Все это случилось, какъ уже рѣшила сама Ninette, очень просто. Отправляясь къ Аникѣеву, она второпяхъ и въ волненіи забыла у себя на столѣ адресную справку. Когда княгиня узнала, что дочь въ неурочное время и, главное, одна, безъ англичанки, вышла изъ дома, поднялось, естественно, большое волненіе. Первымъ дѣломъ княгиня отправилась въ комнату дочери, и тамъ сразу ей въ глаза бросилась справка, лежавшая на столѣ.
Откуда она могла взяться? кто доставилъ? Княгиня позвала горничную; та смутилась и, въ концѣ концовъ, должна была сознаться, что, по просьбѣ барышни, ѣздила утромъ за справкой, не подозрѣвая въ этомъ ничего дурного.
Княгиня, ожидая возвращенія «этого чудовища, этой ужасной погибшей дѣвченки», дошла до припадка настоящаго бѣшенства, до истерическихъ слезъ, хохота и судорогъ. Еще въ юности княгиня страдала истеріей. Своевременное лѣченье, уходъ и спокойная, безъ всякихъ нервныхъ раздраженій, жизнь остановила развитіе болѣзни, зачатки которой оказались, однако, въ организмѣ дочери.
Когда Ninette вернулась домой, мать встрѣтила ее такой сценой, такими упреками, проклятіями и словами, какихъ бѣдная дѣвочка не только никогда не слыхала, но даже почти не понимала.
Внѣ себя и ничего не сознавая, кромѣ все разроставшейся мысли о томъ, что преступная дочь опозорила всѣхъ ихъ на вѣки, княгиня рвала на себѣ волосы, падала на полъ, билась головой о коверъ.
Ninette изо всѣхъ силъ сдерживала въ себѣ желаніе, потребность тоже упасть на полъ, кричать и биться головою. Истерическій «клубокъ» ужъ поднимался къ горлу, ужъ начиналъ душить. Она вся дрожала.
Было въ ней, однако, одно чувство, помогшее ей удержаться во-время, побѣдить и ослабить нервное напряженіе: зрѣлище припадка матери возбуждало въ ней отвращеніе. Въ этихъ крикахъ, безумныхъ движеніяхъ, въ искаженномъ лицѣ княгини заключалось столько ужаснаго, противнаго, унизительнаго и животнаго, что Ninette запретила себѣ, поклялась никогда не быть такою.
При первой возможности она выбѣжала отъ матери, заперлась у себя и рѣшила, что теперь ужъ все кончено, нельзя терять ни одного дня, нельзя больше оставаться дома.
Это рѣшеніе, смѣлое и безповоротное, оказалось въ ея душевномъ мірѣ такимъ громаднымъ событіемъ, что заслонило собою все. Ninette внезапно успокоилась, достала свой хорошенькій ручной чемоданчикъ, купленный ею прошлой весной въ Парижѣ, и уложила въ него все, что, по ея соображеніямъ, было ей необходимо на первое время. При этомъ она выказала необыкновенное искусство, такъ какъ уложила въ чемоданчикъ столько вещей, сколько въ него, казалось, никакъ не можетъ помѣститься.
Выйдя къ чаю, маленькая княжна узнала, что ея мать лежитъ у себя въ спальнѣ, а отца нѣтъ дома.
Князь вернулся около двѣнадцати отъ «своей скромной молодой особы», нѣсколько развлекшей его послѣ всѣхъ этихъ непріятностей, и прошелъ прямо къ себѣ. Скоро всѣ огни въ домѣ погасли.
Ninette спокойно одѣлась, взяла чемоданчикъ и неслышно прошла по всѣмъ комнатамъ. Она благополучно, только едва не падая подъ непосильной для ея хрупкихъ ручекъ тяжестью биткомъ набитаго чемоданчика, добралась до парадной двери. Швейцаръ не подавалъ никакихъ признаковъ жизни въ своей комнаткѣ, ключъ отъ двери оказался тутъ же, на столѣ. Княжна знала, что это не случайность, что швейцаръ всегда кладетъ ключъ на столъ.
Дверь отперта. Теперь все дѣло въ дворникѣ. Сидитъ онъ на крыльцѣ или нѣтъ?
