В то же мгновение Елена шевельнулась, открыла глаза, поднялась с кресла и увидела Щенятева.
Он стоял перед ней смущенный до последней степени, с выражением вора, застигнутого на месте преступления. Он не смел сомневаться в ожидавшем его счастье, но и боялся ему верить, и в то же время его наполняло неясное, но томительное сознание своей преступности. Если бы он поднял глаза и встретил строгий и холодный взгляд Елены, он ни за что не решился бы произнести ни одного слова и бежал бы от нее без оглядки, не ожидая действия чар великого Копта…
Но когда он робко, с усилием поднял глаза, перед ним блеснул не строгий, не холодный взгляд, а взгляд, полный ласки и нежности. Никогда еще Елена не была так обольстительно хороша. Любовь озарила все лицо ее особенным очарованием…
Он был так безумно влюблен в эту женщину, он жил ею, она одна наполняла все его сны, все его грезы. Он ждал этого мгновения как высочайшего блаженства, представлял себе это прелестное лицо, озаренное нежной, вызванной им улыбкой, – и замирал от восторга, готов был отдать всю жизнь за одну минуту счастья…
И вот она глядит на него с лаской и любовью! Пришла блаженная, так долго, мучительно, страстно жданная минута… Она его любит!.. Он бросится перед нею на колени, он покроет ее руки безумными поцелуями, он умрет от блаженства и страсти…
А между тем он не смел шевельнуться: панический страх оковал его и пересилил его радость. Не он кинулся к ее ногам, а она быстро подошла к нему и взяла его руку. Ее глубокие, подернутые страстной влагой глаза нежно глядели, но возбуждали в нем не блаженство, а леденящий ужас. Ему казалось, что перед ним не Елена, а непонятное, неземное существо, одно из тех терзающих душу существ, вызванных графом Фениксом тогда, во время страшного вечера у Сомонова…
«Разве это она? Разве она может быть такою, так глядеть, так улыбаться?»
Что-то непонятное возмущалось в нем и не верило, не могло верить такой внезапной перемене.
А Елена не выпускала его руки. Она шептала:
– Князь, как давно это было, когда здесь, в этой комнате, вы говорили мне, что меня любите!.. С тех пор вы молчали… отчего?
– Ведь вы запретили мне… я не смел! – безбожно шепелявя и дрожа, как в лихорадке, произнес он.
– Простите меня и забудьте… теперь говорите мне, говорите, что меня любите… пойдем вот сюда… это мой любимый уютный диванчик… сюда, садитесь рядом со мною…
Она увлекала его за собою. Его длинная фигура как-то неуклюже и деревянно упала на мягкие подушки низенького диванчика. Он был особенно смешон и некрасив в эту минуту, с высоко поднятыми коленями худых ног, с ужасом на побледневшем лице, на котором только один маленький круглый нос не изменил своего обычного цвета и краснел, подобно яркой пуговице. Но Елена не видела его комичного безобразия – она с восторгом на него глядела, и в тишине комнаты раздавался ее мелодический шепот:
– Скажите же мне, что по-прежнему меня любите, что не изменились ко мне!..
И он отвечал все с тем же ужасом, будто делая самое мучительное, вынужденное признание:
– Я люблю вас…
– И я люблю вас, мой дорогой, мой верный друг! Слышите, я люблю вас!.. Что с вами?.. Да говорите же, говорите! Вы меня мучаете!..
– Я люблю вас… я люблю… вас! – бессмысленно повторял он.
Она крепко сжала его руки.
– О! Повторите, повторите еще!
Но вдруг она замолчала, будто припоминая что-то. Брови ее сдвинулись, и на лице появилось сосредоточенное, напряженное выражение. Она, очевидно, силилась что-то припомнить – и не могла. Наконец глаза ее блеснули, на щеках вспыхнула краска, напряженное, почти мучительное выражение уступило место сияющей улыбке.
– Как мне отрадно слышать ваш чудный голос! – воскликнула она. – Друг мой, как могла я до сих пор не видеть, не заметить вашей красоты? О, как вы прекрасны!.. Никогда не в силах была я себе представить, чтобы человек мог быть так прекрасен… В картинных галереях я видела чудные изображения, созданные великими художниками; но ни одно из этих изображений не может сравниться с вами в красоте!.. Дайте же мне налюбоваться вашими чертами…
Бедный Щенятев не знал, конечно, до какой степени он смешон и дурен, но все же он не почитал себя красавцем, и его лицо, отраженное в зеркале, а особенно этот похожий на пуговицу и почему-то всегда чересчур румяный нос не могли не смущать его порою. Нежданные слова Елены звучали для него горькой обидой и насмешкой. А между тем она восхищалась им, горячо и страстно. Она любовалась им. Ему становилось все тяжелее и тяжелее, его панический страх усиливался… Все это было совсем не то, о чем он мечтал, к чему стремился…
Он закрыл глаза и силился освободиться от своих тягостных ощущений.
«Ведь это чары! – твердил он себе. – С какой же стати я боюсь? Чего боюсь?.. Она меня любит!..»
