На волосок от гибели
Изучение Венеры быстро подвигалось вперед. Распределив работы между собою по совместному соглашению, и сообразно своим специальностям, наши ученые ревностно собирали материалы и почти на каждом шагу делали важные наблюдения и открытия. Впоследствии все эти материалы составили многотомный труд, вышедший под редакцией Имеретинского почти на всех существующих на Земле языках, выдержавший целый ряд изданий и ставший своего рода "Новой библией", естественным откровением, истинным даром неба — "Голубиной Книгой", ниспавшей из мирового пространства на Землю.
Освоившись на новом месте жительства, наши друзья прежде всего подумали о составлении календаря Венеры. Добровольский сделал это еще в то время, когда не было никакой надежды на то, что облачный покров, висевший над планетой, когда-нибудь исчезнет. Известно, что Венера обращается Вокруг солнца в 224,7 суток. Для большего удобства и применительно к длине земных месяцев наш астроном разделил год Венеры на 8 месяцев, по 28 дней в каждом, за исключением последнего, в котором лишних 0,7 суток сосчитывались за 29-й день, через три же года на четвертый он предложил учредить високосный год, который должен был отличаться от земного тем, что был на одни сутки не длиннее, а короче обыкновенного. Наташа шутила над календарем Добровольского и говорила, что Борис Геннадиевич "все месяцы сделал февралями". А заботы о високосном годе она называла "напрасными хлопотами*, так как не питала особенного желания дожидаться этого торжественного случая и была уверена, что экспедиция возвратится на Землю гораздо раньше.
Короткие времена года Венеры заключали каждое по два месяца и время бежало гораздо быстрее, чем на Земле. Но климат ее был ровный и особенно резких перемен совсем не было заметно.
30 ноября 19… года, когда "Побетитель Пространства" спустился на Венеру, было первым числом первого месяца, первого года, первых ее обитателей; для большего удобства параллельно стилю Венеры велось земное счисление. Очень много путаницы было в переводе земного времени на время Венеры, так как обращение Bенеры вокруг оси происходило в 23 ч. 57 м. 36 с., т. е. на 2 минуты и 24 секунды скорее Земли, что по истечении года Венеры давало разницу почти в 9 часов. Поэтому параллельный календарь Добровольского был незаменим в их повседневной жизни и без справки по нему никогда нельзя было в точности сказать, какое число и какой час в данное время считается на Земле.
Все же астрономические наблюдения велись по земному календарю и по Пулковскому времени.
Добровольскому было много работы. Днем, а в период облачности и вечером, он сидел над своими бесконечными вычислениями, покрывая длинными колонками красивых цифр клетчатые листки бумаги, а в ясные вечера работал у телескопа. Наташа была деятельной помощницей, как прекрасная рисовальщица. Альбом астрономических наблюдений был заполнен ее великолепными рисунками. Добровольский делал не только визуальные наблюдения, но и фотографировал небесные объекты, а также исследовал их спектроскопическим путем. Днем он особенное внимание уделял изучению Солнца. Благодаря большей близости к нему и темно-синему небу Венеры, ему удалось из глубины пещер, расположенных на высоте гор, изо дня в день наблюдать солнечную корону, которую земные астрономы могут видеть только в короткие моменты солнечного затмения… Правда, Добровольский видел корону еще в то время, когда они носились в междупланетном пространстве, но тогда они летели далеко от Солнца и потому подробности строения короны были им недоступны, теперь же выступали в большом количестве. Наташа охотно зарисовывала их.
По ночам объектами, сосредоточившими на себе наибольшее внимание астронома, были планеты Земля и Меркурий. Добровольский пытался также разыскать планету Вулкан, существование которой предполагали между Меркурием и Солнцем, и одно время некоторые астрономы даже будто бы наблюдали ее во время солнечных затмений. Но все попытки Добровольского не привели ни к чему. Очевидно, это была простая ошибка наблюдателей, принявших какую-нибудь звезду за неведомую планету. Зато наблюдения над Землей и Меркурием были очень плодотворны. Землю он исследовал, главным образом, спектроскотическим путем, чтобы разрешить вопрос о том, какие линии в полученном спектре действительно принадлежат атмосфере Земли. Атмосфера Венеры была по своему химическому составу почти однородна с земной и только в нижних слоях ее был значительный процент углекислоты, едва не погубившей его друга, Карла Карловича Флигенфенгера. Спектроскопическое исследование Земли, между прочим, едва не послужило поводом к раздору между друзьями, которые, кстати сказать, в общем жили дружно на Венере. Карл Карлович решительно не мог понять, зачем понадобилось исследовать Землю спектроскопически, когда и без того там с помощью химии известно все то, что берется "открывать" его друг с Венеры.
