Вопрос о Форштадте не входил в план нашей беседы, Форштадт — станица, находится в Opeнбургском уезде, но, как читатель мог заметить из вышеприведенного изложении, — мы не могли не коснуться этого вопроса, без него характеристика города, городской жизни была бы не полна. Возвращаемся к теме нашего изложения к территориальному росту города.
Итак, приблизительно около 1786 года возникла старая слободка. Нет сомнения, что первое время слободка росла незначительно, селиться в ней было и небезопасно так как киргизы не дремали и пользовались всяким удобным случаем напасть на беззащитного русского. Русский пленник ценился дорого в Хиве и Бухаре и Оренбургское предание говорит, что этим способом, т. е. продажею русских пленников в Хиву, занимались не только киргизы, но и некоторые из Оренбургских купцов сторожил, чем и составили себе состояние. Насколько справедлива означенная легенда, конечно, трудно сказать, но память о ней упорно живет и даже до сих пор показывают на Орской дороге место, где будто бы стояла кузница в которой заковывались русские пленные.
Значительно увеличилась старая слободка после 1819 года. В этом году граф Эссен, желая несколько облагообразить город Оренбург, выселил из него отставных солдат, вдов их, а также и тех из обывателей города Оренбурга, которые имели плохие развалившиеся строения. По плану 1829 года старая слободка имеет уже значительные размеры, хотя она вся расположена на возвышенном берегу и не спускается к банному озеру. Кварталы слободки расположены более или менее правильно и существует эспланадная площадь в 130 сажень длины. Только к реке Уралу, за водяными воротами находящимися на нынешней Водяной улице при пересечении ее с Безаковской, строения подошли почти вплотную к стене. Здесь ютились кузницы.
На близкое расстояние их от крепостной стены было обращено внимание и 5 июня 1837 года губернатор Перовский обратился с предложением к полициймейстеру доставить ему список о всех домах и кузницах, состоящих вне Оренбургской крепости около бань торговой и баталиона военных кантонистов с указанием владельцев домов и года их построения. Этим вопросом особенно заинтересовались и потому, что частные строения ютились около торгового бастиона, в котором был пороховой погреб и следовательно, была большая опасность от пожара.[24]
Полициймейстер доставил список кузниц лишь через пять месяцев (5 ноября того же года); из этого списка видно, что на берегу расположилось 15 кузниц, самая ранняя из них, построена в 1812 году отставным солдатом Дмитриевым, затем кузницы строились чуть ли не каждый год, большее их количество выстроено в 1820 году — три и в 1830 году — четыре; владели ими и отставные солдаты и мещане, и крестьяне, и купцы (Иван Кривцев и Дмитрий Ковалев — видные деятели того времени).
Когда же стали доискиваться, кто разрешил, постройку этих кузниц, то владельцы их отзывались, что построение кузниц было с «словесного дозволения бывшего полициймейстера Трофимова» между тем полиция донесла, что «по делам полиции ничего не видно, с чьего дозволения оные выстроены».
Граф Перовский, случайно проезжал мимо кузниц, обратил внимание на одну из них, слишком близко стоящую к крепостному валу и велел ее сломать. Приказание военного губернатора в то время было законом, кузница сломана, но подобными мерами, конечно, нельзя было решить вопроса.
Кузницы стояли на том месте, где в них, действительно была нужда. Через водяные ворота шла караванная дорога на меновой двор, солевозный тракт — словом, здесь было большое движение — и понятно, что проезжающие нуждались в кузницах и пользовались их услугами.
Владелец сломанной кузницы подал графу Перовскому прошение, в котором, указывая, что «по старости лет и обширности семейства» он находится в бедственном состоянии, а потому и «прибегает, под защиту и покровительство Перовского» и надеется, что ему разрешат возобновить кузницу. Перовский разрешил построить кузницу несколько подальше от крепостного вала, и вместе с тем предложил инженерному начальству «заняться отысканием места для переноса всех кузниц».
Началась переписка, делу был дан законный ход, что по старому доброму времени означало «закончить дело». Стали собирать справки: попутно даже возник и принципиальный вопрос: да кто разрешил вообще построение старой слободки? — На этот вопрос и в то время не могли дать ответа, по крайней мере сохранилось докладная записка Перовскому следующего содержания:
«о застроении предместия, т. е. старой слободки называемой Голубиною, в предложениях генерала Игельстрома об устроении г. Оренбурга нигде ничего не упоминается, о предместье же вверх по реке Уралу (ныне казачий форштадт именуемом) говорится, что расположение и застроение оного должно быть основано на инженерных узаконениях»
Справки наводились, время шло. переменилось начальство и о кузницах позабыли.