И он чувствовал ее все ближе и ближе… ее горячее дыхание уже касалось его щеки…
– Милый!.. Отчего ты так холоден?.. Или ты меня не любишь?..
Какое безумие! Ведь это ее голос ему шепчет… «Пользуйтесь каждым мгновением!» – вспоминаются слова Калиостро.
Вдруг будто электрическая искра пронзила его: тяжесть, страх, смущение, обида, неясное сознание своей преступности – все исчезло. Прежняя страсть закипела в нем. Он открыл глаза, встретился с ее манящим взором. Он охватил трепетной рукою ее стан, привлекая ее к себе… Еще миг – и губы их встретятся в долгом поцелуе блаженства, и она, гордая, целомудренная Елена, погибавшая от любви к таинственному, прекрасному человеку, всецело завладевшему ее душою, забудет все в объятиях смешного Щенятева!..
Но не дано было прозвучать этому противоестественному поцелую.
Новая, еще более внезапная перемена произошла в ощущениях Щенятева. Новый могучий ток пронизал его и парализовал его мысли, его волю. Он перестал сознавать присутствие Елены, не видел ее. Он вырвался из ее объятий и спешно направился к двери. Вот он в соседней гостиной, где несколько минут перед тем, удаленный великим Коптом, с нетерпением и тревожной ревностью ждал позволения войти и, трясясь, как в лихорадке, подсматривал у спущенной занавеси таинственные действия учителя, подслушивал, тщетно стараясь расслышать его шепот и ответный шепот Елены…
Какая-то, неизвестно откуда появившаяся мужская фигура совсем неслышно ступая по ковру, приблизилась к нему и, прежде чем можно было ее заметить и удивиться, он почувствовал на своем лбу горячую руку. Мгновенно он потерял всякое сознание окружающего, будто его взяли и окунули в какую-то новую, непостижимую стихию. Перед ним носились в хаотическом беспорядке, появлялись и пропадали бесчисленные, различные образы.
В одно мгновение он увидел со всех сторон тысячи человеческих лиц, мужских, женских, старых, молодых, детских, во всевозможных одеяниях и положениях. Он увидел в то же время тысячи неизвестных и непонятных ему существ, доходивших до божественной, умиляющей душу красоты, и до цепенящего безобразия. Бесконечность всевозможных предметов, форм и сочетаний окружала его, неслась перед ним, клубилась и терялась в сияющем, серебристо-голубом, беспредельном пространстве…
«Забудь все и никогда не вспоминай! – зазвучал над ним, как удары колокола, потрясая все его существо, властительный голос. – Забудь все, что имеет отношение к женщине, с которой у тебя нет ничего общего: ты не должен любить ее, и она тебя любить не может… Не пытайся заглядывать в те сферы, где тебе нечем дышать, где ты ослепнешь, оглохнешь – и погибнешь… Вернись к своей прежней жизни: ешь, пей, веселись, ибо ты материя, и не скоро еще настанет время для развития твоего духа… Но это время придет – и далекий голос в редкие святые минуты никогда не перестанет напоминать тебе, что придет это время… Забудь же все!..»
Щенятев бессознательно, машинально прошел ряд комнат, оделся в передней, вышел на подъезд и сел в свою карету. Только подъезжая к дому, он пришел в себя. Он не знал, где был, откуда едет… Впрочем, он и не останавливался на этой мысли. Приехав домой, он вспомнил, что завтра очень интересный маскарад у Нарышкина, прошел, сопровождаемый камердинером, в гардеробную, приказал отпереть шкафы с платьем и стал выбирать костюм для маскарада…
Между тем появившаяся в гостиной Елены фигура приблизилась к двери и остановилась… Елена была все на том же низеньком диванчике, где покинул ее Щенятев все в той же позе, в какой он ее покинул… Она будто обнимала кого-то… Но вот под взглядом, на нее устремленным, ее руки опустились, она откинулась на спинку дивана, лицо ее приняло более спокойное выражение. Темная фигура приблизилась к ней, и на нее пахнуло теплом…
«Забудь все это!» – и над нею прозвучал, подобно колоколу, властительный голос…
Ее душа рванулась навстречу этому теплу, этим звукам. Но иная сила удерживала ее, и несколько мгновений во всем существе ее происходила мучительная, жестокая борьба двух сил, двух влияний, двух воль. Это была разрушительная борьба. Елена оставалась неподвижной, но в то же время глубоко страдала. Холодный пот струился с ее лба, ее зубы были стиснуты.
Наконец вновь явившаяся сила восторжествовала. Чары Великого Копта были разрушены. Елена внимала новому приказу. Она забыла только что происшедшую возмутительную сцену, забыла Щенятева. Она открыла глаза и увидела перед собою Захарьева-Овинова.
Безумная радость охватила ее. Наконец-то он здесь, у нее, и они одни, и она читает любовь в его взгляде. Она хотела встать, но невыразимая слабость приковала ее к месту. Все ее тело было разбито. Сердце ее мучительно сжималось и горело, будто огнем палило ей грудь. Она могла только ему улыбнуться, могла только глазам сказать ему, как она его любит, как счастлива и как невыносимо страдает.