I.
У Хрепелевыхъ происходила если и не настоящая, драма, то, во всякомъ случаѣ, нѣчто крайне тяжелое и непріятное, нарушившее мирное и безукоризненное теченіе дѣлъ этого богатаго дома, всегда пользовавшагося въ свѣтѣ самой лучшей репутаціей.
Князь Валентинъ Илларіоновичъ,-- по внѣшности и манерамъ всесовершеннѣйшая, хоть и противуестественная смѣсь англійскаго лорда и утонченнаго парижскаго «вивера»,-- чувствовалъ себя совсѣмъ скверно, такъ скверно, какъ, можетъ быть, никогда еще въ жизни. Если-бы онъ былъ англійскимъ лордомъ, онъ, вѣроятно, принялъ бы какое-нибудь рѣшеніе, конечно, самое эксцентричное, исполнилъ бы его безъ всякихъ колебаній, а затѣмъ сохранилъ бы полную джентельменскую невозмутимость. Если бы въ былъ «жизнерадостнымъ» свѣтскимъ парижаниномъ,-- онъ сразу бы сообразилъ, что никакая непріятность, никакой семейный скандалъ не стоютъ быстро-бѣгущаго дня, полнаго всякими житейскими удовольствіями, а потому завилъ бы свое горе веревочкой и продолжалъ бы вкушать отъ всѣхъ плодовъ земныхъ.
Но внѣшность, манеры и даже привычки -- сами собой. Внутри же себя «dans' des fins fonds de son individualité»,-- какъ онъ о себѣ выражался, князь былъ русскимъ богатымъ бариномъ, избалованнымъ неизмѣнными удачами. Онъ смотрѣлъ на эти удачи, какъ на нѣчто должное, принадлежавшее ему по неотъемлемому праву.
Поэтому неслыханный «скандалъ» съ Nіnette на вечерѣ у Натальи Порфирьевны, отказъ графа Ильинскаго и затѣмъ побѣгъ дочери изъ дому -- привели его въ состояніе полной умственной и душевной разслабленности. Все это было ни съ чѣмъ несообразно, никакимъ образомъ, а ужъ тѣмъ болѣе съ нимъ не могло случиться, и вотъ случилось, сразу, одно за другимъ въ нѣсколько дней.
Князь ничего не понималъ. Онъ не могъ сообразить, что же ему теперь дѣлать, что дѣлаютъ другіе въ подобныхъ обстоятельствахъ. Безпомощность его увеличивалась съ каждымъ днемъ, съ каждымъ часомъ.
Князь стоялъ у камина въ своемъ кабинетѣ и, съ хронометромъ въ рукѣ, провѣрялъ каминные часы, что дѣлалъ неизмѣнно каждое утро въ одно и то же время. Онъ питалъ страсть къ часамъ и имѣлъ у себя очень интересную ихъ коллекцію.
Взглянувъ на князя, въ первую минуту никакъ нельзя было подумать, что это человѣкъ, надъ которымъ стряслась большая бѣда. Его высокая, сухощавая и мускулистая фигура держалась прямо, будто затянутая въ корсетъ.
Его пятидесятилѣтнее лицо, съ острыми чертами и нѣсколько выдвинутой впередъ нижней челюстью, украшалось тщательно расчесанными, зачесанными и приглаженными волосами. Такая прическа почти совсѣмъ скрывала лысину, а слишкомъ черный цвѣтъ волосъ легко могъ быть произведеніемъ какого-нибудь красящаго вещества. Великолѣпныя «англійскія» бакенбарды были такъ же черны и такъ же носили на себѣ слѣды опытной руки сихъ дѣлъ мастера.
Щеки отличались свѣжестью, крѣпкій подбородокъ былъ тщательно выбритъ, каріе глаза, не утратившіе еще блеска, имѣли обычное пріятное и ласковое выраженіе.
Утренній англійскій костюмъ сидѣлъ на князѣ превосходно и весьма шелъ къ нему.
Князь проснулся, какъ и всегда, съ первымъ ударомъ девяти, облился холодной водой, полчаса дѣлалъ гимнастику и упражненія съ тяжелыми гирями. Потомъ онъ съѣлъ, у себя въ спальнѣ, кусокъ кроваваго ростбифа, выпилъ стаканъ портеру и занялся туалетомъ. Ровно въ половинѣ одиннадцатаго вышелъ онъ въ кабинетъ и началъ провѣрку часовъ.