Добровольскому стоило больших усилий втолковать ему, что он стремится вовсе не к этому. Изучая Марс спектроскопически, земные астрономы до сих пор не пришли к окончательному разрешению вопроса о присутствии паров воды на этой планете, именно потому, что трудно было выяснить, что в наблюдаемом спектре принадлежит действительно Марсу и что земной атмосфере. Усиление в спектре так называемых теллурических линий, происходящих от кислорода и водяных паров, по-видимому указывало на то, что в спектре Марса имеются водяные пары. Такое же усиление теллурических линий обнаруживалось и тогда, когда Добровольский наводил спектрограф на Землю; отсюда он сделал заключение о верности метода примененного к Марсу,
Меркурий — это планета-невидимка для земных астрономов. Во времена Коперника существовала даже пословица "Felix aslronomus, quod vidit Mercurium"[4] и сам Коперник умер, ни разу не видав этой планеты по причине близости ее к Солнцу. Еще реже удавалось исследовать ее в телескоп. На небе же Венеры Меркурий виден далеко от Солнца в периоды своих элонгаций, и в телескоп Добровольского на его диске можно было заметить много любопытных подробностей. В общем, этот небольшой мирок солнечной системы напоминал нашему астроному строением своей поверхности Луну, спектроскопическое же исследование показало полное отсутствие на нем атмосферы. Это был мертвый мир, как и спутник Земли.
Флигенфенгер только временами проявлял интерес к исследованиям астронома и то, главным образом потому, что питал к Добровольскому дружеские чувства, все же остальное время посвящал классификации и изучал прямокрылых и сетчатокрылых. Деятельным помощником астроному, как мы уже сказали, была Наташа, которая заведовала также и всем хозяйством экспедиции, при чем, однако, кулинарные обязанности несли все по очереди, при чем пальму первенства в этом деле она бесповоротно присудила Карлу Карловичу, за открывшиеся в нем кулинарные способности. Биолог Блауменберг был молчалив и все время бродил в соседних лесах или сидел над микроскопом, зарисовывая анатомическое строение сигиллярий, лепидодендронов и каламитов. Старик Штейн вечно пропадал в горах, откуда обычно возвращался поздно вечером. Имеретинский вел общий журнал экспедиции, ежемесячно подводя итоги сделанному и разрабатывая планы дальнейших работ. Он вел также метеорологические наблюдения, а временами уходил со Штейном в горы. Местом своего постоянного пребывания путешественники избрали холм, на котором их высадил на поверхность планеты "Победитель Пространства". Последний служил им постоянным жилищем, в котором все могли расположиться с комфортом, хотя с прибавлением двух новых человек было немного тесновато. Отсюда члены экспедиции уходили часто на большие экскурсии, но потом все сходились сюда и делились добытыми результатами. Временами заходила речь о том, как и когда они смогут возвратиться на Землю. Но в общем никто не торопился в обратный путь, так как работы по исследованию Венеры было еще очень много.
Имеретинский и его друзья любили подолгу беседовать со Штейном о геологическом строении и климатических условиях вообще на всей планете. Они ведь знали только незначительный ее участочек, так как за отсутствием средств передвижения не могли далеко проникнуть. Поэтому им приходилось на основании добытого материала делать догадки, подчас очень остроумные, и строить целые гипотезы о прошлом планеты и ожидающем ее будущем.
Молоток профессора Штейна, с которым он не разлучался, отправляясь в горы, извлек из толщи разнообразных геологических отложений Венеры множество окаменелостей, частью известных уже на Земле по находкам в пластах, подстилавших каменноугольную систему, частью же совершенно неизвестных, которые трудно было приурочить к тому или другому геологическому образованию, руководствуясь только классификацией, принятой земными палеонтологами. Очевидно, на Венере эволюция жизни шла с некоторыми уклонениями от земных условий, хотя, в общем, привела почти к однородному с земным каменноугольному периоду.
Климатические условия на Венере значительно отличались от земных. Наши ученые пришли к заключению, что здесь нет смены времен года вроде наших. Северным и средним широтам, куда они спустились, очевидно был присущ ровный климат: в течение всего года зеленеют деревья, многочисленный класс насекомых всегда находить себе пищу и приют, реки несут свои воды в океаны, постоянные токи восходящих паров приносят обильные осадки.
