Обнявшись втроем, Сорока, Эмма и Мартышка громко хохотали и толкали друг друга в сугробы. Они снова стали неразлучны. Вечером на прогулке к Зое подбежала Мартышка, молча сунула ей записку и убежала к девочкам. Зоя подошла к фонарю, развернула записку и прочла:
«Зоя! Катя Сорокина с тобой дружить не будет, потому что ты очень много командываешь, говоришь: очень нужна мне Сорока, и еще ты очень много воображаешь. Прошу не командовать. Атдай Катину ленту, а если не адашь, то мы не будем никогда с тобой водитца. Ну, Зойка, дружба прекращается навсегда. Эмма, Катя и Мартышка».
Зоя вспыхнула, разорвала каракули на мелкие клочки и втоптала их глубоко в снег. «Это все Эмка! — с ненавистью подумала Зоя, и горячие слезы подступили к глазам. — Не хочет, чтоб Катя со мной дружила».
Обиженная, она бесцельно бродила вокруг изолятора. В окно второго этажа было видно, как девочки побежали наверх, в спальню. «Наверное, от тети Тиши прячутся», подумала Зоя. И правда, вслед за ними по лестнице поднялась тетя Тиша.
Многие ребята из третьего «А» теперь упорно не хотели гулять. Тетя Тиша вытаскивала их из-под кроватей, из-под лестниц; они убегали, прятались, и снова она охотилась за ними.
А на улице крепкий декабрьский морозец пощипывал нос. Снег скрипел под ногами.
На черном небе загорались крупные дрожащие звезды. Переливаясь голубым огнем, сияла Венера.
Тетя Тиша, замученная и расстроенная, вышла на прогулку. Все, кто не катался на катке, окружили тетю Тишу.
— Ольга Юрьевна, расскажите нам про звезды.
— Вон эта какая звезда?
— Да я близорука, ребята, не вижу.
— А вы очки наденьте, Ольга Юрьевна.
Тетя Тиша не любит очки. Она долго роется в карманах, медленно протирает стекла и долго осматривает небо.
— Вот эта — Венера, а эта, красноватая — Марс.
— Ну вот, Подколза, а ты спорил, что это Меркурий.
— Лучше всех Венера.
— А почему эта звезда мигает, а вот эта нет?
— Ольга Юрьевна! А как звезды сделались?
— А почему вот эти, вон, вон, мигают?
Ребята хотели знать все. Какое расстояние от земли до луны, можно ли жить на звездах? И почему около луны бывает круг?
Тетя Тиша рассказывала монотонным голосом, а ребята жадной толпой облепили ее со всех сторон, смотрели ей в рот и на небо и, запинаясь на ходу, старались не пропустить ни одного слова, потому что слушать про небо очень интересно.
Ребята заслушались. Сорока рассеянно взяла под руку Лермана, а он даже не заметил. Так и гуляли по темной аллее.
А когда вышли на освещенное место, Подколзин, который пятился задом, вдруг взглянул на Лермана, схватился за живот и залился визгливым смехом.
— Ой, не могу! — закричал он. — Ой, не могу, робюшки!
— Да чего ты, Подколза?
— Что это он? — спрашивали ребята.
Смеялся он так заразительно, что, глядя на него, захохотали все и даже тетя Тиша.
А Подколзин, весь красный, держался за живот, трясся, задыхался.
— Лермашка-то… — простонал он сквозь слезы и махнул рукой на Лермана, — Лермашка-то… ой, не могу!.. Под ручку гуляет!
И тут все увидели, что Сорока держит под ручку Лермана. Ребята кричали, падали, катались в снегу от смеха. Лерман, красный и злой, выдернул руку и крикнул:
— Ты! Сумафеччая дура! — Больше он ничего не мог сказать от злости.
— Да ну тебя! — рассердилась Сорока. — Я думала, что это Эмма.
Нахохотались до усталости.
В круг ворвался вихрем санитар Рябов, завертелся и заплясал, выкрикивая радостным голосом:
— Что я знаю, что я знаю!
— Что, что, Рябчик?
— Сегодня перед ужином баня, а завтра — ой! — а завтра нас в школу, потому что у Печеньки просто грипп!
— Урра! — громко крикнули ребята и заплясали «дикий танец радости». — Молодец Печенька! Ай да Печенька!
Долго в этот вечер в спальнях не затихал взволнованный шопот. Одна Зоя не принимала участия в общей радости и только с нежностью подумала о Мике: «Наверное, вырос, маленький мой».
Утром, наскоро позавтракав, третий «А» вместе с Марьей Павловной веселой, шумной толпой двинулся в школу, покидая ненавистную ссылку. В пустой раздевалке их никто не встретил.
— Марь-Пална! Ведь уроков нет, каникулы, где же все? — в недоумении спрашивали они.
— Не знаю, не знаю, — отвечала Марья Павловна.
Но только они разделись и ступили в широкий коридор, как распахнулись двери зала, оглушительно грянул шумовой оркестр, все классы, выстроенные рядами, крикнули, громовое «ура» и кинулись к своим приятелям. Гремели ложки, стучали барабаны, звенели трензеля, пел рояль, и под этот шум обнимались, плясали и кружили друг друга встретившиеся товарищи.
Тетя Соня и Марья Павловна поглядели друг на друга, отвернулись и стали сморкаться. Ребята из третьего «А» обнимали всех, кто стоял на дороге: педагогов, столовщиц, нянечек. Задушили объятиями тетю Олечку. Но тут зазвенел звонок.
— Кино, кино!
Няни уже задергивали окна черным сукном.
Когда началось кино, Зоя выскользнула в темноте и помчалась в дежурку. Закусив губу, она стояла перед дверью, не решаясь открыть. Нахмурившись, она толкнула дверь. Щит стоял на месте. Огромный здоровый зуб сиял ослепительной белизной, а рядом торчал испорченный гнилушка. Тут же был нарисован большой разинутый рот с белыми крепкими зубами, потому что его хозяин всегда чистит зубы.
— Ты почему не в кино? — спросила Феня.
Зоя, радостно подпрыгивая, умчалась в зал.
Вечером она побежала к Мику. Он потолстел и еще больше распушился. Настоящий кубарик. Всю прогулку она таскала его за пазухой, а он тоненько мурлыкал, как совсем настоящий кот.