Утром не спали с шести часов.

Первым вскочил Чешуйка.

— Ой, робюшки, сегодня родительский!

Он подбросил вверх подушку и запрыгал на пружинах.

Как по команде, с подушек поднялись пятнадцать голов, но каких голов! Каждый устроил себе чалму из полотенца и походил на турка. Придумал эту штуку Занька. Вечером после душа он зачесал мокрые волосы кверху и туго закрутил полотенцем.

— Что это ты, Занька?

— Это у меня зачес!

Тогда все четырнадцать побежали в умывалку, намочили посильней волосы, зачесали кверху и разом превратились в турок.

— Скорей, скорей вставай! — кричали ребята.

В дверь просунулась седая голова.

— Ш-ш, это что за крик? — рассердилась Клавдия Петровна. — Раскудахтались ни свет, ни заря!

Все сейчас же нырнули под одеяла, чтоб сестра не заметила необыкновенных головных уборов.

Когда мальчики вышли на зарядку, раздался дружный смех: короткие волосы стояли дыбом.

— Эй, вы, форсуны! — дразнились девочки.

— Занин-то на кого похож?!

— Ой, не могу! Подколзин-то, как еж!

— Что это за модные прически? — удивилась физкультурница.

— А это мы для родительского дня. Правда, красиво, Людмила Петровна?

Марья Павловна от таких причесок в ужас пришла.

— Что это с вами случилось? Кто вас так взъерошил?

— Это зачес, Марь-Пална.

— Это новая модная прическа.

— Нет, нет, не могу я вас в таком виде родителям показывать.

Сконфуженные модники опять намочили волосы и причесались по-старому.

Завтракали наспех, вытягивая шеи и заглядывая в окна: не идут ли?

В зале расселись по стульям, красные и взволнованные.

— Идут!

Толпой вошли родители, растерянно вглядываясь в эту синебархатную массу, стараясь отыскать своего Мишу, Петю или Катю.

— Мама!

— Мамочка!

— Бабушка!

— Папа!

С треском разрывались пакеты с гостинцами.

— Эх, сколько мандаринов!

— А ты привез мне пастилы?

— Ой, мой любимый зефирчик!

К Сороке приехала мать, ткачиха.

— Знаешь, мама, — щебетала Сорока, — во-первых, я вожатая звена, во-вторых, у меня три «отлично». А угадай, на сколько я прибавилась. Нет, угадай, угадай! На кило и еще на пятьсот грамм. А ты думала, на сколько?

— Катенька, — сказала мама, — я тебе лоскутиков привезла. Вот этой материей меня премировали.

— Эмма, Эмма, — закричала Сорока, — какого мне мама батиста для кукол привезла! Ее премировали!

Сорокину маму окружили девочки.

— Вы сами ткете? — с уважением спрашивали они.

— Сама, сама, — улыбалась ткачиха.

Откуда-то появились ножницы, и тут же батист поделили на всех кукол. Всем вышло по платью.

Обняв отца за шею, изобретатель горячо шептал ему в самое ухо:

— Папа, я только тебе скажу. Знаешь, что я изобрел? — Он показывал руками, надувал щеки и пыхтел, как мотор. — Понимаешь, сколько мне проволоки надо, и, понимаешь, без паяльника ничего не выйдет.

— Ну хорошо, хорошо, — говорил отец, — я тебя научу, как сделать.

Он был в железнодорожной форме. Пытливые глаза ребят уже успели разглядеть его с ног до головы, и восхищенный шопот облетел весь зал.

— У Печеньки отец орденоносец. Он тоже изобретатель.

— Эй, ребята, — вдруг замахал руками Печенька, — сюда! Скорей!

Посреди зала отец Печенина поставил большой ящик.

— Ну, ребята, скажу я вам большую новость. В этом году рядом с вашей школой проведут железную дорогу. Только это будет не простая железная дорога, а детская. Паровоз будет маленький, вагоны маленькие, и управлять всем будут сами ребята. И машинисты, и начальники станций, и кондуктора — все будут сами ребята, и все в железнодорожных настоящих формах!

Ребята даже растерялись. Вот это здорово: и кочегары ребята и машинисты!

— А вот это модель железной дороги.

— Покажите нам.

— Ого, Печенька!

Сколько было волнений, пока бегали за водой для паровозика, пока он разогревался!.. И вот паровозик запыхтел, совсем как настоящий, и помчался по рельсам, погромыхивая колесами, таща за собой два крошечных вагончика. Ребята, очарованные, смотрели не отрываясь.

— Пусть он свистнет, — просили они. — Переведите стрелку.

— Еще, еще!

Зоя равнодушно посмотрела на паровозик и отошла.

Даже письма нет от папы! Она комкала платок. Всех обнимали папы и мамы, все жуют гостинцы, а она одна. Никому не нужная.

Грустная, Зоя выскользнула из зала. Оделась и пошла бродить на лыжах. В воздухе стояла весенняя сырость.

Мокрый снег сполз с елок, и они распушились. К лыжам прилипали целые пласты. Зоя заехала в самую глубь парка, к забору.

Издали она услышала приятный свист снегирей. Притаившись в заросли елочек, она увидела, как маленькая стайка красногрудых птичек набросилась на куст можжевельника. Птицы отыскивали прошлогодние ягодки и выклевывали из них зернышки, бросая мякоть. Зоя загляделась на снегирей. Вдруг хрустнул сучок, и испуганная стайка со свистом разлетелась в разные стороны. Зоя оглянулась… Вдоль забора медленно шла женщина. Она вытягивала шею и заглядывала в парк.

Зоя спряталась в елки и задрожала с ног до головы. Мачеха!

Женщина потопталась около забора, дернула заваленную снегом калитку. Посыпался снег, калитка заскрипела. Зоя ползком вылезла из елок и, забыв про лыжи, бросилась прямиком по снежному полю.

Она выбежала на гладкую дорожку.

— Зоя, Зоя, подожди! — Кто-то догонял ее.

Боясь оглянуться, Зоя мчалась еще быстрее. Топот приближался.

— Стой! — Кто-то схватил ее за пальто.

— Ай! — вскрикнула Зоя, обернулась… и увидела смеющуюся Тонечку.

— Ой, даже задохнулась! — сказала Тонечка. — Я тебя везде ищу, пойдем скорей!

Они взялись за руки и побежали. Зоя даже не успела спросить, куда, зачем. У ворот стоял большой и блестящий автомобиль. Ребята с веселыми лицами махали им руками, а шофер нетерпеливо гудел. Зоя уселась рядом с Тонечкой, автомобиль зафыркал и покатил.

Ребят было четверо: три мальчика из второго класса и одна девочка, первоклассница. В руках они держали бумажные цветные пакеты, перевязанные шелковыми ленточками. Такой же пакет дали Зое.

Автомобиль мчался по широкому обтаявшему шоссе, разбрызгивая грязный снег. В лицо бил свежий весенний ветер. Мелькали дома, заборы. Куры с кудахтаньем удирали в подворотни.

За автомобилем гнались с бешеным лаем поселковые собаки, лошади испуганно сворачивали с дороги, а мальчишки махали руками и что-то кричали вслед.