В квартире Каридиусов зазвонил телефон. Подошла Иллора. Послушав секунду-другую, она, прикрыв трубку рукой, сказала мужу тоном, полным укоризны.
— С тобой хочет говорить женщина.
— Узнай, что ей нужно, милочка.
— И не подумаю, я вовсе не желаю вмешиваться в твои дела. Можешь скрывать их от меня, сколько душе угодно…
Каридиус направился было к телефону, но Иллора поспешила узнать, кто его спрашивает.
— Она хочет знать, можешь ли ты дать ей интервью.
— Интервью? Насчет чего? — Он вдруг замахал рукой. — Нет, нет! Не нужно ее спрашивать об этом. Это журналистка. Погоди, я сам подойду, — нет, лучше ты говори за меня. Это будет по-деловому: договаривается жена или секретарь. Спроси: когда она хочет взять интервью?
— Она говорит: сейчас, немедленно, чтобы попало в вечерний выпуск.
— Скажи, что я выезжаю из дому через двадцать минут. Если она придет к тому времени, мы можем отправиться вместе в контору.
— Зачем тебе в контору? Я думала, ты с ней уже покончил.
— Надо же ликвидировать дела и отказаться от помещения, а если не удастся, то переуступить кому-нибудь. И вообще, пусть репортер думает, что я занят по горло, так эффектнее. — Каридиус мысленно представил себе, как будет выглядеть его интервью в газете: «Репортер смог лишь мельком повидаться с нашим новым членом Конгресса, поглощенным своей многообразной деятельностью…» — что-нибудь в этом роде.
— Вот дядя-то обрадуется, что ты расстаешься со своей конторой, — заметила Иллора.
— Н-не знаю, — отозвался Каридиус, не любивший вспоминать, что дядя все еще платит за помещение. — Дядя Джордж отлично понимает, что в большом городе адвокату нужен немалый срок, чтобы обзавестись клиентурой, но зато, когда это сделано, — все в порядке.
— А ты вот хочешь бросить.
Каридиус с досадой взглянул на жену:
— Ну да, бросаю. Я только говорю про дядю Джорджа.
Иллора с минуту помолчала, потом вдруг спросила:
— Интересно, сколько ей лет?
— Кому?
— Да этому репортеру.
— Думаю, что это такая же тайна, как возраст любой другой женщины.
В это время у дверей дома затарахтел мотор.
— Уже, приехала, — сказала Иллора, надувшись.
Каридиус взял шляпу и пальто, потом, осененный внезапной мыслью, подошел к шкафу и достал трость, которую почти никогда не носил. Он попрощался с женой и вышел из дому, на ходу обдумывая достойные ответы на злободневные вопросы.
У подъезда его ждала рослая девушка, очень молоденькая, значительно моложе мисс Стотт. Она вела на сворке огромного датского дога. Собака была белая, в черных пятнах и такая гибкая, что напоминала тигра.
Когда Каридиус вышел из дверей, она протянула ему руку.
— Простите, — начала она, — вы мистер Генри Ли Каридиус?
— Да, я. А вы та особа, которая…
— Явилась интервьюировать вас для «Трибуны». Зовут меня мисс Литтенхэм. У вас есть машина?
— Нет. Сейчас найду.
— Можете воспользоваться моей. Я боялась, что не застану вас. Скажите, вы раньше занимали государственные должности?
— Нет, не занимал…
— Это замечательно. Начать свою политическую карьеру прямо с Конгресса! — Она потянула за сворку: — Сюда, Раджа, иди в машину… иди, иди… нет, не на сиденье, ложись на пол… так, подбери ноги… Теперь садитесь, мистер Каридиус. — Видя, что тот колеблется, она поспешила успокоить его: — Раджа вас не укусит. Пожалуй, и не заметит. С тех пор как он получил первый приз на собачьей выставке, он никого не замечает. Вы, я слышала, адвокат.
— Да.
— Вас, верно, с детства влекло к политике?
— Нет, я вступил на этот путь всего полгода назад.
— Ну, начинаете вы совсем не по правилам. По крайней мере практиковались ли вы в ораторском искусстве на берегу моря, набрав полный рот камешков?[3]
— Хотел как-то попробовать, да берег оказался песчаным, камешков не нашлось, ну, я ни с чем и вернулся домой.
Мисс Литтенхэм достала блокнот и карандаш.
— Я запишу, что вам присуще подлинно американское чувство юмора. Почему вам вздумалось выставить свою кандидатуру?
