I
Прошел один день.
Комната в доме Сухова. Обстановка безукоризненная. Ни один предмет не оскорбляет строгого вкуса, но кажется, что и любимых предметов здесь нет. Ничего индивидуального, особенного, обличающего пристрастие к чему-нибудь. Как будто хозяева этого дома живут здесь только временно, правда, тратя большие деньги на обстановку и на приличный образ жизни, но совсем не заботясь о завтрашнем дне. И потому многие предметы кажутся не употребляемыми, поставленными только потому, что так принято и красиво.
Катя одна. Стоит посреди комнаты, словно ждет чего-то. Потом медленно и спокойно идет к столу, садится и раскрывает книгу.
Рогачева (осторожно входит и вкрадчиво говорит). Катя, ты одна?
Катя. Как видишь, мама, одна. (Закрывает книгу.)
Рогачева. Ну вот и превосходно. Катя, я должна поговорить с тобою серьезно. Надеюсь, ты выслушаешь меня внимательно.
Катя. Мама, этот разговор, может быть, не так уж необходим.
Рогачева. Нет, Катя, это очень важно.
Катя (говорит со скучающим видом). Я слушаю, мама.
Рогачева. Катя, опомнись, пожалей себя! Что ты делаешь?
Катя (принужденно улыбается и говорит). Что же я особенного делаю?
Рогачева. Твое поведение занимает весь город.
Катя. Весь город всегда занимается чужими делами.
Рогачева. Только Владимир Павлович еще ничего не знает. Но каково ему будет узнать это! Ведь это же скандал!
Катя. Ах, мама! Что ты называешь скандалом?
Рогачева. Ты каждый день бываешь у Михаила Алексеевича. Наконец, уж ни для кого не секрет, что ты им увлечена. Только бедный Владимир Павлович ни о чем не догадывается. Он так доверчив!
Катя. Он узнает.
Рогачева. Подумай, Катя, ведь ты замужем, ты — мать. Твой муж занимает такое положение в обществе…
Катя. На что мне это положение?
Рогачева (не слушая, продолжает.) …При положении твоего мужа, если ты не порвешь с Михаилом немедленно, ведь это же будет скандал на весь свет!
Катя (отвечает равнодушно). Пусть говорят, что хотят, мне-то что!
Рогачева. Катя, неужели тебе не жаль бедного Владимира Павловича?
Катя. Мама, ведь вы все знали, что я люблю Михаила. Вам захотелось очень, чтобы я вышла за Владимира Павловича. Вот, я сделала по-вашему. Но я и его не обманывала. Я тогда же сказала ему, что уйду от него, когда захочу.
Рогачева. Но вы с ним так хорошо жили! Все думали, что ты любишь своего мужа.
Катя. За что ж мне было его ненавидеть? Но любить! Нет, я его не любила, никогда не любила.
Рогачева. Ты была с ним так ласкова!
Катя (говорит с досадою и раздражением). Да, да, была. О темная страстность, какою дорогою ценой мы за нее расплачиваемся! Но это наконец пора кончить.
Рогачева. А твои дети, Катя! Подумай о твоих несчастных детях. Неужели тебе их не жаль?
Катя. Несчастные! Чем они несчастны, эти маленькие? Вздор какой! Я уйду из этого дома к Михаилу. Уж не могу я больше терпеть этого притворства.
Рогачева (восклицает с пафосом). Катя, ты этого не сделаешь! Нет, не сделаешь! Я этого не допущу! Пока я жива, ты этого не сделаешь!
Катя. Милая мама, как можешь ты мне в этом помешать?
Рогачева (говорит повышенным голосом, делая забавно-торжественные жесты). Я лягу перед тобою на пороге этого дома, и только через мой труп ты уйдешь отсюда!
II
Крадущеюся походкою входит бонна. Она высокая, костлявая, сухая девица лет тридцати, из обруселых немок, «вполне приличная», как говорится в газетных объявлениях. Лицо у бонны длинное, сухое, желтое, постное, но сладкое. Глаза рыбьи, с застывшим выражением тупого любопытства. Уши торчат. Нос длинный и острый. Светлые, жиденькие волосы причесаны гладко. На плоском лбу совершенно явственно написано: сплетница. И даже все боннино платье шумит сплетнею.
Рогачева вздрагивает и застывает в неловко-торжественной позе.
Бонна (говорит кисло-сладким голосом). Извините, пожалуйста, Екатерина Константиновна.
Катя (спрашивает досадливо). Что такое? Что вам надо?
Бонна. Простите, Екатерина Константиновна, я думала, вы одни. Я хотела насчет Павлушиных башмаков. Но это не к спеху. Извините. (Уходит.)
Катя. Эта дура за мною подсматривает и подслушивает.
