Шум уличного движения в большом американском городе Мегаполисе перекрывал звуки, намеренно пронзительные, резкие и, надо сказать, мало приятные для слуха, — звуки, преследовавшие неблагодарную задачу привлечь общее благосклонное внимание.
Но городская толпа, давно уже научившаяся игнорировать все звуки, которые не имели прямого отношения к составлявшим ее единицам, сновала взад и вперед по шумным улицам, молчаливая и равнодушная. Вся эта разноголосица приводила лишь к тому, что каждый зазывала, каждый торговец, стараясь перекричать другого, восхвалял качества и достоинства товара только самому себе.
На юго-восточном конце квартала, где помещался доходный дом «Элбмерл», итальянец, продавец земляных орешков, прислушивался к пронзительному посвисту своей жаровни и, когда звук получался с хрипотцой, машинально постукивал по жаровне, чтобы восстановить привычный звук. Мальчишки-газетчики, пробегая по улицам, во все горло выкрикивали для собственного сведения новости: о вспыхнувшей стачке, о самом последнем похищении, о результатах бэйзбольного матча. Проезжал грузовик, битком набитый клоунами, восхвалявшими друг другу аттракционы, предлагаемые их цирком. Автомобиль, снабженный мегафоном, громовым голосом убеждал своего водителя в том, что во имя общественного блага настоятельно необходимо голосовать за такого-то кандидата. Ни одна душа на улице не услышала фамилии кандидата, потому что никому не было до него никакого дела. Впрочем, рев мегафона привлек к окну в нижнем этаже дома «Элбмерл» представительного брюнета, слегка спортсменского вида, одетого в костюм особого красновато-коричневого оттенка, который почему-то неизменно выбирают мужчины этого типа. Машина с мегафоном привлекла этого джентльмена к окну, где он так и остался стоять в полном изумлении, впившись в нее глазами, явно охваченный надеждой и чувством живейшей признательности. Он-то отлично разбирал, что кричал громкоговоритель!
«Каридиус — избранник народа! Голосуйте за Генри Каридиуса, независимого кандидата в члены Конгресса! Генри Каридиус — свободный представитель интересов всего американского народа! Не связан обещаниями! Не подчиняется никакой партийной программе! Каридиус — защитник народа от гангстеров! Борец против коррупции и взяточничества! Голосуйте за Генри Ли Каридиуса!»
Не отходя от окна, темноволосый джентльмен молча, но решительно поманил к себе двух молодых людей, сидевших у стола и выбиравших адреса из картотеки. Когда они, вопросительно взглянув на него, подошли к окну, он растерянно выпалил одним духом, стараясь, однако, не заглушить доносившиеся с улицы громовые раскаты мегафона:
— Глядите! Слушайте! Каково?
Его изумление передалось и молодым людям. Тот, что был повыше, воскликнул:
— Вот так штука! Никак тебя рекламируют?
Второй сказал:
— Ну и ну, Генри… да ведь это машина Четвертого района!
— Именно… их старая зеленая машина!
— Как это тебе удалось?
— Да я понятия не имел, что она работает на меня, Гиринг.
Высокий джентльмен заговорил удивленно и взволнованно:
— Послушай, Каридиус, возможно ли, мыслимо ли, чтобы Крауземан стал поддерживать твою кандидатуру?
Его товарищ отрицательно замотал головой:
— Ты с ума сошел, Собри! Крауземан — и вдруг за Генри, за борьбу с коррупцией и гангстерами?!
Собри с сомнением покачал головой и проводил глазами загадочный автомобиль.
— Все кандидаты начинают с лозунгов борьбы со взяточничеством, Гиринг. Крауземан это отлично знает.
— Нет, нет, — запротестовал Гиринг. — Генри действительно так думает, он не профессиональный политик. Крауземан должен это знать. Генри… Генри… — Тут мистер Гиринг умолк, ибо не мог найти подходящего слова.
— Я — живой протест против политиканства, — подсказал сам мистер Каридиус.
Как только рев мегафона замер, в комнату вошла молодая хорошенькая женщина.
