Учителя

Гимназия — целая полоса в десять длинных лет жизни. И на гимназических годах Антона Чехова следует остановиться.

В чеховском рассказе «Человек в футляре» Иван Иванович отзывается о гимназии, в которой он учительствует, так: «Это не храм науки, а управа благочиния, где кислятиной воняет, как в полицейской будке».

Конечно, управой благочиния могла быть та гимназия, о которой ее официальный историк П. И. Филевский в своих очерках «Из прошлого Таганрогской гимназии», с похвалой отзываясь о директоре Рейтлингере, говорит, что этот «человек общественный, обходительный» установил добрые отношения преподавателей между собой, что дало им возможность «вместо доносов, устраивать литературные, вокальные и музыкальные вечера и другие собрания для дела и развлечения». Но ведь очевидно не сразу исчезли доносы в качестве любимого занятия преподавателей, и сколько, спрашивается, нужно было организовать «вокальных и музыкальных вечеров» для полного их изгнания из гимназического обихода?

Эдмунд Рудольфович Рейтлингер считал себя знатоком латинского языка. Но он преподавал не только латынь, но в старших классах читал о Великой французской революции, причем ее оценку давал на основе трудов сподвижника Каткова — Леонтьева. Что же касается латыни, то он любил щеголять некоторыми цитатами и поговорками. Человек он был добродушный, незлобивый. Весь еще в патриархальных традициях. Приближается, например, день его именин. И идут в классах подписки — сбор денег на торт директору. Наконец, наступает высокоторжественный день. Гимназисты несут гору тортов и пирогов прямо на квартиру господина директора. К двенадцати часам вся гимназия собирается на площадке и на лестнице перед его квартирой. Появляется именинник. Несется громоподобное «ура». Объявляется конец занятий по случаю «такого дня». Общее ликование. Через несколько дней назначается шоколад, на который приглашаются — в порядке очереди — гимназисты, подносившие пироги и торты.

Он любил читать наставления, проповедывать истинны, укладывающиеся в выразительные формулы. Совсем как «наш директор», о котором вспоминает Кулыгин в чеховских «Трех сестрах». «Наш директор говорит, — главное во всякой жизни — это ее форма. Что теряет свою форму, то кончается — и в нашей обыденной жизни то же самое».

А вот красочный эпизод и с Рейтлингером, который, конечно, вспомнился Чехову, когда он писал своих «Трех сестер». «Прибыв в 1873 году в гимназию и встретив учеников старших классов в довольно непринужденном виде, он отрекомендовался, заметил, что у них длинные волосы, усы не сбриты и мундиры расстегнуты, и сказал: «Гимназисты с первого взгляда должны обращать на себя внимание привлекательностью, строгостью своей внешности. Мне неприятно в молодом человеке щегольство, но неряшливость и растрепанность еще более противны, а потому, чтобы сохранить середину, вы должны быть приличны. Я вас уверяю, это имеет большее значение, чем вы думаете».

Ну, конечно, «что теряет свою форму, то кончается!»

Об этом же Рейтлингере вспоминает и школьный товарищ Чехова — В. Г. Тан-Богораз (Тан-Богораз Владимир Германович (род. в 1854 г.). Писатель, этнограф, исследователь Севера. Автор «Колымских», «Чукотских», «Американских» рассказов, очерков «В тундре», о «Духоборцах в Канаде» и др. Учился в той же таганрогской гимназии, что и А. П. Чехов. Его статьей «На родине Чехова» («Современный мир» 1910, кн. I, также «Чеховский юбилейный сборник», М. 1910) мы пользуемся в главе о таганрогской гимназии и учителях Чехова): «Эдмунд Рудольфович Рейтлингер, немец из истинно-русских, строго консервативных взглядов. В 1876 году он получил чин действительного статского советника. После этого с ним стало легче ладить. Стоило только в трудную минуту ловко ввернуть: «Ваше превосходительство».

Рейтлингер относился, надо заметить, чрезвычайно внимательно к Антону Чехову, а его брат Александр, учеником последних классов, жил у директора на квартире.

Среди педагогов Таганрогской гимназии колоритную фигуру представлял инспектор Дьяконов. Строгий службист, строгий к самому себе и другим людям. Молодых учителей поучал и даже распекал с большей смелостью, чем директор. Очень не любил молодых либералов. Из его изречений можно было бы составить огромный кодекс морали. Каждый его поступок, самый ординарный, каждое его слово было согласно выработанному им правилу, которым он руководствовался и которому не изменял. Он всегда говорил поучениями и наставлениями: «Коль скоро вы не в силах создать нового, не разрушайте старого». «Прежде узнайте жизнь, а потом отрицайте устои, а то узнаете, да поздно». Или: «Коль скоро копейка общественная, она должна быть на счету». Эти изречения пародированы Чеховым в рассказе «Учитель словесности»: преподаватель географии Ипполит Ипполитыч изрекает здесь такие истины: «Волга впадает в Каспийское море». «Лошади кушают овес и сено». «Спать в одежде не гигиенично» и т. д.

В похвалу Дьяконову сказано у историка гимназии Филевского, что он ни одного доноса не написал, хотя, занимая должность инспектора, мог сделать это легче, чем кто-нибудь. Был он человеком с хорошими средствами, избирался гласным городской думы и отличался большой придирчивостью, контролируя действия управы. Состоял Дьяконов и старшиной клуба. На этом поприще у него произошел инцидент, чрезвычайно выразительный для нравов провинциального города. «Во время балов в дамскую уборную ставилось много пудры, булавок, шпилек, мыла и других мелочей для дамского туалета и все это в изобилии. Случилось так, что во время одного бала дежурным старшиной был Дьяконов. Он подсчитал, сколько, примерно, бывает на балах дам, и отпустил на это высчитанное количество парфюмерии, приказав прислуге, чтобы все остатки были ему сданы, и чтобы не позволяли дамам забирать с собой домой шпильки, булавки и прочее». Это вызвало целую революцию: «дамы подняли протест и правление клуба уже старалось устраивать так, чтобы дежурство Дьяконова не падало на вечера с танцами».