До сихъ поръ все шло по давно ужъ заведенному порядку. Послѣ провѣрки часовъ надо было подойти къ столу, пробѣжать полученныя письма, а затѣмъ сѣсть въ качалку, закурить сигару; и, наскоро проглядѣвъ русскую газету, приняться за «Times» и «Figaro». Князь подошелъ къ столу, прочелъ три-четыре неинтересныхъ полученныхъ письма, но въ качалку не сѣлъ, сигары не закурилъ, газетъ не тронулъ.
Онъ большими шагами своихъ длинныхъ ногъ измѣрялъ кабинетъ во всѣхъ направленіяхъ.
Ему пришло въ голову, что сегодня «засѣданіе». Онъ ужъ пропустилъ одно и непремѣнно слѣдовало бы поѣхать. Но онъ чувствовалъ себя не въ силахъ встрѣтиться съ людьми, которые хоть и не будутъ, разумѣется, ничего спрашивать, но непремѣнно будутъ глядѣть на него съ тайнымъ злорадствомъ. Вѣдь, люди,-- думалъ онъ не безъ нѣкотораго основанія,-- какія бы хорошія и высокія слова ни говорили, всегда какъ-то невольно рады несчастію, бѣдѣ ближняго...
Его же бѣда особенно ужасна тѣмъ, что надъ ней позволительно посмѣяться. Его дочь не умерла, она жива, она только, напилась публично пьяной, безчинствовала, а потомъ убѣжала, убѣжала ночью къ любовнику!.. Его дочь!!
Онъ поблѣднѣлъ, и глаза его потеряли свое пріятное выраженіе, расширились, показали бѣлокъ, испещренный тонкими, яркими жилками. Онъ сжалъ большіе, сильные кулаки и, кажется, появись передъ нимъ Ninette, онъ бы уложилъ ее на мѣстѣ. Но Ninette не было, и онъ, себя не помня, хватилъ кулакомъ по массивному столу съ мраморной верхней доскою.
Боль заставила его очнуться. Онъ растеръ руку и сразу почти успокоился, однако, все же продолжая нервно шагать по комнатѣ.
Онъ опять задавалъ себѣ остающійся безъ отвѣта вопросъ: какимъ это образомъ могла съ нимъ случиться подобная гадость? Все шло такъ хорошо, каждый годъ приносилъ что-нибудь пріятное, такъ или иначе подвигалъ впередъ, вверхъ. Отъ него не требовалось никогда никакихъ заботъ, хлопотъ, напряженія. Все дѣлалось само собою, мягко, незамѣтно, вытекало одно изъ другого.
Такъ было съ самаго дѣтства, проведеннаго въ обширномъ родительскомъ домѣ среди родныхъ, сверстниковъ и сверстницъ среди неутомительныхъ занятій языками и различныхъ дѣтскихъ увеселеній.
Потомъ наступили школьные годы. Сразу переходъ былъ чувствителенъ; но это скоро обошлось. Въ заведеніи было очень недурно, уроками не утомляли, экзамены не представляли особенной трудности, такъ какъ и начальство, и наставники помогали всѣми мѣрами. А на старшемъ курсѣ ученіе отошло совсѣмъ на задній планъ. Блестящая молодежь пробилась на волю и жадно вкушала отъ всякихъ запретныхъ плодовъ.
Правда, нѣсколько товарищей работали усидчиво; но это были юноши, уже сознавшіе, что имъ придется своею головой прокладывать себѣ дорогу, или честолюбцы.
Князь не чувствовалъ въ себѣ «такого» честолюбія и очень хорошо зналъ, что папа, мама, дяденьки, тетеньки и ихъ друзья, и безъ всякихъ съ его стороны усидчивыхъ занятій, доставятъ ему въ свое время все, что надо для безпечальнаго, почетнаго существованія.
Такъ оно, конечно, и случилось. Князь, по своему рожденію, родству и связямъ, принадлежалъ къ тѣмъ людямъ, блестящую карьеру которыхъ легко и подробно можно начертать въ минуту ихъ рожденія, не прибѣгая къ гороскопу. Едва сойдя со школьной скамьи, онъ получилъ уже все, чего одни добиваются десять-двѣнадцать лѣтъ и чего другіе никогда не могутъ добиться. Все это давалось не ему, а его отцу, дядямъ, теткамъ, которыхъ нельзя было обидѣть.
