другой — «вперед».
— Зря Занька нарвался: полковник старше, значит капитан должен слушаться.
— Просто он выставляться любит, вот и все…
Занька чувствовал себя виноватым, но храбрился. Перед обедом он не выдержал и дошел в библиотеку к обиженному Подколзину.
— Ты чего это читаешь, Подколза! — невинно спросил он.
— Ничего, — сердито ответил оскорбленный полковник, не отрываясь от книги.
— Какую я игру знаю! — помолчав, сказал Занька.
— Ну и знай! — все так же сердито буркнул Подколзин, продолжая читать.
Помолчали. Подколзин покосился. Занька сосредоточенно шарил по карманам.
— Ой, — сморщив нос, прошептал он, — куда ж я свою находку задевал? — И он начал шарить по карманам. — А, вот она! — и Занька высунул из кармана кончик какой-то блестящей вещицы. — Пойду с кем-нибудь меняться.
— Чего это? — не выдержав, хмуро спросил Подколзин, захлопывая книгу.
— Тихо, тихо! — сказала библиотекарша, и ее пенсне сверкнуло в их сторону.
Занька кивнул на дверь, и оба на цыпочках вышли в коридор.
Они сидели на корточках, рассматривая обломок дверной никелированной ручки.
— Хочешь на красное стекло менять? — предложил Подколзин.
— Тогда еще резинку впридачу, — торговался Занька.
Мена закончилась к общему удовольствию. И на обед пошли друзьями.