— Крыловская "попрыгунья стрекоза", — шутила Наташа, — должна чувствовать себя на Венере совершенно беззаботно и ей уже не надо стучаться к муравью. Здесь вечно под каждым листком ей "готов и стол и дом".
— Нет сомнений, — говорил Блауменберг, — что ровные климатические условия, царящие на Венере, очень близки к тем, который были на Земле во время каменноугольного периода. Ведь наши палеоботаники прекрасно знают, что флора каменноугольного периода, обнаруженная с одной стороны в Донецком бассейне, с другой же на Шпицбергене и Новой Земле, одинакова. Отсюда вывод ясен: на всем этом пространстве были сходные климатические условия. Это же справедливо и для южного полушария Земли.
— Однако, — заметил Добровольский, — не нужно забывать, что флора конца каменноугольного периода, обнаруженная в странах, окружающих Индийский океан — в южной Африке, в Афганистане, передней Индии, южной Австралии и Тасмании, значительно отличается по своему составу от общей каменноугольной флоры преобладанием только папоротниковых (Glossopteris) откуда и получила название Глоссептериевой флоры.
— Замечательно то обстоятельство, — заметил Штейн, — что эта флора встречается впервые в тех геологических отложениях, которые несомненно образовались при участии льда, так как лепные глины и песчаники каменноугольной системы содержат разбросанные в беспорядке валуны со шрамами. Отсюда делается предположение, что в южных и экваториальных областях Земли существовали громадные горы, с которых спускались ледники, оттеснившие обычную флору каменноугольного периода к северу, где было жарко.
— Вот именно я и хотел это сказать, — согласился Добровольский. — Если рассуждать по аналогии и допустить, что и мы находимся на Венере в тех же условиях, то, быть может, попади мы южнее — нас постигла бы гибель не от ультратропической жары, а от ледяных полей, спускающихся с гор Венеры. Ведь астрономы давно подметили, что южное полушарие планеты более гористо, чем северное. Горы Венеры возвышаются до 40 верст в высоту и верхушки их кажутся ярко блестящими, точно одетыми ледяными шапками.
Однако я держусь иного мнения, — возразил на это Штейн. — Мы уже не раз констатировали, что на Венере имеются вулканы. Я полагаю, что в южном гористом полушарии их еще больше. Собственно говоря, даже a priori нужно было предвидеть более значительное развитие вулканической деятельности на Венере, чем на Земле, потому что Венера более молодая планета с точки зрения эволюции солнечной системы. В таком случае вряд ли совместимы два явления — потоки огненной лавы и ледяные поля, спускающиеся с высоких гор.
Спор становился интересным. Каждая сторона по своему была права, у каждого из споривших были веские pro и contra, но вопрос мог быть разрешен, очевидно, только путем экспедиции на юг. Но далеко уйти без средств передвижения вряд ли можно было. Однако, все же после некоторых колебаний Штейн, Добровольский и Имеретинский втроем решились отправиться в это далекое путешествие, оставив Наташу с Карлом Карловичем и биологом, у "Победителя Пространства".
* * *
Прошло уже несколько дней после того, как отделившиеся путешественники направились на юго-восток от "Победителя Пространства". Дорогой спор ученых не прекращался. Добровольский думал было привлечь на помощь своему объяснению белые пятна Венеры, которые временами замечались астрономами. Постоянство этих пятен давало возможность определять период обращения Венеры вокруг оси. Не являются ли эти пятна ледяными полями Венеры? Однако Штейн не соглашался с этим. Он говорил:
— Пятна на Венере замечаются не только в южном полушарии, но и вообще по всему диску планеты. Я полагаю, что они обязаны своим происхождением прорывам в постоянном облачном слое планеты. То, что представляется с Земли большими белыми пятнами — это сплошные облачные массы, почти неподвижно висящая над теми областями планеты, которые изобилуют водными бассейнами. Непрерывно восходящие токи испарений питают эти облачные массы, поддерживая их и обусловливая их постоянство. В более гористых областях, где меньше воды, облака разрежаются и здесь мы видим меньшие темные пятна на Венере. Разрежению облаков содействуют здесь частые вулканические извержения, выносящие тучи пепла.
— Вот эти тучи пепла, — сказал Имеретинский, — мне кажется, позволяют нам объяснить то загадочное явление, которое наблюдали наши астрономы она Венере и назвали пепельным светом — голубовато-нежное сияние на неосвещенной части диска планеты.