— На это надо отвечать серьезно?
Мисс Литтенхэм подумала:
— Не слишком серьезно. Это пойдет на «женскую страничку» в воскресный номер «Трибуны». Вы меня очень обяжете, если постараетесь отвечать так, чтобы это заинтересовало женщин.
— Не знаю, заинтересует ли их, если я скажу, что пытался организовать группу людей, которая отражала бы стремления среднего класса Америки?
— А что такое стремления среднего класса?
— Видите ли, объяснить это довольно трудно, — уклонился Каридиус.
— Мне знакомы стремления богатых, — заявила мисс Литтенхэм. — Они хотят, чтобы у людей было много денег, и чтобы деньги тратились, и чтобы дела шли хорошо, но они вовсе не хотят, чтобы их капиталами распоряжались другие или чтобы правительство выпускало много банкнот, так как они боятся, что тогда их деньги упадут в цене. Бедняки тоже непоследовательны, но по-своему: они хотят, чтобы правительство выпустило достаточно денег, чтобы стало легче жить, но чтобы в то же время были приняты меры, препятствующие новому скоплению капиталов в руках богатых и новому застою в делах.
Объяснение девушки рассмешило Каридиуса.
— Ну, а средний класс сидит между двух стульев и повторяет непоследовательности тех и других. Вот почему он не имеет своего представителя в Конгрессе — нечего представлять.
Каридиус перестал смеяться и крикнул шоферу:
— Сюда, направо… «Лекшер-билдинг».
Шофер выставил правую руку и подъехал к тротуару.
Девушка приготовилась закончить интервью:
— Привести ваши слова?
— Какие слова?
— То, что вы только что говорили.
— Нет, конечно, я только развил вашу мысль, — ответил Каридиус.
Мисс Литтенхэм улыбнулась.
— Видите ли, как правило, всякому репортеру, интервьюирующему видного политического деятеля, приходится… наводить разговор на определенную тему. Но с вами было иначе. Я в самом деле считаю очень интересной вашу мысль о том, что средний класс Америки не имеет своего представителя в Конгрессе.
— Я не стал бы этого приводить, так как другие члены Конгресса, которых я пока и в глаза не видел, могут принять это за преждевременную критику.
Девушка была явно разочарована.
— Что ж, хорошо… — И она стала быстро сыпать вопросами, стараясь, очевидно, выудить что-нибудь интересное для своих читательниц.
— Когда вы поедете в Вашингтон?
— На днях, вероятно.
— И перевезете свою семью? Вы ведь женаты, кажется?
— Да.
— Вот это женщинам интересно. Вы будете занимать в Вашингтоне то же помещение, которое занимал член Конгресса Бланк?
— Думаю, что да.
— А я думаю, что нет.
— Это почему? — осведомился новый член Конгресса, несколько удивленный.
— Потому что помещения членов Конгресса распределяются по старшинству.
— Я этого не знал.
— Да, это так. Не написать ли, что вам в Вашингтоне придется снять отдельную квартиру для семьи?
— Пишите.
— Еще что? А, вот! Моим читательницам, наверное, интересно знать, подобрали ли вы уже штат для вашей канцелярии.
— Нет еще.
— Неужели вы даже не знаете, кто будет вашим личным секретарем?
— Не знаю.
— И никому не обещали этого места?
Каридиус, вспомнил про мисс Стотт, но ему не хотелось, чтобы ее имя упоминалось в интервью — жена подняла бы историю.
— Нет, я никому ничего не обещал. Это один из принципов «Лиги независимых избирателей». Как ее представитель, я сохраняю свободу действий.
Мисс Литтенхэм рассеянно кивала головой и явно не слушала именно ту часть их разговора, которую Каридиусу хотелось бы видеть напечатанной.
— Конечно, конечно, — бормотала она, для вдохновения поглаживая короткое ухо собаки. И вдруг спросила: — Как вы думаете, интересно работать в Вашингтоне секретарем?
— Вы и об этом хотите написать?
— Нет, нет, я просто подумала, интересно ли.
В окошко машины заглянул полисмен.
— Вы, вероятно, намерены выйти здесь? — спросил он вежливо, но твердо.
— Да, да, сейчас, — воскликнул Каридиус, растерянно озираясь. Он открыл дверцу и, перешагнув через огромного дога, выскочил на тротуар.
Девушка улыбнулась и кивнула головой:
— Прощайте. Пожалуйста, шофер, в редакцию «Трибуны».