Дворникъ сидѣлъ; но не на крыльцѣ, а подъ воротами и, закутавшись въ свой тулупъ съ головою, какъ и всѣ безъ исключенія дворники, спалъ непробудно.
Княжна, выйдя на улицу, оглядѣлась. Вотъ бѣда -- нигдѣ не видно извозчика. Ей было, очень страшно. Къ тому же, какъ она дотащитъ чемоданчикъ? Такъ стало тяжело, такъ разломило руки, что бѣдная Ninette даже заплакала тихонько, сама не замѣчая своихъ слезъ. Но вотъ издали, по застывшей отъ ночного морозца улицѣ, донесся стукъ колесъ.
О, если-бъ это былъ извозчикъ! Ближе, ближе,-- извозчикъ и есть! Онъ спросилъ полтора рубля, чтобы свезти ее на Васильевскій островъ. Онъ могъ бы спросить и десять,-- съ ней были всѣ ея капиталы, заключавшіеся въ двухстахъ рубляхъ и двухъ билетахъ внутренняго займа, на которые она могла выиграть, и даже не одинъ разъ, двѣсти тысячъ.
Она ѣхала къ Ольгѣ Травниковой.
Кто же такое была эта особа?
Въ домѣ Хрепелевыхъ, ужъ съ давнихъ поръ, такъ сказать по наслѣдству отъ ихъ родителей, проживала бѣдная дворянка Ольга Ивановна. Дочь этой Ольги Ивановны, Лидія, воспитывалась въ Николаевскомъ Сиротскомъ Институтѣ. Потомъ она вышла замужъ за маленькаго чиновника Травникова, прожила съ нимъ нѣсколько лѣтъ, овдовѣла и, наконецъ, сама умерла, оставивъ послѣ себя восьмилѣтнюю дочь Олю.
Когда княжна Нина настолько подросла, что стала сознавать окружающее,-- Ольга Ивановна была ужъ дряхлой старушкой, а внучка ея ходила въ гимназію и жила вмѣстѣ съ бабушкой, въ ея комнатѣ, куда имъ обыкновенно носили съ княжескаго стола остатки завтрака и обѣда.
Оли,-- ей шелъ тринадцатый годъ, когда маленькой княжнѣ исполнилось десять,-- въ домѣ не было ни видно, ни слышно. Она только иной разъ скользила, какъ робкая тѣнь, въ большомъ коридорѣ и при малѣйшемъ шорохѣ скрывалась за дверью комнаты Ольги Ивановны. Старая бабушка совсѣмъ истомила ее вѣчными наставленіями не надоѣдать благодѣтелямъ.
Впрочемъ по праздникамъ, когда не было званыхъ гостей, Олю призывали въ княжескія комнаты и позволяли Нинѣ, конечно, подъ присмотромъ англичанки, играть и разговаривать съ нею.
Прежде чѣмъ разрѣшить это, княгиня долго присматривалась къ Олѣ и, въ концѣ-концовъ, нашла ее достаточно приличной съ робкими, почтительными и пріятными манерами, а главное, знающей свое мѣсто. Къ тому же тутъ вдругъ пошла въ «обществѣ» мода, на русскій языкъ. Княжна въ то время говорила по-русски нѣсколько странно, и Олю звали къ ней, главнымъ образомъ, для «практики».
Дѣвочки, представительницы двухъ различныхъ міровъ, скоро сошлись. Ninette любила появленія своей скромной подруги, любила ея худенькую фигурку въ коричневомъ платьицѣ, ея круглое, нѣсколько блѣдное личико, толстую, темную косу, вѣчно чѣмъ-то изумленные каріе глазки, вздернутый носикъ и пухлыя губки.
Оля сначала дичилась маленькой княжны и какъ будто даже что-то противъ нея имѣла. Но это быстро измѣнилось. Ninette была такъ мила, такая хорошенькая, бѣленькая,-- такой ласковый, веселый котенокъ.