— Обычно полагают, — сказал Добровольский? — что это отсвет полярных сияний, хотя, нужно сознаться, мы их здесь пока еще не видели.
— Нет, это не полярные сияния. Мне кажется что освещение темной стороны планеты в достаточной степени объясняется уже тем, что здесь, вследствие большой высоты и плотности атмосферы и вследствие почти вдвое большей рефракции (на Земле 33', а на Венере 55'), при несколько меньшем диаметре и меньшей массе планеты, оптические условия ее атмосферы позволяют сумеркам долго освещать небо после захода Солнца.
— Да, это совершенно верно, — согласился Добровольский. — Достаточно вспомнить тот факт, что во время прохождения Венеры через диск Солнца, перед самым вступлением планеты на его диск, она наблюдалась окруженной светлым кольцом атмосферы, светящимся со всех сторон; затем перед моментом нижнего соединения с Солнцем или вскоре после него, рога серпа Венеры наблюдались далеко переходящими геометрические свои пределы и иногда почти замыкались в кольцо — все это действительно подтверждает интенсивные оптические условия атмосферы Венеры, но при чем тут вулканы, — решительно не понимаю!
— Если бы одних нормальных оптических условий, присущих атмосфере Венеры было достаточно, чтобы вызывать ее пепельный свет, то земные астрономы видели бы его постоянно, — заметил Имеретинский. — На самом же деле он наблюдается изредка. Очевидно, нужны какие-нибудь особенные явления в атмосфере Венеры, чтобы его вызвать. Я полагаю, что здесь-то и сказывается влияние вулканических извержений. Тучи вулканической пыли, во время извержения на Земле вулкана Кракатау в 1883 г. и Лысой Горы на Мартинике в 1903 г., выброшенные на громадную высоту, вызвали великолепные явления ночного освещения неба в виде ярких зорь и светящихся облаков…
— Это не совсем точно, Валентин Александрович, — сказал Штейн, — не тучи пепла вызвали это явление, а что-то другое. Еще Плиний, описывая знаменитое извержение Везувия, во время которого погибли Геркуланум и Помпея, обратил внимание на то, что туча пепла и дыма, поднявшаяся из кратера вулкана, сначала прямо, как свеча, затем вдруг распространилась в стороны, подобно ветвям итальянской сосны-пинии, и дальше вверх не пошла. Эти пиниеобразные облака наблюдаются всегда при извержениях и всегда выше 11 километров не могут подниматься. Отсюда метеорологи сделали вывод, что на этой высоте встречается иной слой земной атмосферы, подобно потолку не позволяющий проникнуть туда более тяжелым частицам пепла, и пиниеобразные облака стелятся под этим "потолком". Этот верхний слой атмосферы назван был стратосферой. Светящиеся же облака, после извержений Кракатау и Лысой Горы, носились на высоте 70–80 километров. Надо полагать, что это были не продукты извержения в прямом смысле, а водород, выделившийся из частиц вулканического пепла и проникший вместе с парами воды в стратосферу. Поэтому ночные светящиеся облака состоят, вероятно, из кристаллов замерзших водяных паров с водородом, плавающих в стратосфере.
— Ваша поправка очень интересна и вполне убедительна. Я охотно ее принимаю. Допуская эти же условия и на Венере, мы должны себе представить еще более мощные парообразно водородные облака, в роде наших перистых (cirrus), держащихся в высоких слоях атмосферы и вызывающих то великолепное явление голубовато-нежного света, который нашими астрономами характеризуется как пепельный свет Венеры, — сказал, подумав, Имеретинский.
— Пожалуй и я готов согласиться с Вами, Валентин Александрович, — сказал Добровольский.
Особенно благоприятствуют Вашему объяснению наблюдения пепельного света Венеры, сделанные за последнее время Фогелем и Лозе. Они видели пепельный свет, простиравшимся не над всей неосвещенной частью диска, а на 30–40° от терминатора, что ясно намекает на сумеречное происхождение света. Но не забывайте, что есть еще одно объяснение этого загадочного явления. Дело в том, что некоторые астрономы, как, например, Трувело, видевшие неосвещенную часть Венеры, заметили, что она темнее окружающего фона неба. Поэтому они склонны думать, что пепельный свет Венеры — это просто негативное ее изображение, проектирующееся на более светлом фоне неба, освещенном зодиакальным светом и отдаленными частями солнечной короны.