— Генри, — начала она, но, заметив двух посетителей, кивнула им головой. — Хэлло, мистер Собри! Хэлло, мистер Гиринг! Генри, эта машина с мегафоном выкрикивала твою фамилию, правда?
— Миссис Каридиус, — сказал Собри, — совершенно очевидно, что Крауземан отступился от Бланка и перешел на сторону Генри.
— А почему он это сделал?
— Об этом меня не спрашивайте, миссис Каридиус… мало ли что бывает в политике… какая-нибудь ссора… ведь Крауземан настоящий диктатор.
— Из-за чего же им ссориться? Бланк не стал бы и пытаться заводить какие-нибудь реформы, неугодные Крауземану.
— Дело не в реформах… может быть, он потребовал от Крауземана слишком большой доли из его барышей. Или Крауземан потребовал чего-нибудь такого, что Бланк хотел приберечь для себя.
— Вовсе они не поссорились, — заявила миссис Каридиус, — а просто Крауземан понял, что его кандидат провалится, и решил примкнуть к нам, пока не поздно.
— Знаете что, — воскликнул Гиринг и схватился за шляпу, — пойду догоню машину и узнаю у шофера, известно ли ему, почему он агитирует за нашего кандидата.
Он помахал на прощание рукой и выбежал на улицу.
Миссис Иллора Каридиус, смотревшая в окно, вдруг вполголоса укоризненно сказала мужу:
— Вот идет твоя Конни Стотт.
— Гм… у нее, должно быть, вышли карточки, — громко и внушительно ответил Генри, как бы подчеркивая, что мисс Конни Стотт работает на него, а следовательно, и на нее, Иллору, и что, помимо всего прочего, они не одни в комнате.
— Будем надеяться, что она за карточками, — уронила Иллора с плохо скрываемой неприязнью.
Мистер Собри поспешно углубился в картотеку.
— Пожалуй, и мне нужно сделать вылазку, повидать кое-кого. Вот я взял себе половину Эндимион-авеню. И знаете что… — продолжал он задушевным тоном, делая вид, что не слыхал краткого супружеского диалога. — Я начинаю думать, что миссис Каридиус права. Возможно, Крауземан убедился, что ваши шансы подымаются и в последнюю минуту послал свою машину, чтобы не оказаться в дураках. Ведь он как кошка — всегда падает на ноги, откуда его ни сбрось. — Собри рассмеялся и поспешно направился к дверям.
— Будем надеяться, что это так, а все же, Гарри, пока не поздно, постарайся обработать побольше избирателей.
Не успела дверь захлопнуться за мистером Собри, как кандидат в члены Конгресса обернулся к жене.
— Иллора, что это за разговоры при посторонних!
— Собри ничего не слышал.
— Как бы не так!.. Конечно, слышал. Иначе чего ради он порол такую чепуху, что я выиграю и что Крауземан на моей стороне? Просто не знал, что сказать.
Иллора взглянула на мужа.
— Мне все равно, если даже и слышал… Мне следовало бы самой разоблачать тебя перед твоими друзьями, вместо того, чтобы постоянно защищать.
— Скоро от такой «защиты» все мои друзья разбегутся…
Иллорой вдруг овладел жертвенный порыв.
— Знаешь что, я не хочу мешать твоей встрече с Конни Стотт…
— Нет, нет, ты не уйдешь. Ты останешься и будешь слушать наш разговор. Надоели мне твои намеки… Иллора! Чорт возьми… не смей уходить!
— Во-первых, не ругайся! — крикнула она. — Уйду — и все тут! — Она выбежала в соседнюю комнату и с силой захлопнула за собой дверь.
В ту же секунду открылась дверь в переднюю, и на пороге появилась элегантная, мальчишеского вида девушка, почти одного роста с Каридиусом.
— Вы одни, Генри? — несколько удивленно спросила она.
Тот объяснил, что Гиринг и Собри только что вышли — наступал ведь решающий час борьбы.
— Миссис Каридиус дома? — спросила девушка, поглядывая на захлопнувшуюся дверь.
— Она сейчас придет… она…
Мисс Стотт не дала ему кончить и спросила с торжествующим видом:
— А вы слышали мегафон?