К этому же времени, т. е. к тридцатым годам прошлого столетия, относится и возникновение и знаменитых чебеньков.[25] Дело в том, что «построение в городе публичных и партикулярных бань «после пожара 1786 года «отнюдь» не дозволялось и городские бани разрешено было построить на самом берегу Урала приблизительно в том месте, где теперь находится электрическая станция. Затем тут же было разрешено устроить бани и для баталиона военных кантонистов. Самый баталион помещался, где теперь второй кадетский корпус. Весьма понятно, что около бань в скором времени появились палатки и хибарки, в которых посетители бань могли найти себе нужные предметы; затем около бань стали селиться солдатки — известно, что составляло главный промысел солдаток в прежнее время. Солдатки, конечно, не спрашивали разрешения, а прямо строили свои незатейливые избушки.
На эти постройки изредка обращало внимание начальство, запрашивалось полицией, по какому разрешению появилась такая то и такая то постройка: разрешения, конечно не оказывалось и в худшем случае, постройка ломалась, но лишь для того чтобы на ее месте возникали новые.
Наконец, здесь появился и солдатский трактир. В трактире находилась и биллиардная, а самое место служило излюбленным уголком для разного рода гуляк из бедноты. Бывало, пропадет, солдат, где искать? — В солдатском трактире — передает старожил.
И самое название этой местности было дано характерное: «Чебеньки», по всем вероятиям от тюрско-татарского слова «чебень», что значит муха. И действительно, точно мухи на солнышке, по косогору ютились плохо устроенные лачужки, поддерживаемые сваями, подпорками. Репутация Чебеньков была незавидная тут ютился разврат, воровство, здесь же жили знаменитые оренбургские гадальщицы.
Как кузнецы, так и чебеньки преблагополучно просуществовали все то время, когда по существовавшим законодательствам они не могли существовать.
Новая по положению 1870 года городская дума обратила внимание сначала на кузницы, а затем и на чебеньки. Понятно, что для возбуждения, такого внимания нужен был какой нибудь особенный повод. Таковым для кузниц был роковой пожар 1879 года.
В заседании 22 мая 1879 года дума постановила[26] перевести все имеющиеся в городе кузницы на одно из следующих мест: «1) на яр банного озера, 2) близ мошкова оврага, 3) возле первой плотины за мостом, по дороге на меновой двор». За одно же дума постановила не разрешать открытия питейных домов около кузниц, а существующие закрыть.
Постановление сделано, кузницы остались на старых местах и через два года (11 июня 1881 года) вопрос о кузницах снова поднимается в думе. Оказывается, управа принимала всевозможные меры, чтобы добиться выполнения думского определения, вызывала кузнецов в управу, предлагала им перенести кузницы, писала в полицию, просила, требовала, — но тщетно: все таки кузницы стояли на старых местах. Положим часть переселилась за Урал, но за то не платила арендных денег.
Дума рассердилась и категорически подтвердила управе: снять план местности, на которую предполагалось перенести кузницы, сделать расчет, сколько можно построить кузниц которые должны строиться каменные с железными крышами и сдать места в аренду на 24 года, а недоимку с кузнецов «неукоснительно» взыскать.
Кузнечный вопрос был отчасти разрешен; с ним мы еще встретимся, когда рассказ пойдет о новой слободе. В это же заседание дума порешила «уничтожить и Чебеньки», переселив жителей на другие места, — но исполнение этого решения думы последовало только через 12 лет, в 1893 г. В этом году городское управление, признав вид Чебеньков непривлекательным, порешила снести свайные постройки, и жителей перевести с пособием от города на места позади ипподрома.
И на новом месте — «Чебеньки» сохранили свое пресловутое название.
В вопросе о кузницах и Чебеньках мы знакомились с общим вопросом, имеющим громадное значение для города Оренбурга, а именно, — с вопросом о захвате «городских» земель. Едва ли в России есть другой город, в котором этот захват так, практиковался и принимал такие прямо хищнические размеры. В дальнейшем изложении читатель увидит много примеров захвата и до настоящей поры есть несколько земельных дел, которые город мог бы выиграть, — но земля, могущая приносить хороший доход и бесспорно принадлежащая городу, все еще составляет частную собственность.