— Эта гипотеза очень остроумна, Борис Геннадиевич, но в ней есть одно слабое место. Почему же, собственно, зодиакальный свет должен находиться только сзади планеты и служить ее фоном? Я думаю, что он окружает планету с обеих сторон. Мне кажется, даже наоборот, зодиакальный свет не только не будет подчеркивать контуры неосвещенного диска планеты, но, наоборот, станет размывать их и тем ослаблять настоящий пепельный свет, в реальности которого я не сомневаюсь.
В этом пункте разговора друзья наши вдались уже в такие тонкости, что вопрос поневоле должен был остаться открытым. Никто ведь еще не знает в точности об истинной форме и размерах зодиакального света и потому трудно решить вопрос, как далеко он распространяется за пределы Венеры не ослабевая в своей интенсивности.
* * *
Ученая экскурсия уже значительно удалилась от того места, где в недалеком расстоянии от хвойных лесов на уступах скал стоял "Победитель Пространства", у которого, как у "родного очага" остались оба биолога с Наташей. Путь экскурсантов лежал через негостеприимную страну. Всюду были глыбы гранитов и только скудная хвойная растительность временами разнообразила ландшафт. Через несколько дней пути, стали встречаться следы недавней вулканической деятельности: затвердевшие туфы, пепел, шлаки, рапилли и вулканические бомбы.
На горизонте, среди различных возвышенностей, внимание наших путешественников привлекла в особенности одна высокая гора с плоско срезанною верхушкою. Можно было думать, что это вулкан, недавно погасший или еще действующий. Свежие следы извержения говорили скорее за последнее, и Штейн высказал даже предположение, что быть может сейчас протекает одна из пауз, какие всегда наблюдаются у тех вулканов, деятельность которых носит затяжной характер. Конечно, этот вулкан, по направлению к которому шли наши путешественники, не подтверждал и не опровергал мнения Штейна о широко развитой деятельности вулканов в южном полушарии планеты. Путешественники знали, что им придется миновать еще не один такой вулкан, пока они приблизятся, хоть немного, к цели. Они не скрывали друг от друга, что, в сущности говоря, они идут в слепую. Неизвестно, что ждет их впереди, — быть может, неодолимые препятствия. Горная цепь может оказаться настолько большой и непроходимой, что послужит естественной преградой всякой их попытке к движению вперед.
Днем, передвигаясь вперед в гору, под унылым покровом облачного неба, среди голых скал, путешественники к вечеру сильно уставали и, располагаясь на ночлег, часто не в состоянии были даже развести костра за отсутствием топлива. Ночь проходила в научных спорах и только за этими спорами они забывались и отдыхали. Во время одной из таких ночевок Штейн, долго не смыкавший глаз после того, как Имеретинский и Добровольский уже спали безмятежным сном, вдруг заметил, что над вершиной той самой горы, которую он принимал за вулкан, облачность была слабо окрашена как бы отдаленным заревом пожара. Для него теперь уже не было сомнения, что где-то вблизи вулкана, быть может через одну из боковых его скважин, выступила раскаленная лава, блеск которой отражается в облаках. Днем он сообщил об этом своим спутникам и вечером, действительно, можно было наблюдать то же самое.
Путь свой экскурсанты держали немного восточнее вулкана и полагали, что он останется в стороне от них. Но последующие дни разрушили все их планы. Во время одной из следующих ночевок, все они были пробуждены необыкновенным гулом раздавшегося землетрясения. Облака над кратером вулкана светились сильнее, чем во все предыдущие ночи. На рассвете землетрясение повторилось. Им было отчетливо слышно, как в окрестных горах происходили какие-то сдвиги и перемещения скал, наводившие на них, никогда не испытанный ими, животный страх. Над кратером вулкана теперь уже можно было видеть небольшое облачко пепла и пара, которое, очевидно, и светилось ночью так ярко.
Старик Штейн был настойчив и ему долго не хотелось сдаваться. Указывая на облачный столб вулкана, он шутя говорил, что подобно древним евреям, блуждавшим в пустыне, они идут по указанию этого облачного столба, по ночам кажущегося огненным и освещающим им дорогу. Быть может оно и выведет их на настоящую дорогу.