— Слышал ли я? Разумеется, слышал! Непонятно, что это вздумалось Крауземану…
Мисс Стотт расцвела улыбкой и сразу из намеренно мужеподобной особы превратилась в ликующую девушку.
— Это я устроила!
— Вы? Вы? Что же вы с ним сделали? Загипнотизировали, что ли?
Она расхохоталась.
— Сама не знаю… я просто пошла к нему и просила его голосовать за вас… ведь его старый домина значится в моем списке.
— Конни! Не может быть!
— А вот, может! И он сказал: «Отчего же! Я, правда, уже проголосовал за Эндрью Бланка, но могу, пожалуй, проголосовать еще раз за вашего кандидата». — Девушка щелкнула пальцами и залилась смехом.
— А вы что сказали?
— Я сказала ему, что мы стоим за реформы и поэтому не можем согласиться, чтобы он голосовал вторично, хотя бы и за нашего кандидата. Нельзя бороться с коррупцией при помощи коррупции. Он очень славный, этот старикашка, мы прекрасно поняли друг друга, и подконец я сказала: «Знаете что, я не могу позволить вам голосовать за Генри, но что, если пустить ваш агитационный автомобиль из Четвертого района?» Тут он призадумался, а потом и говорит: «Что ж, я думаю, это не повредит Эндрью Бланку… а вы как полагаете, мисс Стотт?» И я ответила откровенно: «Я тоже думаю, что не повредит, мистер Крауземан». Тут он рассмеялся и сказал: «Вот и хорошо, берите машину, если это вас устраивает… всегда к услугам прекрасных дам».
Каридиус недоверчиво ухмыльнулся.
— Конни, вы все это выдумали.
— Да нет же! А потом я сказала, что мистеру Бланку это не повредит, а вам, несомненно, поможет, даст толчок перед большим подъемом. Он написал записку в гараж Лекки, в Четвертом районе, я туда отправилась, и мне выдали машину… остальное вы сами слышали.
— Ну, знаете, Конни, вы просто чудо! Если только меня выберут, вы будете первой… — Он оборвал на полуслове и закончил уже с меньшим воодушевлением: — Значит, Иллора ошиблась. Надо сказать ей, как мы достали эту машину. — Он направился к дверям.
— А она что же думала? — спросила Конни.
— Она решила, что Крауземан, убедившись, что шансы на нашей стороне, в последнюю минуту примкнул к нам.
— Нет, — сухо сказала Конни, — наоборот; он убежден, что мы не победим, и, не нуждаясь сам в машине, просто оказал нам любезность.
— Иллора! — позвал Каридиус. Иллора вошла в комнату. — Иллора! Знаешь, машина-то, с мегафоном, это Конни раздобыла ее для нас. Попросила Крауземана, и тот согласился. Что ты на это скажешь?
Иллора улыбнулась учтивой, но ледяной улыбкой:
— Вот что значит иметь очаровательную помощницу!
Каридиус, в восторге, что его жена оценила оказанную ему услугу, продолжал с увлечением:
— Знаешь, Иллора. Нам с Конни надо сделать еще один обход, чтобы собрать все наши силы перед финишем. Надо, чтобы эти выборы прошли по крайней мере эффектно.
— Ах, вот как… ты пойдешь… вместе с мисс Конни?
Вопрос был задан равнодушным, но любезным тоном, и, выходя вместе с Конни из комнаты, Каридиус подумал, что благодаря мастерскому ходу Конни даже его жена почувствовала к ней дружеское расположение.
Иллора посмотрела им вслед, а когда дверь за ними захлопнулась, подошла к окну и проводила их глазами. Они шли по бульвару — ее муж и рядом с ним высокая, элегантная Конни Стотт. Сердце у нее заныло. Она подумала, как хорошо было бы исцарапать спокойное, надменное лицо Конни Стотт! Как ей удалось умаслить Крауземана? Известно, как! «А теперь, — с горечью вздохнула Иллора, — она взялась за моего простачка».
И ей ни на минуту не пришло в голову, что Конни Стотт, по всей вероятности, оказала ее мужу огромную услугу, загнав этот клин в сложный клубок политических взаимоотношений.