Борьба с бесконечностью
— Консервов?
— 152 килограмма; в том числе мясо, бульон, молочный порошок, сухие овощи, сухари, соль и проч.
— Водорода?
— 36 килограммов…
— Кислорода?
— 437 килограммов.
— Сокращая дневную порцию до 500 грам. твердой пищи и 1 литра воды, мы получим?
— Консервов на 76 дней и воды на 81 день…
— Выпуская для дыхания всего 500 грам. кислорода в день на человека, его хватит?
— На 75 дней.
— Прекрасно: употребив для дыхания часть кислорода, предназначенного для получения воды, и будучи умеренными в пище и питье, мы легко продержимся 80 дней.
— За это время многое может перемениться. Не правда ли, Валентин Александрович?
— Вы совершенно правы, Карл Карлович.
Этот разговор показывал, что путешественники не упали духом после роковой встречи с аппаратом "Patria". Первые минуты отчаянья и ужаса миновали и пассажиры "Победителя Пространства" несколько успокоились и собрались с мыслями. Деятельная и энергичная натура Имеретинского не позволяла ему пассивно отнестись к несчастью; из его спутников также никто не желал сложить руки и покорно ожидать, что будет дальше. Изобретатель прежде всего привел в известность, на сколько дней хватит запасов экспедиции; оказалось, что можно продержаться около 2 1/2 — 3 месяцев.
Удивительное существо человек: кажется, уж все ясно, кажется, не остается никаких иллюзий и рано или поздно конец неизбежен, — нет, он еще цепляется за последние минуты своей жизни, всячески старается их удлинить и не перестает надеяться до последнего вздоха.
К Имеретинскому это было применимо в полной мере: инстинкт жизни, инстинкт самосохранения был у него необыкновенно силен. В решительные минуты голова молодого ученого начинала работать с удвоенной энергией. Во время опасности он не только не терял присутствия духа, но даже наоборот, становился более спокоен и рассудителен — качество, неоценимое для руководителя экспедиции.
Подсчитав ресурсы путешественников, изобретатель подошел к окну и, машинально барабаня пальцами по стеклу, глубоко задумался.
Картина звездного неба по-прежнему развертывалась перед его взором во всем великолепии, но мысли Имеретинского были далеко. Он в сотый раз вспоминал все подробности своего предприятия и старался связать между собою различные препятствия, мелкие и крупные неприятности, начиная с черного шара на 244-м собрании клуба и кончая неожиданным нападением. Многое было ему неясно, хотя, с другой стороны, он уже подозревал главного врага и его мотивы. Постепенно его мысли перешли опять на критическое положение экспедиции. Он внимательно осмотрел зеркало аппарата. Отражающие листы были сильно порваны и местами отстали от рамы; последняя также порядочно пострадала, некоторые переплеты ее покривились и поломались. Однако все эти повреждения затрагивали в общей сложности ничтожную часть поверхности зеркала и оно могло служить по-прежнему.
"Доказательство налицо, — подумал изобретатель: — мы несемся от Солнца с полной скоростью".
Потом он проверил крепость стенок вагона, наружные листы были пробиты в нескольких местах; сквозных же отверстий к счастью не образовалось. Только внутренняя обивка отстала кое-где от исковерканной стены. Вагон также не настолько пострадал, чтобы его состояние угрожало опасностью для экспедиции.
Осмотрев еще раз тщательно аппарат для управления зеркалом, Имеретинский к своей неописуемой радости убедился, что кое-как им с трудом можно поворачивать зеркало. Это давало меленькую надежду на спасение. Все вздохнули свободнее.
Однако Добровольский заявил, что опасность еще не миновала.
— Мы несемся с такою скоростью, — сказал он, — что солнечное тяготение не преодолеет инерции; мы умчимся в бесконечность, даже если повернем зеркало ребром к Солнцу.
— У меня также являлась эта мысль, — сказал Имеретински. — Мы, действительно, ни в каком случае не будем в состоянии немедленно вернуться обратно; но мы можем посредством лучевого давления направить аппарат на любую планету, находящуюся от Солнца дальше, чем мы сейчас; мы можем направить свой полет на Марс или на спутники Юпитера. Там мы починим аппарат и вернемся на Землю.