Однако, вскоре все убедились, что идти вперед — значит рисковать жизнью. Подземный гул землетрясения повторялся в последние дни и потому решено было повернуть обратно. Но не успели они сделать и одного дня пути, как новый удар землетрясения привел их прямо в панический ужас. Оно сопровождалось не только сдвигами, но и образованием громадных трещин в горах, значительно затруднявших обратный путь. Через день они пришли к месту одной из предшествующих своих ночевок и к ужасу убедились, что их отделяет от нее поперечная трещина сказочных размеров, образовавшаяся во время землетрясения. В ширину она достигала от 10 до 30 метров, а глубина была неопределима, зияя загадочной черной щелью. Переходить ее им не было никакой возможности и потому оставалось одно из двух: или подниматься к востоку в гору или спускаться к западу, где вдали под пеленой тумана, по-видимому, синели леса. Но подниматься вверх, почти к вулкану, — это значило бы снова возвращаться назад, и потому оставался единственный выход — спускаться к западу вдоль трещины до тех пор, пока она не окончится, чтобы перейти потом к северу.
Рассуждать долго не было времени и все торопливо пошли к западу. Ночью решили не останавливаться и идти дальше. Временами, озираясь назад, они видели отдаленный свет, блестевший в клубах дыма над вулканом, который уже никак не был теперь спасительным маяком; наоборот, в его зловещем отблеске виделось грозное предостережете. На утренней заре, усталые, они присели отдохнуть. Трещина не уменьшалась и небольшими излучинами уходила вдаль, слегка направившись к северо-западу. Уклон местности был настолько значителен, что скоро вулкан скрылся за уступами скал и хвощовая и хвойная растительность стала попадаться все чаще и чаще. Было ясно, что еще ниже начнутся леса.
На следующий день, во время дневного привала, Добровольский обратил внимание на то, что у самой поверхности почвы заметен небольшой слой углекислоты, так как не удавалось развести костра. Огонь гас при приближении его к почве. Было ясно, что впереди лежала новая долина смерти, подобная той, в которой едва не погиб Карл Карлович, и потому спускаться вниз было опасно. Что же, однако, оставалось делать бедным путешественникам, загнанным жестокостью самой природы в такой непроходимый тупик: сзади гроза вулкана, впереди пропасть, в стороне долина смерти…
Вдруг оглушительный взрыв потряс окрестность. Облако пара с шипением поднялось над скалами в той точке горизонта, за которой приблизительно находился вулкан. Очевидно, произошло так долго подготавливающееся в недрах подземного мира извержение лавы на поверхность.
— Смотрите, — сказал через минуту Имеретинский, — лава течет ужасным потоком и кажется в нашу сторону! Надо спасаться!..
— Но куда же нам идти? — в отчаянии вскричал Добровольский. — Мы кажется, погибли…
— Господа, не будем терять присутствия духа! Давайте серьезно обсудим наше положение, — сказал Штейн. — Быть-может еще…
Но вдруг счастливая мысль озарила Имеретинского, при взгляде на отдаленную группу сигиллярий.
— Господа! — вскричал он, — ни одной минуты промедления! Мы устроим мост через пропасть…
— Что вы, какой мост? — с ужасом посмотрел на него Добровольский, но вспомнив, как уже однажды его друг спас их, когда пошел чинить разорванные цепи "Победителя Пространства" над пропастью междупланетного пространства, — он готов был поверить и теперь в спасение, хотя помощи не было видно ни откуда.
— Мы срубим одно только вот это дерево и, положив через пропасть, спустимся на ту сторону. Вы замечаете, что противоположный берег трещины лежит ниже нашего, следовательно, уклон, к нашему счастью, в ту сторону. Итак, за дело, не теряя времени…
Подрубить сигиллярию было делом одной минуты. Трудно подавалась только крепкая кора, внутреннюю же древесину можно было перерезать также легко, как мочалу. Срубленный высокий ствол рухнул вниз; благодаря легкости, путникам не стоило особенного труда стащить его к пропасти.
— Теперь, господа, все дело в том, чтобы суметь перекинуть его на противоположную сторону. Сделаем так. Положим дерево перпендикулярно к трещине, вот на это место, которое, наиболее возвышается над противоположным краем.
Все молча последовали за Имеретинским и общими усилиями положили ствол дерева на указанное место, отрубив верхушку.
— Попробуем толкнуть его теперь сразу так, чтобы оно скользнуло вдоль своей оси и противоположным концом попало на тот берег.
Сказано-сделано… но всего на какой-нибудь метр не достигнув противоположного края, дерево с треском зашумело в пропасть и вскоре скрылось в ее мрачной глубине. У всех опустились руки с досады от постигшей их неудачи. Однако, медлить было нельзя. Они начали рубить другое дерево, более тонкое, чем первое. В это время на скалах юго-западного горизонта что-то ослепительно блеснуло, как струя раскаленной стали на каком-нибудь металлургическом заводе. Это поток лавы спускался со скал прямо на наших путников, вздымая над собой клубы паров.
