На слѣдующій день, ровно въ половинѣ двѣнадцатаго, лакей разбудилъ князя Вово. Онъ, глядя на часы, десять минутъ зѣвалъ, потягивался и разминался подъ своимъ алымъ атласнымъ стеганнымъ одѣяломъ, а затѣмъ сдѣлалъ надъ собою усиліе и спрыгнулъ съ кровати.
Просунувъ ноги въ мягкія туфли и накинувъ мохнатый купальный халатъ, онъ, какъ сумашедшій, кинулся въ сосѣднюю со спальной ванную. Здѣсь лакей уже ожидалъ его и подхватилъ на ходу сброшенный халатъ. Вово съ крикомъ, визгомъ и фырканьемъ окунулся въ холодную, душистую ванну, поплескался въ ней съ минуту -- и выскочилъ продолжая визжать и отфыркиваться.
Лакей накинулъ на него халатъ и принялся, съ почтительнымъ и серьезнымъ выраженіемъ, растирать его до-красна.
Затѣмъ послѣдовалъ, въ строгой постепенности, обрядъ умыванья, чистки зубовъ, лощенія ногтей и всякаго прихорашиванья.
Къ половинѣ перваго Вово, въ визитномъ одѣяніи, свѣжій, сіяющій, сидѣлъ въ небольшой своей столовой за завтракомъ. Онъ пробѣжалъ политическія новости въ газетѣ, просмотрѣлъ уже болѣе внимательно, перемѣщенія по службѣ и назначенія, заглянулъ въ объявленія о смертяхъ и панихидахъ -- и отбросилъ газету.
Окончивъ завтракъ, онъ перешелъ въ свой кабинетъ. Кабинетнаго и вообще мужского въ этой комнатѣ оказывалось весьма мало. Это былъ настоящій будуаръ легкомысленной, избалованной женщины. Причудливая низенькая и мягкая мебель. Всюду пришпиленные и набросанные куски старинныхъ пестрыхъ матерій и парчи. Пушистые ковры, тигровыя шкуры, душистые цвѣты въ корзинкахъ, фарфоровыя куколки, мелкія вещицы, альбомы, фотографіи пріятелей и пріятельницъ.
Вово подсѣлъ къ маленькому дамскому письменному столу, просмотрѣлъ кучу приглашеній и записочекъ, а потомъ развернулъ свой бюваръ. На болѣе чѣмъ полдюжинѣ крохотныхъ бумажекъ съ художественно сдѣланнымъ гербомъ Вово набросалъ каллиграфическимъ почеркомъ по нѣскольку привычныхъ французскихъ фразъ, заклеилъ въ конвертикъ съ такимъ же гербомъ и подавилъ пуговку звонка.
-- Вотъ, отошли,-- сказалъ онъ вошедшему лакею:-- да закладывать скорѣе и никого не принимать, скажи швейцару, а какъ Петръ подастъ карету, сейчасъ же доложи мнѣ.
Сдѣлавъ эти распоряженія, Вово быстро замелькалъ по своимъ коврамъ и тигровымъ шкурамъ, находясь, очевидно, въ необычномъ нервномъ настроеніи. Ему, дѣйствительно, приходилось рѣшать задачу, а это никакъ ужъ не входило въ его всегдашнее утреннее препровожденіе времени.
Вово нерѣдко брался исполнить чьи-нибудь порученія, даже иной разъ и довольно деликатнаго свойства, требовавшія отъ него осмотрительности и такта. Онъ всѣмъ былъ радъ услужить. Но при этомъ онъ относился къ дѣлу всегда очень спокойно и равнодушно, чужіе интересы и затрудненія не волновали его, не нарушали его внутренняго равновѣсія.
Теперь же онъ волновался,-- этотъ «Миша» не выходилъ у него изъ головы и не давалъ ему покою. Вчера, возвращаясь отъ него и даже лежа въ постели, онъ думалъ о словахъ Платона Пирожкова.
Сегодня проснулся, и опять, сразу, тѣ же мысли.
Кончилось тѣмъ, что онъ рѣшилъ побывать у Лидіи Андреевы.
Это было не особенно для него пріятно, Лидія Андреевна, со времени своего разрыва съ мужемъ и внезапнаго его отъѣзда изъ Петербурга, сдѣлала все, что можетъ только сдѣлать женщина, для того, чтобы удержать при себѣ всѣхъ его друзей и знакомыхъ. Относительно большинства, и большинства подавляющаго, ей удалось это. Но все же оказалось нѣсколько человѣкѣ, незамѣтно прекратившихъ посѣщать ее. Въ ихъ числѣ, и даже раньше другихъ, былъ князь Вово.
Съ тѣхъ поръ, изрѣдка встрѣчая Лидію Андреевну, онъ ясно видѣлъ, что она не только вычеркнула его изъ своего списка,-- а прежде онъ пользовался всѣми знаками большого ея расположенія,-- но прямо занесла его въ новый списокъ -- своихъ личныхъ враговъ. Онъ зналъ, что многіе изъ «ея друзей», поддерживающихъ съ нею постоянныя сношенія, не стѣсняются осуждать ее и подсмѣиваться надъ нею. Онъ же никогда и никому не говорилъ о ней ничего дурного.
Вся эта семейная драма оставалась ему непонятною, и онъ склоненъ былъ считать въ ней виноватымъ, главнымъ образомъ, Аникѣева. Но дѣло въ томъ, что онъ безсознательно любилъ «артиста», влекся къ нему, а Лидія Андреевна никогда не казалась ему привлекательной.
Пока закладывали лошадей, Вово нѣсколько разъ измѣнялъ свое рѣшеніе... Ѣхать сегодня и сейчасъ, чтобы застать навѣрно, ѣхать до вечерняго свиданія съ Аникѣевымъ. Можетъ быть, что-нибудь и выяснится. Потомъ являлась мысль: нѣтъ, лучше подождать; послушать что онъговорить будетъ... Однако, вѣдь, «дятелъ» сказалъ достаточно, и все ясно...
Ѣхать ужасно не хотѣлось.
Все-таки, садясь въ карету, Вово объяснилъ кучеру адресъ Лидіи Андреевны и даже прибавилъ: «пошелъ скорѣе».
Карета остановилась у большого, новаго дома на Фурштатской. Швейцаръ весьма предупредительно распахнулъ двери и на вопросъ Вово отвѣтилъ, что госпожа Аникѣева дома. По широкой отлогой лѣстницѣ, на каждой площадкѣ которой оказывалось четыре двери, Вово поднялся въ третій этажъ и прямо передъ собою увидѣлъ ярко-вычищенную мѣдную дощечку Лидіи Андреевны.
Онъ позвонилъ. Ему тотчасъ же отперла франтоватая горничная, впустила его, повѣсила его шубу въ темной передней, пригласила войти и пошла докладывать.
Вово оказался среди просторной гостиной, гдѣ все находилось на своемъ мѣстѣ, какъ всегда бываетъ въ «приличныхъ» домахъ средняго круга. Вово узналъ не мало знакомыхъ прежнихъ вещей. Вотъ и Мишинъ рояль. Но Мишинаго духа, его вкусовъ и слѣда не осталось въ этой комнатѣ... Она полна Лидіей Андреевной, она представляетъ полную противоположность тому жилищу, гдѣ вчера ночью витали призраки и слышались ихъ печальные вздохи. Здѣсь нѣтъ, да чувствуется, что и не можетъ быть никакихъ призраковъ.