— Молодец, Валентин Александрович! — воскликнул Флигенфенгер. — Борис, ты должен признать себя побежденным. Наше дело еще не проиграно; мы спустимся на Марс, изучим его; затем вернемся домой, вновь запасемся всем необходимым и отправимся на Венеру. Право, во всяком несчастии есть своя хорошая сторона: вместо одной планеты мы посетим две.
— Спуститься на Марс, — мечтательно промолвил Добровольский, — да ведь это мое заветное желание. Однако не будем строить воздушных замков: я все-таки сильно сомневаюсь, удастся ли рискованная затея.
— Я не понимаю одного, — сказала Наташа, — почему нам не направить "Победителя" прямо на Землю? Ведь она тоже дальше нас от Солнца. Это было бы гораздо благоразумнее, чем с разбитым аппаратом пускаться в далекую экспедицию.
— Что вы, что вы, Наталия Александровна, — замахал зоолог руками. — С какой стати откладывать путешествие? Опять возвращаться на скучную Землю, готовиться, строить, спорить
— Подожди, Карл! — перебил Добровольский разошедшегося приятеля и обратился к молодой девушке:
— Вы ошибаетесь; мы не можем сейчас вернуться на Землю: она не дальше нас от Солнца.
— Не может быть! — удивилась Наташа.
— Однако это так. Посмотрите на весы Гольцова: они показывают расстояние в 150 милл. килом. от Солнца. Мы пересекаем орбиту Земли.
— Значит, за те два с половиной часа, которые прошли со времени встречи с "Patria", мы прошли столько же, сколько за десять дней падения?
— Совершенно верно; первые дни мы падали сравнительно медленно и за десять дней пролетели всего 2.200.000 килом., несясь со скоростью 250 клм. в секунду, на это требуется всего 2 1/2 часа.
— Странно подумать, — продолжала Наташа после паузы, — десять дней тому назад мы были приблизительно на этом же месте, десять дней тому назад здесь несся огромный земной шар, где люди в течении многих тысячелетий жили и мыслили, ни разу не выходя за его пределы. Где он теперь? Куда умчался по своей орбите?
— Вот он, — ответил Добровольский, указывая на боковое окно, — вот она — наша родная Земля!
Путешественники столпились у окна. Среди массы других звезд, одна выделялась своей необыкновенной яркостью. Приглядываясь внимательно, можно было даже различить освещенный полудиск; земной шар был повернут боком. В телескоп картина изменилась: полудиск стал резким и довольно большим; на нем слегка вырисовывались микроскопические очертания материков. Вблизи виднелся маленький серп луны. Бесконечные моря, необъятные горы и леса, многомиллионные города и гордые своей обширностью государства, как они были малы пред лицом вселенной.
— На каком расстоянии от Земли мы находимся? — спросил Флигенфенгер.
— Сейчас сосчитаю; в сутки она проходит около 2,6 милл. килом.; следовательно, за десять дней она удалилась на 26 милл. килом. от этого места.
— Расстояние почтенное.
— И все-таки ни одна планета, — не считая Луны, конечно, — не подходит так близко к Земле. Оттого-то Земля и светит сейчас ярче, чем Венера в самом благоприятном положении.
Действительно, блеск родной планеты затмевал все другие звезды; предметы бросали от нее заметную тень. Венера как раз светила в противоположное окошко; она далеко уступала Земле в яркости и красоте. Зоолог, который пришел в свое всегдашнее веселое настроение, расшаркался, низко поклонился и торжественно произнес, обращаясь к великолепной звезде:
— Сударыня, позвольте вас поблагодарить за гостеприимство, которое вы оказывали мне в течение почти тридцати лет. Желаю вам счастливого пути и успеха во всех делах. Надеюсь по возвращении застать вас в добром здравии.
— Довольно тебе болтать! — остановил Добровольский поток его красноречия.
Шутка Флигенфенгера вернула всех к действительности и путешественники отошли от окна, где горела прекрасная планета, невольно притягивавшая их взоры.