— Скорее, скорее господа, иначе мы опоздаем. Видите — гибельная лава уже надвигается! — вскричал Имеретинский.
На этот раз дерево толкнули удачно и оно опустилось противоположным концом на тот берег, выгнувшись над бездной под собственной своей тяжестью.
Первому предложили спуститься Штейну на ремне собственного пояса. За ним последовал Добровольский. Оба удачно соскользнули по продольной ребристой коре сигиллярии на противоположный берег. Имеретинский сидел на конце ствола, чтобы дерево не скользнуло по инерции дальше, вместе со своими пассажирами, и не обрушилось бы в пропасть. Но все обошлось благополучно. Тем временем он успел заострить и вбить кол возле конца дерева и бывшей у него веревкой привязать его к нему, Подвесившись на ремне своего пояса, он готов был соскользнуть на противоположный край трещины. Штейн и Добровольский, стоя на противоположном берегу нетерпеливо ожидали конца его приготовлений.
Вдруг клубы паров с шипением вырвались из трещины и покрыли ее густым облаком…
* * *
Наташа, Карл Карлович и Блауменберг, оставшиеся вблизи "Победителя Пространства", вскоре начали скучать без своих друзей. Когда же подземный гул землетрясения докатился и до них, они начали тревожиться. Начавшееся извержение лавы из кратера вулкана повергло их в полное уныние. Карл Карлович пытался скрыть свое волнение от Наташи и, как мог, успокаивал ее, стараясь уверить, что путники идут на большом расстоянии от места катастрофы. Блауменберг был молчаливее обычного и сидел все время над своим микроскопом.
Когда извержение окончилось и наступил период относительного спокойствия, Наташа стала часто ходить в том направлении, куда ушел Имеретинский и его спутники. Ей все казалось, что они, встретив неодолимые препятствия, скоро должны возвратиться. Напрасно, однако, смотрела она на окрестности в бинокль: никто не появлялся над унылыми скалами… Сердце ее мучительно сжималось от боли за дорогих друзей. Прошло уже много дней после катастрофы. Карл Карлович ломал себе голову над вопросом — живы или погибли его друзья? Все данные были за то, что они не остались в живых, но он отгонял эти навязчивые мысли и ему не хотелось допускать этой ужасной возможности. Он видел, как страдает Наташа, как она исхудала и побледнела за эти дни и всячески старался ее развлечь. Наташа грустно смотрела на него и говорила:
— Ах, Карл Карлович, оставьте, не надо! Я не могу допустить, чтобы они погибли. Ведь с ними Валентин Александрович, а помните, как он выручил нась там, в мировом пространстве? Не могли же стать они жертвой своей неосторожности…
В этот день Наташа с Карлом Карловичем спустились по направлению к "Долине Смерти", поискать новых насекомых в кустарниках. Так как местность к северу и западу отсюда была достаточно известна, то на этот раз они углубились к востоку. Каково же было их изумление, когда здесь они увидели идущих навстречу им своих друзей. Радости не было конца. Не только Наташа, но даже и Карл Карлович растрогался, увидев своего Бориса целым и невредимым. Путники сильно устали и измучились, но сознание, что они опять "дома", придало им сил, и Имеретинский начал рассказывать о своих приключениях. Он был на волосок от гибели и едва успел спуститься через пропасть, как она начала наполняться потоком лавы; ему пришлось употребить нечеловеческие усилия, чтобы, спускаясь на ремне собственного пояса, не потерять сознания от удушливых газов, поднимавшихся над клокочущей лавой, и не упасть в пропасть. Очутившись на противоположном берегу они бросились бежать без оглядки, и только отбежав уже на порядочное расстояние, убедились, что трещина в сущности спасла их, так как лава, устремившись в нее, долго не могла заполнить ее бездонной глубины и потекла, по-видимому, уже по руслу самой трещины. Только удушливые газы с облаками пара еще долетали до них, но и они скоро сменились проливным дождем с ужасными раскатами грома, заставившими их пробыть несколько дней в пещере. Гроза, оказалось, прошла и через ту местность, где оставалась другая часть экспедиции, подарив их проливным дождем и эффектными разрядами электричества. Особенное впечатление у Наташи оставил своеобразный шум Венериного леса во время бури, которая предшествовала грозе.