Рогачева. Женщина в твоем положении должна вести себя так, чтобы за нею нечего было подсмотреть и подслушать. (Она сбита с высокого тона и переходит на слезливый.) Катя, хоть родителей своих пожалей, меня и своего бедного отца.
Катя (смеясь и плача, обнимает мать и говорит ей укоризненно и нежно). Милая мама, смешная моя старушка, скучно мне говорить.
Рогачева (говорит слезливо). Владимир Павлович так много для нас сделал!
Катя быстро уходит. На пороге встречается с Суховым, но не останавливается.
III
Сухов очень располнел. Имеет вид любезного, деятельного, счастливого и самодовольного человека. Любит выражаться красноречиво и кругло, — думает, что искусство произносить речи скоро может ему пригодиться. Иногда он даже увлекается своим красноречием. На службе он поставлен очень хорошо, и его всегда имеют в виду, когда думают о замещении какой-нибудь высшей должности. Он по-прежнему совершенно уверен во всем своем — в своем положении, в своем богатстве, в своей жене. Когда ему осторожно намекают на ухаживания Михаила за Катею, он не обращает на это внимания. И только в последние дни начинает смутно беспокоиться.
Сухов (говорит, останавливаясь на пороге). Катя, куда ты? У меня Михаил Алексеевич… Ушла. (Входит и спрашивает Рогачеву.) Что это с нею, Клавдия Григорьевна?
Рогачева (отвечает тихо, с таинственным видом). Владимир Павлович, вы не находите, что Михаил Алексеевич слишком зачастил? (Уходит за Катею.)
Сухов (говорит, растерянно разводя руками). Да? Вы думаете? Разве…
IV
Входит Михаил.
Сухов. Михаил Алексеевич, отчего вы не купите автомобиля?
У Сухова на лице растерянность и недоумение. Но скоро он овладевает собою и опять берет спокойный и любезный тон.
Михаил. Нет, я не люблю автомобилей. Вообще не люблю ничего автоматического.
Сухов. А вот граммофон — очень хорошо.
Михаил. Нет, не нахожу, Владимир Павлович. Механизм вместо живого голоса — это очень нехорошо. Мертвое подобие жизни, безжизненное повторение одного и того же.
Сухов. Я думал, что вы, как инженер, наоборот, все это любите.
Михаил. Я люблю только рабочие машины.
Сухов. Я слышал, вас, Михаил Алексеевич, можно поздравить с назначением?
Михаил. Это еще не совсем решено.
Сухов. Толкуйте! Напрасно вы так скромничаете. Я очень рад за вас. Разопьем шампанского.
Михаил. Я хочу сказать, что у меня совсем нет желания взять это место. Вернее, что я откажусь.
Сухов (спрашивает с легкою насмешкою). По принципу?
Михаил (отвечает спокойно). У меня так много дела. Не стоит мне брать на себя занятия административные. Мне канцелярская деятельность не по вкусу. Я только люблю строить.
Сухов (смотрит на него, снисходительно усмехаясь, и говорит). Право, позавидуешь вам, Михаил Алексеевич. Все у вас еще впереди, и в то же время вы на вершине силы. Все возможности открыты перед вами.
Михаил (рассеянно). А вы, Владимир Павлович?
Сухов. А я? Что ж, я счастлив. Но моя жизнь уже сделана, уже я собираю осенние плоды, мирно и успокоенно, и почти механически подвигаюсь вперед.
Михаил. И этим вы счастливы?
Сухов. Да. Я счастлив так, что даже побаиваться начинаю.
Михаил. Чего же вам бояться?
Сухов. Как Поликрат, я бы перстень выбросил судьбе в жадную пасть моря, да боюсь, отдаст, вернет. Но я утешен тем, что со мною рука об руку идет верная подруга жизни. Пора и вам избрать себе жену по сердцу.
Михаил (отвечает, загадочно улыбаясь). Мой выбор уже сделан.
Сухов. Лилит? Мы как-то несерьезно смотрим на эту связь. Она к вам не подходит. Вы — человек живого дела и трезвого ума, она — экзальтированная мечтательница. Все равно, рано или поздно вам придется с нею расстаться.
Михаил. Так вы советуете мне теперь же оставить Лилит?
Сухов. Она слишком странная. Она молчит, когда надо что-нибудь сказать, или говорит что-то непонятное. Когда все вокруг нее смеются, она даже не улыбнется. Это хорошо было в детские годы, а теперь дико очень.
Михаил. Теперь она не рисует карикатур.
Сухов. Да, но ведь я не потому.
Михаил. А если я все еще люблю Екатерину Константиновну?
Сухов (смеется и говорит). А вы, Михаил Алексеевич, еще не забыли этой юношеской истории?