Прошло время. Ольга кончила гимназію, слушала педагогическіе курсы. Потомъ, около года тому назадъ, ея бабушка умерла, и она выѣхала изъ дома Хрепелевыхъ. Ninette уговаривала отца и мать оставить Ольгу, и они противъ этого ничего не имѣли; но сама молодая дѣвушка ни за что не хотѣла остаться. Она была недовольна своимъ положеніемъ въ домѣ, «возмущалась» многими взглядами княгини, не хотѣла «даромъ ѣсть чужой хлѣбъ», толковала о самостоятельности.
Бабушка передала ей передъ смертью маленькій капиталъ, приносившій въ годъ четыреста рублей, и эти деньги казались ей достаточными на первое время. Она будетъ давать уроки, будетъ «переводить въ журналахъ». Чего же больше!
-- Гдѣ же вы будете жить, Ольга?-- спросила княгиня.
-- Какъ гдѣ? Мало ли домовъ въ Петербургѣ,-- очень спокойно и просто отвѣтила Ольга, устремивъ на княгиню свои попрежнему вѣчно изумленные каріе глаза.
-- Я васъ спрашиваю: съ кѣмъ вы будете жить?
-- Какъ съ кѣмъ? Одна, а вѣрнѣе всего, съ подругой.
Княгиня разсердилась.
-- Я вовсе не шучу, моя милая, а спрашиваю васъ серьезно.
-- Боже мой, княгиня, я серьезно и отвѣчаю. Какъ же мнѣ иначе жить, вѣдь, родныхъ у меня, вы сами знаете, нѣтъ. Такъ живутъ многія изъ моихъ подругъ, и, увѣряю васъ, тутъ нѣтъ ничего дурнего.
-- Да, вѣдь, это совсѣмъ, совсѣмъ неприлично!-- въ глубокомъ негодованіи воскликнула княгиня.
-- Для людей вашего круга, съ вашей точки зрѣнія, конечно,-- храбро защищалась Ольга:-- но, вѣдь, я принадлежу къ совсѣмъ другому кругу, гдѣ понятія о томъ, что прилично, а что неприлично, совсѣмъ иныя...
-- Такъ живутъ только нигилистки... или...
Княгиня не договорила... Блѣдныя щеки Ольги вспыхнули, и ея изумленные каріе глаза загорѣлись недобрымъ огонькомъ.
-- Что-жъ дѣлать...-- прошептала она, едва удерживаясь, чтобы не сказать чего-нибудь черезчуръ рѣзкаго.
-- Какъ что-жъ дѣлать?! Кто васъ заставляетъ такъ жить? Я вамъ говорю, вы можете остаться въ комнатѣ Ольги Ивановны, она для васъ очень достаточна и прилична... только, конечно, вы не станете принимать у себя этихъ вашихъ... подругъ и знакомыхъ... которыя живутъ однѣ, невѣдомо какъ и гдѣ...
Ольга улыбнулась.
-- Я еще разъ благодарю васъ, княгиня, за вашу доброту, за все, что вы для меня сдѣлали... Конечно, бабушкина, комната вполнѣ хороша для меня, и я къ ней очень привыкла... Но лучше ужъ я поселюсь гдѣ-нибудь на чердакѣ, лишь бы чувствовать себя свободнымъ человѣкомъ... Я ужъ не маленькая.
Княгиня прищурила свои синіе глаза и посмотрѣла на дѣвушку съ явнымъ презрѣніемъ.
-- При бабушкѣ вы такъ бы не говорили!-- сказала она.-- Бѣдная Ольга Ивановна хорошо сдѣлала, что умерла, она была женщина честныхъ правилъ. Такъ вотъ къ чему привела васъ ваша гимназія и эти... ваши курсы! Мнѣ васъ очень жаль, моя милая, я вижу вы плохо кончите... Что-жъ... вы свободны... только, если вы такъ отъ насъ уходите и будете жить одна... Dieu sait comment... я не могу допустить продолженія вашего знакомства съ моей дочерью.
-- Я это знаю, княгиня,-- стискивая зубы, выговорила Ольга:-- мнѣ жалко разстаться съ княжной, я ее люблю... но... я не могу, даже не въ правѣ поступиться своею свободой и своимъ человѣческимъ достоинствомъ!
Она произнесла эти слова съ восторгомъ и осталась очень довольна собою.
Княгиня презрительно кивнула головой и, не протянувъ ей руки, вышла.