20-го сентября в 4 часа 10 минут дня "Победитель Пространства" вышел из земной атмосферы и 4 часа 50 минут неподвижно висел в пространстве; за это время Земля ушла от него на 512.000 килом. В 9 час. вечера началось падение к Солнцу. До 2-х час. дня 30-го сентября было пройдено 2.050.000 килом. Тут на экспедицию напал второй аппарат. Битва и маневры продолжались около часа. В три часа дня были перебиты цепи, и аппарат с полною скоростью понесся от Солнца. В 5 часов 17 минут того же дня он пересек орбиту Земли в расстоянии 100.000 клм. от того места, где началось падение. Это уклонение произошло оттого, что зеркало было не вполне перпендикулярно к солнечным лучам.
Если бы "Победитель" продолжал лететь с полной скоростью прямо от Солнца, то он пересек бы орбиту Марса через 3 дня 13 1/2 часов. Но так как эта планета к тому времени находилась бы на 15 милл. км впереди по орбите, то, чтобы попасть на нее, аппарату необходимо было изменить путь, слегка повернув зеркало; это уклонение не уменьшит скорости движения, так как сила солнечного тяготения слишком слаба, чтобы заметно повлиять на быстроту аппарата, имеющего громадную инерцию. Расстояние до встречи с Марсом больше, чем до места пересечения его орбиты на 1,5 милл. клм. Поэтому путешественники должны через 3 дня 15 час. упасть или точнее "налететь" на Марс.
Однако при той головоломной быстроте, с которой они неслись, это означало или сгореть в его атмосфере или разбиться о его поверхность. Только в том случае, если атмосфера планеты окажется очень высокой и разреженной, экспедиция могла надеяться на спасение; тогда в редком воздухе аппарат постепенно замедлит свой полет и они сравнительно плавно (т. е. так, что вагон не разобьется вдребезги) спустятся на планету. Если к тому же они попадут в море, то спасение обеспечено. Однако, как мала вероятность на такое счастливое стечение обстоятельств!
Имеретинский поставил зеркало, как следовало, и сказал:
— Мы пересекли орбиту Земли вчера в 5 часов дня. Мы достигнем Марса через 3 дня 15 часов, т. е. 4-го октября в 8 час. утра.
— А так как сегодня 1-е, то нам осталось ждать трое суток, — прибавил Флигенфенгер.
— Столько же времени идет поезд от Петербурга до Одессы!
— Ну, наш экспресс во много раз быстрее; мы в данный промежуток времени пролетим не 2 тысячи, а 64 миллиона километров.
— Не ожидал, — заметил Добровольский, — что моя заветнейшая мечта осуществится так скоро. Вы помните, с каким азартом я защищал Марс при выборе планеты на заседании клуба.
— Как же, — ответил Флигенфенгер, — когда затем мы, кандидаты в члены экспедиции, окончательно решили вопрос, я долго колебался, на чью сторону стать, и высказался за Венеру только потому, что рассчитывал там найти более богатую фауну.
— А вы, Наталия Александровна, за какую планету подали бы голос?
Молодая девушка задумалась.
— Не знаю право; за обе сразу. Мне хотелось бы облететь вселенную. Я уверена, что мы и там и там найдем массу интересного. Я никак не могу освоиться со странной и радостной мыслью, что всего через три дня мы будем в новом мире, увидим иную природу, странных животных и, может быть, даже разумные существа!
Долго еще с увлечением говорили путешественники о чудесах, которые их ожидают; воображение рисовало им разнообразные и причудливые картины. В конце концов всех охватила лихорадка нетерпения; они готовы были утроить скорость аппарата и без того несшегося с непостижимой быстротой к желанной цели.
Поздно вечером, уже лежа на походных постелях, возбужденные и радостные пассажиры "Победителя" мысленно повторяли: "Через два с половиной дня"! С этой мечтой они и заснули.
В два часа пополуночи Имеретинский проснулся от странного ощущения чего-то необычайного. В комнате было светло. Мужчины спали в верхнем этаже, предоставляя нижний Наташе, и солнечные лучи никак не могли проникнуть к ним. А между тем из верхнего окна лился яркий, слегка желтоватый свет. Крайне удивленный изобретатель первую минуту подумал, что он видит сон, но взгляд, брошенный в окно, разуверил его: — вверху и справа на небе появилась огромная планета с ясно заметным диском.
"Уже Марс"! — мелькнула у Имеретинского мысль.