Михаил. Иногда мы все возвращаемся к прежним годам и вспоминаем. Верное же сердце и не забывает первой любви. Я не забыл. (Встает, протягивает руку Сухову и говорит.) Теперь мне пора. Прощайте, Владимир Павлович.
Сухов. Вы очень торопитесь, Михаил Алексеевич. Посидели бы. Катя сейчас выйдет.
Михаил. Простите, не могу. Мой привет Екатерине Константиновне.
Сухов. Буду рад навестить вас на днях.
Михаил уходит. Сухов провожает его.
V
Катя возвращается. Прислушивается к их голосам. Стоит неподвижная посредине комнаты, и опять только бледность лица и движение рук выдают ее волнение.
Входит Сухов и говорит ей улыбаясь:
— Загордился наш строитель Сольнес.
Катя (вспыхивая, говорит с неожиданною страстностью). Ему есть чем гордиться!
Сухов (внимательно смотрит на нее и говорит). Я не понимаю, Катя, ты стала какою-то нервною и беспокойною.
Катя. Да? Ты находишь? (Она говорит это очень рассеянно, и кажется, что она думает о чем-то другом, что не выходит у нее из головы.)
Сухов. Меня это беспокоит очень, Катя. Может быть, тебе сегодня…
Он хочет сказать: нездоровится, но Катя нервно перебивает его и говорит быстро и сухо:
— Чем же ты недоволен? Чего я не сделала? Я родила тебе мальчика и девочку. Я продолжила твой род.
Сухов. Катя, отчего ты говоришь со мной так холодно?
Катя (старается подавить свое волнение и принужденно-спокойным голосом говорит). Так холодно? Нет, я этого не хотела. Я не хотела сказать тебе неприятное.
Сухов. Не хотела, конечно. Я тебе верю. А остальное, — я знаю, что моя славная, милая женушка любит пофилософствовать. Но это не мешает ей быть превосходною хозяйкою.
Катя. Конечно, я это и хотела сказать.
Сухов. Ты — моя милая, славная женка. (Он подходит к ней и хочет поцеловать ее руку.)
Катя (быстро отходит от него и говорит решительно). Все это кончилось, и я напоминаю тебе наш: договор, тогда, перед свадьбою.
Сухов (останавливается ошеломленный посредине комнаты и говорит). Что ты говоришь, Катя?
Катя. Я была тебе верною женою. Теперь довольно с меня. Я люблю Михаила и ухожу к нему.
Сухов. Катя, Катя, что же ты со мною делаешь?
Катя. Я тебя не люблю. Как же я могу жить с тобою?
Сухов. А эти восемь лет? Ведь ты же меня любила?
Катя. Что же я в этом понимаю? Что я могла понять?
Сухов. Кажется, непонятного мало.
Катя. Как слепая бабочка… Ах, да я же вам говорила, что не люблю вас.
Сухов. Катя, мне больно.
Катя. Зачем же вы меня брали? Я вас не обманывала.
Сухов. Я думал, что это было только детское увлечение. Я думал, что с годами это пройдет.
Катя. «Любовь одна, как смерть одна».
Сухов. Притом же он сошелся с другою.
Катя. Он любит только меня.
Сухов (спрашивает гневно). А эта несчастная дурочка Лилит была для вас только ширмою?
Катя. Удел слабых — обманывать и таиться. У каждого есть своя пора слабости и своя пора силы.
Сухов. Так внезапно… Я совсем подавлен всем этим, что ты мне сказала.
Катя. Ты знал, что я тебя не люблю. Я не скрывала.
Сухов. Ты — подлая. Ты ограбила мою душу!
Катя. Ты сам этого захотел. Я тебе говорила…
Сухов. Долгие годы ты играла комедию. Подлая, подлая! Ты взяла у меня все, а когда твой любовник разбогател, ты идешь к нему. Подлая, подлая!
Катя. Ты дал мне слово, что отпустишь меня.
Сухов. Я так верил в тебя!
Катя. Вернее, в себя. В свою силу, в свою власть. Верил во власть традиционных слов и понятий.
Сухов. Я верил в тебя, потому что восемь лет подряд ты обманывала меня. Так искусно ты притворялась любящею женою! Какая низость!
Катя. Ты прав, я виновата, — пусть так, но ведь это же ровно ничего не меняет в нашем положении.
Сухов. Где же у вас правда, где совесть? Где ваши принципы?
Катя. Не ты ли сам любил повторять: кто силен, тот и прав? О какой же правде теперь ты говоришь? Не ты ли сам смеялся над принципами Чернецовых? О каких же принципах теперь ты заботишься? Ты пожинаешь то, что сеял.
Сухов. Как злобно, как язвительно говоришь ты со мною!
Катя. Прости. Нет, я не хочу говорить злые слова. Но я должна от тебя уйти. Прощай. (Уходит.)
Конец четвертого действия.