После обеда Зоя, не одеваясь, проскользнула в живой уголок. Она сунула Мика под кофту и успела прибежать в школу, когда ребята укладывались на отдых. Они влезали в меховые комбинезоны, которые в школе назывались спальными мешками, и бежали на затянутую сеткой веранду.
В дверях на Зою налетело мохнатое чучело. Из меха забавно выглядывала курносенькая румяная рожица Мартышки. Она фыркнула на Зою и пробежала мимо.
Множество мохнатых медвежат боролись, толкались и смешно рычали.
— Скорей, скорей, — торопили педагоги, — был звонок.
Зоя влезла в мех, запрятала на груди Мика и улеглась на своей кровати.
Ребята угомонились. Они лежали, укрытые одеялами, и дышали морозным воздухом. Мик прижался к Зое, угрелся и засопел. «Миленький, — тревожно думала Зоя, лаская Мика. — Вдруг опять полезет в клетку и задушится? Завтра Печенька обещал достать проволоки и заплести клетки, а вот сегодня…» И она решила взять Мика на ночь в спальню.
В морозном небе проплывали пушистые облака. Легкий ветер взметывал за сеткой снежную пыль, сверкавшую на солнце. Покачивались высокие сосны. Где-то долбил дятел. Весело и звонко кричали поселковые ребята. Рядом сладко похрапывала Ида. В углу шептались Сорока и Эмма. Миша Санитар никак не мог удобно устроиться. Кровать под ним скрипела. Вдали читала Марья Павловна.
Не спится Зое. Вспомнила она про папу. Пора бы получить письмо. А письма все нет. Нет и тети Сони, которая обещала узнать его адрес. Вчера Зое показалось, что около забора бродила мачеха. Зоя спряталась за толстый ствол, увязнув по колено в снегу. Может быть, это была не она, а все-таки страшно. Потом Зоя вспомнила, как спасали Мика. Хороший Печенька! Он один разговаривал с ней и обещал достать проволоки. А все остальные дрянные. Девчонки кривляки, мальчишки драчуны, а Марья Павловна… «Спи-и-и, спи-и-и», скрипела толстая корявая сосна, и Зоя заснула.
До ужина никто не узнал про Мика, но прятать его стало трудно. Он уже подрос и не хотел лежать под кофтой. Зоя зашла в пустую спальню и пустила Мика на свою кровать. Он, забавно переваливаясь, ходил по одеялу, а она стала на колени и водила бумажку на нитке. Вдруг через ее плечо протянулась сухая рука и схватила котенка.
— Кто тебе позволил приносить его сюда? — строго спросила Клавдия Петровна и, поджав тонкие губы, выпрямилась, как палка, и вышла из спальни. А в ее жестких руках барахтался и пищал Мик.
Зоя опомнилась и бросилась вслед. Расталкивая ребят, она помчалась прямо в дежурку, но там только мальчик мерил температуру. «Куда она его?» в ужасе подумала Зоя, выскочила в коридор и с разбегу налетела на прямую Клавдию Петровну.
— Где, где Мик? — задыхаясь, пролепетала Зоя.
— Там, где ему полагается, — сказала Клавдия Петровна и прошла мимо.
Зоя осталась с раскрытым ртом.
«Противная Клавдия Петровна!» Зоя побежала в раздевалку и набросила шубку, но няня Феня закрыла дверь.
— Ты куда?
— На улицу.
— Нельзя, дочка, звонок на ужин.
За ужином Зоя сидела хмурая. Около столов суетились воспитатели.
Марью Павловну вызвала няня Феня, и к столу третьего «А» подошла Клавдия Петровна. Ребята побаивались ее, недолюбливали за строгость.
Зоя терпеть не могла гречневой каши, а тут ей передали полную тарелку. Зоя молча отодвинула. Ребята шушукались и уплетали кашу, запивая молоком.
— Почему ты не кушаешь? — услышала она скрипучий голос. И Клавдия Петровна уставилась на нее роговыми очками.
— Не хочу.
— Гречневая каша очень полезна, — сказала Клавдия Петровна и пододвинула тарелку.
«Противная! Мика отняла и кашу есть заставляет!» Зоя вспыхнула и резко оттолкнула тарелку. Тарелка опрокинулась, и каша высыпалась на колени Лерману, сидевшему напротив.
— Ты! Сумафеччая! — картаво крикнул Лерман, сгреб кашу с колен и бросил Зое в лицо. Зоя — в него.
Рассерженная Клавдия Петровна прикрикнула на ребят. Подбежала Марья Павловна.
Ужин кончился. Столовая опустела. Зоя сидела, нервно дергая салфетку. Перед нею стоял нетронутый ужин.
— Назло им есть не буду и спать не пойду, — шептала Зоя.
Няня Маруся пришла убирать со стола.
— Что ж ты ничего не кушаешь?
— Не хочу, — захлебываясь слезами, сказала Зоя.
— Хочешь, я тебе сметаны дам?
— Нет.
— А почему ты сердитая?
Зоя молча разрывала на ленточки старую салфетку.
— Ну, иди, Зоя, спать. Я сейчас свет потушу.
Пускай потушат свет, пускай все уйдут, она не сдвинется с места.
Позвали Марью Павловну. Она ласково уговаривала Зою, но ничего не добилась.
— Хорошо, — сказала Марья Павловна, — посиди здесь, а когда успокоишься, приходи в спальню.
Свет погас, только в дальнем конце коридора горела одинокая лампочка. Слышен топот по лестнице. Это ребята бегут наверх умываться. Кто-то звонко смеется.
— Первое звено, — кричит Сорока, — идите скорей!
— Ой, ребята, я полотенце потерял! — донесся голос Занина.
— Да его Прокопец спрятал.
— А-а, Прокопец? Где ты, Прокопешка? Ага, бежать?
Постепенно голоса затихли, ребята легли спать.
За окном разгулялась вьюга. Ветер бросал в стекло мерзлый снег, жалобно загудели провода. Раскачивался фонарь на ветру.
Жутко стало Зое сидеть одной в темноте. Вдруг в ночной тишине зашлепали тапочки. Это Сорока, Ида и Эмма в халатиках подошли к двери.
— Зоечка, — умоляюще сказала Сорока, — не подводи звено, пойдем спать.
Зоя подняла голову.
— Нехорошо, Голубева, вечно из-за тебя будем на последнем месте! — вспылила Мартышка.
И сразу все испортила.
— И буду подводить! Буду, буду, назло тебе! — закричала Зоя. — Убирайся отсюда, Идка-улитка!
— А ты форсунья несчастная!
— Пойдемте, девочки, — заторопила Сорока, — все равно она не пойдет.
И они убежали.
Зое было очень обидно сидеть в темноте, надоело и хотелось есть. Она сердито выпила остывшее молоко и съела мягкую булочку.
Часы с шипеньем пробили одиннадцать раз. Глаза у Зои слипались. Она уронила тяжелую голову на стол и задремала.
Кто-то тихо прокрался в темноте, нащупал Зою и горячо зашептал над ухом:
— Пойдем, Зоечка, спать.
Зоя узнала Сорокин шопот, оттолкнула ее и заплакала злыми слезами.
— Никуда я не пойду!
Сорока обняла Зою крепко-крепко. Гладила по взъерошенным волосам и впотьмах поцеловала в мокрый нос.
— Давай дружить, Зоя. Я тебе дам зеркальце. Хочешь? Или балеринку.
Зоя тяжело всхлипывала, размазывая слезы. Они долго сидели в темной столовой, а потом, обнявшись, поднялись в спальню.