14 мая 1875 года Оренбургская дума постановила выразить благодарность городскому голове Н. А. Середе за выигрыш спорного дела города с казаками Форштадта о втором выгоне в 8558 десятин.[21]
6 октября того же года та же самая дума определила выдать Н. А. Середе доверенность на ведение дела о выгодной земле в сенате, 2) назначить ему же суточные в размере 20 рублей, приблизительно на два месяца, на проезд назначить 300 рублей, на ведение дела отпустить авансом 2 т. р., а всего отпустить авансом 3500 руб.
Менее чем через год городской голова докладывал думе печальное известие — сенат кассировал дело и второй выгон в размере 8558 десятин был признан собственностью казаков. Город лишился громадного земельного запаса, почти 9 тысяч десятин — и лишился исключительно по халатности городских заправил.
Второй выгон, окружающий форштадт, был Высочайше пожалован городу в незапамятные времена, когда в городе существовала шестигласная дума, когда население города было слишком незначительно, а земельных угодий у города было, как тогда казалось, слишком много. Получил город Высочайший подарок и забыл о нем. А он лежал бок, о бок с казачьей Оренбургской станицею и являлся для нее именно тем куском земли, о котором говорит граф, Л. Н. Толстой в своей драме «Плоды просвещения» — без этого выгона казакам некуда было выгнать курицу.
Выгон был городским, таким он обозначатся в всеподданнейших реляциях о состоянии города Оренбурга таким он именовался и на планах, снимаемых, в различное время различными землемерами, — de jure, стало быть он был городским, a de facto им владели казаки. Они пользовались им, так как этот выгон был для них существенно — необходим
Но город Оренбург рос и рос, как увидит читатель, значительно, следовало подумать и о будущем времени и новая дума, выбранная по положению о городском самоуправлении 1870 года, спохватилась да уже было поздно.
Казаки сумели доказать свое фактическое владение и оно было признано за ними. Почесали граждане города Оренбурга затылки, вздохнули и успокоились.
А на носу у граждан был другой земельный спор, спор имеющий громадное значение для города. В 1864 году состоялось Высочайшее повеление о передачи в ведение города из финансового ведомства «менового двора» за сравнительную крупную сумму.[22] Когда предварительно запросили граждан г. Оренбурга желают ли они приобрести в свою собственность меновой двор, то граждане выразили согласие, составили приговор, но в приговоре подчеркнули, что меновой двор они хотят приобрести лишь вместе с доступом к нему. Доступом зовется несколько тысяч десятин земли, представляющих караванную дорогу и выгон для пастьбы скота.
И несмотря на определенное и категорически высказанное гражданами Оренбурга желание, подтвержденное ими в обязательном приговоре—в Высочайшем повелении нет ни слова о доступе. Сказано глухо: меновой двор. Сделана ли означенная редакция с умыслом, есть ли она обычная канцелярская ошибка трудно решить, такие тайные сохраняются в, памяти народной, но их не найдешь в архивных делах. Но эта недомолвка имела громадное существенное значение: на доступ к меновому двору предъявили свои права казаки Оренбургской станицы.
И началось дело, которое не окончено и по сию пору. Одних думских постановлений по этому вопросу состоялось целая тьма: 20 июля 1876, 20 сент. 20 окт. того же года, 26 мая 1877 года, 26 октяб. 1878 г. и т. д. и т. д. вплоть до наших дней.
Суть этих всех постановлений очень простая: город просит, чтобы сделано было формальное вымежевание и чтобы город получил фактические данные на владение. Межевание назначалось неоднократно — но к благополучному концу не приходило — заявляли протест или Оренбургские депутаты или казаки и снова начиналась та же самая, хорошо известная русскому обывателю сказка про белого бычка.
Доступы были отрезаны из запаса Государственной земли -- нельзя ни на минуту забывать, что вся земля Оренбургской губернии была захвачена когда то у киргиз, считалась Государственной и как таковая беспрепятственно раздавалась и городам и крестьянам и казакам, все это делалось, конечно, в ущерб интересам действительных владельцев земли — киргиз и башкир. В этом случае принцип экспроприации признавался.
Значение доступа было то, чтобы гурты скота кочевников могли при своем передвижении находиться на подножном корме.
Весьма естественно, что в настоящее время указанное значение доступа не существует: прогон скота на меновой двор с каждым годом уменьшается — с открытием же боен в Илецкой Защите, Актюбинске и других наиболее значительных пунктах Ташкентской дороги, с заведением последнею вагонов-ледников пригон скота будет еще меньше — но это обстоятельство не может иметь значения в том смысле, чтобы доступ был отмежеван казакам. При этом случае было бы нарушены основные принципы — город приобретал меновый двор только при одном условии и не вина города, что условие игнорировали, а нужда города в земле очень велика и с каждым годом растет.
Эти два земельных спора, как и должно было ожидать обострили до известной степени отношение казаков Оренбургской станицы и жителей города, дали толчок для развития местного «сепаратизма».
Он существовал чуть ли не все время и изредка принимал курьезные формы: так в 80-х годах Оренбургская шестигласная дума возбуждала ряд ходатайств о воспрещении казачкам торговать на городском базаре, в 1887 году Оренбургская дума постановила сдать участки городской земли по границам с казачьей землею частным арендаторам исключительно с тою целью, чтобы воспретить казакам самовольную распашку земли и самовольную пастьбу скота. Но апогея своего данный вопрос достиг в 1899 году дума обратила внимание на пользование Форштадтом водою из городского водопровода из построенной на форштадской площади будки. Прежде за воду брали огульно 500 р., а в этом году поставили водомер и оказалось, что с форштадта надо брать более 2 т. р. Дума и постановила брать ту сумму, какую покажет водомер. Но казакам показалось платить тяжело и в ответ на думское постановление они составили свой сход и сделали приговор, открыть на форштадской площади, рядом с городским мясным базаром, свои собственный, для чего и построили даже лавки. Открытие базара грозило городу значительным убытком, так как весьма понятно уменьшался сбор за мясные продукты. Дума собралась в экстренное заседание 14 декабря 1899 г.
В этом заседании гласный думы, он же и член управы Е. И. Иванов сделал свое историческое предложение — отгородиться от форштадта деревянным забором, чтоб никто из Форштадта не мог и попасть в город.[23]
Понятно, это, «историческое» предложение не было принято, но оно очень характерно, оно показывает до какой остроты дошли отношения у города с Оренбургскою станицею.
В конце концов обе стороны пошли на компромисс дума уменьшила плату, форштадт не открыл базара и взволнованное обывательское море успокоилось, покрылось тиной поверхности, страсти успокоилось, хотя этот покой надо было признавать лишь «видимым».
На остроту отношений много влияло и то обстоятельство, что будучи отделен от города всего лишь площадью, пользуясь всеми удобствами городской жизни, форштадт ни копейкою не участвовал в городских расходах, наоборот, не смотря на обилие земли, Форштадт не заводил собственного кладбища и тщетно Оренбургская дума возбуждала ходатайство за ходатайством о воспрещении казакам хоронить своих покойников на городском кладбище, которое чуть не ежедневно приходилось расширять. Ходатайства усылались, но не смотря на многократные повторения, на громадную переписку — результата ни какого не могли добиться.
Далее форштадт даже пользовался от города субсидией, так 8 марта 1879 г. городская дума ассигновала тысячу рублей на устройство пожарной части в форштадте; казацкие дети обучаются бесплатно в городских школах — все это, весьма естественно и понятно, должно было вызывать неудовольствие у горожан.