Однако он сейчас же увидел, что ошибся: Марс по-прежнему сиял недалеко от нового светила. Последнее росло с ужасающей быстротой. Оно уже почти достигало размеров Луны и в это время стало заметно, что края его неровны, сильно зазубрены и угловаты.
Изобретатель понял, что аппарат несется ему наперерез. Он поспешно разбудил Добровольского и Флигенфенгера и лаконично сказал им:
— Смотрите!
Самому же Имеретинскому было не до наблюдений; если б он оставил "Победителя" лететь в прежнем направлении, столкновение было бы неизбежно; поэтому он повернул зеркало так, чтобы пройти за небесным телом. Проснись он минутой позже, было бы уже поздно. Странное светило приняло угрожающие размеры, закрыв часть неба в десять или двенадцать раз большую, чем полная луна. Вид его был похож на гору, несущуюся в небесном пространстве. Аппарат описал дугу и, как молния, промелькнул мимо него, пройдя совсем близко. Исполинская глыба моментально исчезла, повернувшись к "Победителю" неосвещенной стороной, и в вагоне опять стало темно.
— Что это такое? — спросил зоолог, пораженный неожиданным явлением.
— Я сам не понимаю, — ответил изобретатель.
Добровольский тоже не мог дать объяснения. Однако он успел сделать кое-какие интересные наблюдения и набросать их наскоро на бумажке.
В это время к мужской компании присоединилась Наташа, услыхавшая шум наверху и слегка встревоженная. На ее нетерпеливые вопросы астроном мог ответить очень немного: встреченное небесное тело было очень невелико; оно имело всего 10–20 миль в окружности.
— Однако это все же слишком много для болида, — заметила девушка.
— Несомненно; скорость его, хотя и очень значительная, также не соответствует параболическим скоростям метеоритов.
— Вы успели разглядеть его поверхность?
— Очень мало. Она была очень неровной, как будто грандиозный ком грязи.
— Больше всего меня удивляет, — продолжал астроном, — что мы встретили это… не знаю как и назвать это небесное тело, так близко от Земли. Орбита последней находится всего в 30 милл. клм. Другое дело за Марсом; там на каждом шагу можно ожидать встречи с астероидом.
Имеретинский прервал его.
— Послушайте, а этот… как его?.. вот вылетело название из головы!.. Ну… да, Эрос!..
— Конечно, — радостно воскликнул Добровольский; и как это я раньше не подумал? Вот недогадливость-то! Ведь англичане не даром называют его "комком грязи".
— Эрос? — повторили Наташа и Флигенфенгер с недоумением.
— Да, да, — подтвердил астроном, — теперь все ясно! Вы все знаете, что между Марсом и Юпитером лежит пояс астероидов; это целые сотни маленьких планеток. Так вот в 1898 году берлинский астроном Вит открыл новую малую планету, названную Эрос. Она замечательна тем, что обладает очень вытянутой орбитой, часть которой лежит между орбитой Марса и Солнцем. Этот астероид раз в 30 лет подходит к Земле ближе всех других небесных тел, кроме Луны. Недавно, когда мы находились на расстоянии 26 миллионов километров от Земли, я сказал, что ни одна планета не бывает к ней так близко; это не верно: Эрос приближается всего на 22 миллиона. Его-то, очевидно, мы и повстречали. Астрономы давно подметили странную изменчивость блеска Эроса. Это в буквальном смысле переменная звезда и яркость ее колеблется до двух величин в течение всего 2 1/2 часов. При этом колебания настолько сложны, что для объяснения их сначала предполагали Эрос состоящим из двух тел, вращающихся одно около другого. Но такое объяснение давало бы все же более правильные колебания блеска, чем есть на самом деле. Оставалось допустить, что Эрос имеет неправильную форму вроде метеорита, при которой планета должна обращаться к Земле то большей, то меньшей частью своей поверхности и тем давать больше или меньше света, колебания которого делаются еще более прихотливыми вследствие разнообразных сложных отражений и игры света от неровной поверхности планеты.
— Хорошо, что неожиданная встреча окончилась так благополучно, — промолвил зоолог, зевая. — Пожелав этому предвестнику Марса всяких благ, я предлагаю вернуться к внезапно прерванному занятою, т. е., лечь спать.
Все охотно последовали благоразумному совету и вскоре в вагоне опять водворилась тишина. Вторая половина ночи прошла спокойно.