Въ тридцать лѣтъ, занимая очень видное и притомъ ничуть не отвѣтственное, не требующее никакихъ знаній, даже никакихъ занятій служебное положеніе и получивъ послѣ отца отличное состояніе, князь женился на красивой дѣвушкѣ изъ своего круга.
Это было счастливое супружество. Княгиня Катерина Петровна оказалась именно такой женой, о какой онъ только и могъ мечтать.
Въ первые годы они испытывали другъ къ другу значительное влеченіе, потомъ незамѣтно, мало-по-малу, охладѣли и остались навсегда друзьями. Княгиня требовала отъ мужа только того, чего онъ не могъ не дать и безъ всякихъ требованій. Ninette сказала Аникѣеву истинную правду -- ея мать любила въ жизни, охладѣвъ къ мужу, только одно: приличія.
Князь былъ тоже воплощеніемъ приличнаго свѣтскаго человѣка. Съ женой онъ былъ всегда безупреченъ, продупредителенъ и вѣжливъ до послѣдней степени. Онъ сгорѣлъ бы со стыда если-бъ она увидѣла его неодѣтымъ и непричесаннымъ. Когда они выѣзжали вмѣстѣ или принимали у себя -- на нихъ пріятно было смотрѣть.
Въ свободные часы князь посѣщалъ хорошенькую и скромную молодую особу, живущую въ отдѣланной имъ премиленькой квартирѣ. Эта особа, обыкновенно, года черезъ два-три, замѣнялась новою въ томъ же родѣ и вкусѣ, и тогда князю приходилось отдѣлывать новую квартиру. Кромѣ того онъ каждый годъ уѣзжалъ на три мѣсяца заграницу «на родину» -- какъ говорилъ онъ, подразумѣвая Парижъ и Лондонъ. Тамъ онъ велъ жизнь очень-очень веселую, настолько веселую, что возвращался каждый разъ сильно осунувшимся и какъ-то полинявшимъ.
Даже хорошенькая и скромная молодая особа смущалась такой перемѣной. Но князь увѣрялъ всѣхъ, что это дѣйствіе минеральныхъ водъ, отъ которыхъ человѣкъ въ первое время всегда худѣетъ и кажется утомленнымъ.
Онъ начиналъ вести строго регулярную жизнь, обливался холодной водою, занимался гимнастикой и всякими физическими упражненіями, ѣлъ на тощакъ почти сырой ростбифъ, и пилъ портеръ. Мѣсяца черезъ три онъ принималъ свой обычный, достаточно цвѣтущій видъ и объяснялъ:
-- Вотъ видите... c'est chaque fois la même chose: въ первое время я отъ нихъ чувствую утомленіе и худѣю, а потомъ -- приливъ силъ, здоровья, свѣжести! О, безъ моихъ минеральныхъ водъ я бы пропалъ... я живу ими!..
Не было никакого основанія не вѣрить словамъ его. Не вѣрила имъ только княгиня. Она знала очень многое, но относилась къ тому, что знала -- снисходительно. Князь былъ остороженъ, скроменъ, не нарушалъ приличій. Преслѣдовать же его упреками, поднимать цѣлыя исторіи -- она считала не только безполезнымъ и глупымъ, но прежде всего неприличнымъ.
За такіе взгляды мужъ признавалъ ее умнѣйшей женщиной, искренно уважалъ ее и, въ свою очередь, никогда не позволялъ себѣ вмѣшиваться въ ея дѣла.
Словомъ, это было самое примѣрное, счастливое супружество. Такимъ оно и считалось въ петербургскомъ «свѣтѣ».
Подросла Ninette, ей представилась приличная партія. Князь разсчитывалъ, справивъ свадьбу, ѣхать въ свой обычный отпускъ на «родину». Все шло какъ по маслу,-- и вдругъ такая бѣда! Ninette, эта милая синеглазая дѣвочка, чуть не вчера еще игравшая въ куклы, всегда такая скромная, почти ребенокъ, оказалась испорченной, безсовѣстной, развратной дѣвченкой и опозорила его передъ цѣлымъ свѣтомъ!
Да когда-жъ она поспѣла такъ испортиться и развратиться, откуда это взялось? при такомъ надзорѣ, при такой умной матери, только и думающей о приличіяхъ!
Этого понять было нельзя... это былъ какой-то бредъ...
Бѣшенство опять подступило къ сердцу князя.
«Фу! даже въ голову кровь кидается... такъ и стучитъ:» -- подумалъ онъ и сдѣлалъ нѣсколько гимнастическихъ движеній для отвлеченія крови отъ головы.