Дьяконов завещал свои дома под начальные училища, а капитал — в размере семидесяти тысяч рублей — на ежегодную выдачу пособий учителям школ.

А вот в галерее портретов чеховских учителей — чудак из дореформенного поколения педагогов — Иван Федорович Крамсаков, о котором часто вспоминает в письмах А. П. Чехов. Личность вполне архаическая. Его лексикон состоял из эпитетов — дурак, осел, скотина. Он преподавал географию, а в младших классах арифметику. Арифметике обучал он так: ученики вызывались к доске решать задачи в порядке алфавита, а задачи шли по одному и тому же учебнику, в порядке нумерации, и каждый ученик, зная, какая задача ему придется, был уже заранее готов к ответу. Крамсаков был чем-то похож на китайца и прозвище у него было «китайский мандарин».

Чудак за чудаком! Вот Павел Иванович Вуков — классный наставник Таганрогской гимназии, прослуживший в ней пятьдесят лет и переживший А. П. Чехова. У него были две слабости, которыми умело пользовались ученики: считал себя неотразимым покорителем дамских сердец и любил «к былям небылицы без счета прилыгать». Его часто можно было видеть гуляющим в коридорах гимназии, окруженным толпою гимназистов, с которыми он делился своими «победами». Он очень хорошо сохранил в памяти образ юного Чехова и рассказывал, что не раз приходилось ему отбирать у Антоши какие-то тетрадки, которые он читал вслух, вызывая хохот всего класса.

— Ну, и отберешь такую тетрадку, принесешь ее в классную — и там смеются.

Но что было в этих тетрадках — Вуков не помнит.

Директор Рейтлингер боролся с доносами, но смотрел сквозь пальцы на взяточничество, а оно несомненно существовало среди учителей. Правда, оно было прикрыто одним, казалось бы, вполне безобидным обычаем — принимать в качестве жильцов к себе на квартиру неуспевающих учеников. Квартирант понимал, в чем дело. Комната обходилась ему довольно дорого, а экзамен сходил совсем легко. Таков был преподаватель греческого языка — Зико — великий знаток классиков, острослов и шутник. С учениками держался по-приятельски: то хлопнет журналом ниже спины, то ладонью по животу и тут же съострит. На улице подкрадется к ученику с палкой и вышибет ранец, а сам пройдет мимо, как будто ничего не случилось. Нажив хорошие деньги, он уехал к себе на родину.

Выделяется в этом пестром мирке «людей в футлярах» преподаватель латинского и греческого языка В. Д. Старов. Он пользовался большой любовью учеников старших классов и со многими был в чисто дружеских отношениях. Старов пережил тяжелую личную драму. Он женился на падчерице учителя русского языка Мальцева — Ариадне Черец, очень красивой девушке. Удовлетворяя капризы «Рурочки», не считавшейся с материальным положением мужа, впал он в долги, потом запил с горя. Жена его бросила. Переведенный в другой город, Старов спился и умер в больнице. Судьба «Рурочки» (чертами которой воспользовался А. П. Чехов в рассказе «Ариадна») была несколько необычной в условиях тогдашнего быта. Разорив и бросив Старова, она пошла на сцену, увлеченная известным актером Н. Н. Соловцовым, и стала впоследствии опереточной антрепренершей Дагмаровой.

Личность Старова была, видимо, чрезвычайно симпатична Чехову и несомненно кое-какими подробностями его биографии он воспользовался для своего «Учителя словесности».

В заключение о протоиерее Ф. Покровском — законоучителе Таганрогской гимназии. Ему Чехов обязан происхождением псевдонима — «Антоша Чехонте»: Покровский не иначе вызывал Чехова, как «Че-хон-те». Это была его выдумка — он любил давать ученикам смешные прозвища. Отец Покровский был большой практик, дипломат, политик и ловкий человек. Он был скептик и в его «правоверии» легко можно было усумниться. Выписывал — единственный среди преподавателей — самый радикальный журнал эпохи — «Отечественные записки», любил на уроках пофилософствовать и охотно рассуждал о Гете, Пушкине, Лермонтове. Он оставался равнодушным, если ученик плел вздор по его предмету, но искренне возмущался, когда на вопрос — читал ли ученик Шекспира, получал отрицательный ответ. Он хорошо знал Антона и его братьев и был постоянным гостем у Митрофана Егоровича Чехова.

Чехов, уже будучи писателем, не прерывал с ним отношений. Протоиерей Покровский оказался поклонником А. П. Чехова и просил своего бывшего ученика высылать ему его книги. А. П. Чехов выхлопотал Покровскому болгарский орден, чего очень добивался либеральный протоиерей. И в то же время Чехов в одном из своих писем к Д. В. Григоровичу, в котором он рассказывает о своих ощущениях во сне, говорит, что каждый раз, когда ему во сне холодно, он видит неприятных ему людей и среди них почтенного священника, который однажды оскорбил его мать. А это и был о. Покровский, который, встретившись с матерью Чехова, Евгенией Яковлевной, неожиданно заявил, что из ее детей толка не выйдет — «разве что из старшего — Александра». Болезненно пережила это предсказание чадолюбивая Евгения Яковлевна!