Итак гольштинцы укатили в свою заморскую страну, и восемнадцатилетняя девица Елизавета задумала серьезную шутку и рисковала при этом не только своей свободой, но и своей жизнью. Приходилось вести войну против Меньшикова, а для того, чтобы окончить ее успешно, нужна была лучшая артиллерия, нужны были громадные силы. Полноправный царедворец обидел её высочество тем, что приказывал ставить её имя в придворных церемониалах и пр. по порядку за своей дочерью Марией, носившей в то время уже титул «её высочества», и это, разумеется, не могло импонировать единственной наследнице великого Петра.

Меньшиков держал Елизавету долгое время «подальше» от царя, но Елизавета сумела, несмотря на эти меры, добиться доступа к своему племяннику и племяннице Наталии и сумела даже оказать влияние на них. Вскоре после этого уже стало открытым секретом двора, что двенадцатилетний Петр о своей высоконареченной невесте и знать ничего не желал, тогда как он питал особенно нежные чувства к своей дорогой тетушке Елизавете Петровне — так сообщает нам историограф Германн.

Меньшикова этот переворот крайне озадачил, и когда он явился к своему зятьку с упреками по этому поводу, последний заявил ему, что он-де не позволит себя водить за нос и угощать оплеухами, как было с его покойным отцом.

Елизавета знала отлично, с какого конца нужно было начать, и не постыдилась даже того, чтобы растлить на себе коронованного мальчишку, хорошо зная, что став с ним на такую почву, она имела его в своих руках. Но и этого ей казалось недостаточным, — она боялась войска и поэтому нужно было заручиться и с этой стороны если не симпатией, то по крайней мере — чувством страха. Она втянула в своей кружок всевозможных офицеров — разумеется, занимались при этом и любовью, — разыскала своего прежнего возлюбленного гвардейца Шубина, и началась агитация против Меньшикова. По настоянию Елизаветы, 18-го сентября 1727 г. Петром был подписан указ по войскам гвардии, чтобы от Меньшикова никаких приказаний не принимали, и в тот же день всемогущий генералиссимус был арестован майорами Юсуповым и Салтыковым.

Итак Меньшиков пал. При объявлении ему царского приказания с ним сделался обморок. О таком конце он никогда не думал, такой печальной развязки этот злодей не подозревал. И кто нанес ему такой губительный удар? Двенадцатилетний юноша, которого еще так недавно держал он в своих руках и с которым он обращался, как с комком воска!

Гвардия постояла за царя-батюшку.

Родня Меньшикова, недавно еще пользовавшаяся таким почетом и влиянием, стояла теперь на коленях перед Петром, его сестрой и теткой, — но напрасно лили они слезы, напрасны были их горячие мольбы и уверения, — Меньшикова песенка была спета, его царствованию и властвованию был конец, бесповоротный конец…

Меньшикову было приказано покинуть столицу, в которой он вчера еще был полноправным господином. В отчаянии он разыграл последнюю комедию, рассчитывая вызвать тем сочувствие в толпе. Он оделся в мужицкий тулуп и изо всего бессчетного количества русских и иностранных орденов и знаков отличия выбрал один только портрет в бриллиантах Петра Великого, воткнув его в петлю своего серого тулупа. Этим думал он оказать протест против своих притеснителей, думал, что народ подаст за своего бывшего министра голос, потребует от царя отчет за предпринятые меры, — но он ошибся. Народ был темен и дик, но он и в необразованности своей сумел распознать своего губителя, виновника всех бед. Зрителей было много, но друзей — увы! их была лишь горсточка.

Ему было приказано ехать в свое имение, но дорогой Меньшикова догнал гонец из Петербурга с высочайшим изменением этого приказания: он ссылался в Сибирь, на поселение в городе Березове. За эти дни были открыты всевозможные преступления, совершенные экс-министром: невероятные грабежи и обманы, разного рода укрывательства, подделка важных документов, Бриллианты из императорских регалий были им заменены фальшивыми, серебряные и золотые монеты были уменьшены в весе и, разумеется, разница шла не в пользу казны, а в бездонный карман Меньшикова. Были найдены важные бумаги, носившие фальшивую подпись Екатерины и Петра. Оказалось, что прежний сопливый мальчишка, не имевший алтына за душой, отданный к пирожнику в обучение, владел ныне капиталом в 23 миллиона рублей, что в ту пору составляло уже громадное состояние, да кроме того имел несчетное количество имений с сотнями тысяч крепостных. Откуда взялось всё это — разумеется знал всякий: всё это было наворовано, самым наглым образом похищено из казенных сумм. Но всего более скомпрометировала его найденная в ту же пору тайная переписка с прусским королем Фридрихом-Вильгельмом I. У этого, всему миру известного скряги и ростовщика, собирался он занять 10 миллионов талеров для ведения заговора с целью свержения династии Романовых, чтобы после успешного окончания этой дворцовой революции — а успех улыбался ему в грядущем — восстановить «на страх врагам» династию более Романовых достойную вести бразды правления свитой Руси, — династию московских пирожников! Расчётливый Плюшкин alias прусский король отнюдь был не прочь оказать любезность просителю, бенефис ведь был наверный, да к тому же довольно солидный: сто процентов годовых гарантировал ему наш вчерашний бог, сегодня лежавший в грязи!

Эх, если б не эта Елизавета Петровна, всё пошло бы как по маслу: Меньшиков был бы белым царем, прусский король стал бы на столько-то миллионов богаче! Правда: человек предполагает, а Бог располагает!

Всему был конец, и от вчерашнего величия остались одни руины. Нашего герцога Ингерманландского заковали по рукам и ногам в цепи и повезли в Сибирь, — туда, куда Макар телят гоняет. Богатства его конфисковали и разделили между людьми, служившими и сердцем и душой «новому курсу».

Два года мытарствовал русский Бисмарк в Сибири и умер в 1729 г. в ноябре, от удара. В эти два года проявил он удивительную набожность. Из грошей, полагавшихся ему на паек и пр., скопил он деньгу на сооружение храма, причем принимал даже и физическое участие в построении его. Говорят, что этот, незнакомый Меньшикову дотоле труд настолько выгодно повлиял на его здоровье, что наш бедокур телесно ожил, даже пополнел и вполне сжился с сибирским климатом.