При обыкновенных условиях исчезновение Паулы Эстовиа не вызвало бы в Мегаполисе решительно никаких толков. Девушки в этом городе пропадали постоянно. Но данный случай заставил призадуматься мистера Гью Шедвей Смита из мегаполисской «Трибуны». Он поделился своими сомнениями с Джимом Денмарком, редактором городского отдела.
— Надо бы заняться этим делом, — сказал Смит Джиму. — С одной стороны, она должна была выступать в качестве свидетельницы против Канарелли, с другой — она была похищена при выходе из католической церкви.
— Да, церковь… за это, пожалуй, стоит зацепиться, — согласился редактор городского отдела.
— Попутно я мог бы рассказать ее историю и намекнуть на людей, заинтересованных в ее исчезновении, — продолжал Гью Шедвей Смит (его настоящее имя было Джим Смит, но с тех пор, как он стал печататься в столичных газетах, он предпочитал более эффектное и экзотическое имя — Гью Шедвей Смит).
— Из этого, конечно, можно сделать подвал, но я не знаю, нужно ли нам бросать тень на шайку Канарелли. — Мистер Денмарк потянулся к телефонной трубке.
— Подождите, — остановил его Гью Шедвей, — а если задеть этого Каридиуса… слегка, вы меня понимаете? Только намекнуть?
Денмарк поверх телефонной трубки взглянул на своего подчиненного:
— Каридиуса?… А как вы припутаете сюда Каридиуса?
— А вот как: Каридиус возбудил это дело еще до своего избрания. Только ради рекламы. Теперь же, когда он избран, он должен быть заодно с власть имущими, ясно?
— Ничего не ясно, — бросил Денмарк не отрываясь от телефона.
— Как же! Каридиус похищает одну из своих же свидетельниц, чтобы дело лопнуло само собой!
Редактор городского отдела с досадой махнул рукой:
— Смит, вы фантазер, это же совершенная чепуха…
— А по-моему, это очень оригинальная мысль.
— Ну, еще бы! Только вы способны выдумать… Алло! Алло! Главный редактор? Тут вот Смит… по поводу случая с Паулой Эстовиа… он хочет связать это с процессом против Канарелли…
— Вовсе нет… — громко зашептал Смит, — а хочу зацепить Кари…
— Тсс! Тсс! Хочет намекнуть, что рэкетиры похитили ее, чтобы она не могла дать показания!
— Да не хочу я вовсе!
— Замолчите вы! Это единственная разумная вещь, которую вы могли бы хотеть. Да, понимаю… Разумеется… Хорошо, сэр, я скажу Смиту, чтобы он полегче… просто напишет, что она исчезла из дому. Понятно. — Редактор городского отдела повесил трубку.
— Вот обида-то! — воскликнул разочарованный репортер. — А то, что ее похитили на паперти католической церкви! Ведь это само по себе сенсация!
— В этом городе ежегодно исчезает около двух тысяч девушек, и я не сомневаюсь, что некоторое количество исчезает вблизи католических церквей.
— Ну хорошо, чорт с ним, с Каридиусом! А можно мне расписать похищение и добавить о рэкетирах? Ведь наши читатели любят истории с гангстерами.
— Я буду краток, — спокойно сказал редактор городского отдела. — Дело в том, что Уэстоверский банковский трест только что постановил выдать Мерриту Литтенхэму премию в миллион долларов, сверх его годового вознаграждения.
— Уэстоверский трест… премию? А причем тут Канарелли?
— Вам, вероятно, известно, что Литтенхэм — председатель Уэстоверского треста, а равно владелец нашей газеты?
— Нет, я этого не знал, но предположим, что это так…
— Это не предположение, а факт. И Канарелли держит значительную часть своей наличности в Уэстоверском банке. Не станет же председатель правления банка, только что получивший премию в миллион долларов, допекать своего вкладчика, а? Как вы полагаете?
— Гм… гм… да, конечно. Значит, мне остается лишь написать, что «Паула Эстовиа, девушка-итальянка, исчезла вчера утром из своей квартиры. Там-то и там-то»…
— Если хотите, можете добавить «таинственно»: «таинственно исчезла».
На этом их беседа оборвалась, ибо дверь редакции распахнулась, и на пороге появилась высокая молодая девушка. Она вошла в комнату, оглянулась через плечо и погрозила пальцем:
— Ложись! Останься там, Раджа! Я сейчас вернусь!
Оба сотрудника «Трибуны» смутились. Репортер поднял руку в знак приветствия и натянуто улыбнулся.
— Добрый день, мисс Литтенхэм.
— Мистер Денмарк, — спросила девушка, — когда сдается очерковый материал для воскресного выпуска?
— Очерковый? В четверг, в двенадцать часов.
— То есть вчера?
— Совершенно верно.
Девушка помолчала и повернулась к дверям.
— Чем могу служить, мисс Литтенхэм?
— Спасибо… я просто хотела знать, когда сдается материал.
Она скрылась за дверью.
Редактор и репортер недоумевающе поглядели друг на друга.
— Как вы думаете, слышала она? — спросил редактор.
— Конечно, слышала… что ей сдача номера? Для того и спросила, чтобы дать нам понять, что слышала.
— Ах, чорт! — проворчал репортер. — И надо же, чтоб она здесь работала, в редакции! Ведь у нас, газетчиков, только и утешения, что поговорить друг с другом о том, чего нельзя печатать.
— Что поделаешь! Ее папаша — хозяин.
— Да-а… Ну, дело Эстовиа я совсем похерю.
— Напишите просто, что она исчезла. Знаете, а ведь в этом есть своя хорошая сторона: чем больше жульничают хозяева газет, тем чище и добродетельнее становятся газеты. В недалеком будущем американская пресса будет «лилии невинней и белей».
— А что же станется с нами, газетчиками старого закала?
— Мы увеличим число исчезнувших свидетелей обвинения против клики.