Когда все члены экспедиции вновь собрались за общим ужином у приветливого костра, их разговоры сосредоточились ни минувшей катастрофе. Она обсуждалась со всех сторон и, между прочим, выдвинулся общий вопрос о сущности вулканических явлений. Подобно тому, как и при извержениях на земном шаре, здесь наблюдается характерная подробность — появление громадного количества паров, выброшенных вулканом вместе с лавой. Обычно полагают, что из всех газов, выделяющихся из лавы при ее извержении на поверхность, преобладает водяной пар (99 %), и кроме того выделяются сернистая и хлористоводородная кислоты, углекислота, водород и другие газы.
— Нет сомнений, — говорил Имеретинский, — что и здесь при вулканических явлениях огромную роль играет вода, т. е. собственно, водяной пар, упругая сила которого, при высокой температуре громадна. Она-то и производит все явления вулканизма.
— Но как же попадает внутрь Земли вода? — спросила Наташа.
— Обычно полагают, что вулканы расположены вблизи морей, что вода последних через трещины на дне, а также медленно просачиваясь через горные породы и проходя через пустоты в земной коре, попадает внутрь Земли, доходя до расплавленных горных пород, и обращается в пар. Образующаяся через это соединение огненно-жидкая масса выбрасывается через трещины на поверхность. Этот взгляд впервые был высказан еще римскими писателями, затем его поддерживали Гумбольдт и другие. В последнее время, однако, он сильно оспаривается. В самом деле, ведь не все же вулканы находятся вблизи морей. Притом странно представить себе, чтобы вода — подходя к магме, поглощалась ею. Наоборот, естественнее предполагать, что вода, коснувшись магмы, моментально должна превращаться в пар и вырываться самостоятельно, оставляя магму внутри, что однако противоречит действительности.
— Да, это основательные возражения против теории Гумбольдта, — сказал Штейн. — Я охотнее склоняюсь к объяснению Зюсса, который полагает, что ни водяной пар, ни углекислота, выделяющиеся при извержениях, не могут быть результатом проникновения этих газов с поверхности Земли внутрь. Наоборот, они являются из внутренних глубоких частей Земли и представляют собою результат освобождения земного шара от газов, начавшегося еще с момента отвердения земной коры и продолжающегося и поныне. Таким путем выделились из недр Земли ее океаны и все вообще водные источники. Не вулканы питаются морскою водою, а наоборот, моря увеличиваются в объеме и массе после каждого вулканического извержения.
К вечеру следующего дня небо начало проясняться. Появилось долго не виданное Солнце и температура сильно поднялась. Ночью же все любовались великолепными серебристыми светящимися облаками, охватившими тонкой вуалью весь западный небосклон до самого зенита.
— Вы правы, Валентин Александрович, — сказал Добровольский, — обращаясь к Имеретинскому. Вот и светящиеся облака, как результат происшедшего извержения. Помните, вы объясняли ими пепельный свет Венеры?
— Да, Борис Геннадиевич, если бы Венера сейчас была близка к нижнему соединению с Солнцем относительно Земли, наши астрономы несомненно видели бы ее пепельный свет. Я продумал свое объяснение глубже и пришел к заключению, что те благодатные, сравнительно умеренные климатические условия, которые мы встретили на Венере, в значительной степени обязаны светящимся облакам,
— Это каким же образом?
— Не так давно американский астроном Эббот разрабатывал вопрос об изменении климата на земном шаре в зависимости от вулканической деятельности Земли. Он придает большое значение поглощающей способности светящихся облаков, задерживающих по его расчетам до 1/19 количества солнечных лучей, которые, следовательно, не достигают земной поверхности; таким образом, годичная температура на Земле после извержения какого-нибудь вулкана и появления светящихся облаков может упасть на три и даже более градуса. Теперь интересно знать, какую температуру приписывают наши астрономы Венере?
— По вычислению Христиансена, она должна равняться на поверхности планеты + 65 °C. Аррениус обращал внимание на большое альбедо планеты, т. е. на ее большую способность отражать солнечные лучи, и полагал, что вследствие этого средняя ее температура несколько ниже вычисленной Христиансеном. Вообще астрономы склонны были думать, что облачность планеты должна значительно умерять температуру, в чем мы и убедились самолично.
— Прекрасно. Теперь прибавьте к этому еще одно, забытое астрономами обстоятельство: тучи вулканическая пепла и верхние водородные облака, согласно поправке нашего уважаемого профессора, и вы увидите, что при теоретическом расчете нужно и это принять во внимание, и вот все эти обстоятельства в своей совокупности и обуславливают царящие здесь благодатные климатические условия, в значительной степени содействовавшие продуктивности наших исследований на планете.