На Востоке
Шпионажем на Востоке занималось, в основном, небольшое число изобретательных офицеров — турецких, германских, британских. Они бродили, замаскированные, в тылу противника и собирали информацию. Меньшую роль играл бедуин, работавший в качестве агента связи; он прятал донесения и документы в складках своего развевающегося «абба». Мы широко пользовались бедуинами, посылая их в тыл турецких позиций у Газы и Иерусалима; вероятно, враг делал то же самое. Надо учесть, что в Палестине окопы противников не составляли одной непрерывной линии, как во Франции.
В Палестине окопы тянулись примерно на 50 миль от берега в глубь страны, теряясь в песках пустыни. Поэтому агенту-арабу не представляло особого труда обойти фланг, упиравшийся в пустыню, и попасть в тыл турецких или британских линий.
Агент-бедуин мог получить инструкцию обойти фланг турецких позиций и посетить Рамлу, где была расположена германская эскадрилья, Иерусалим, где тогда находился штаб, Лидд — важный железнодорожный узел, Дамаск — центр германо-турецкой деятельности. В этих пунктах он собрал бы письменные донесения, например доклад резидента Рамлы о германском авиационном корпусе, сообщения железнодорожника-резидента в Лидде о количестве войск, продовольствия и вооружения, которые за последнее время перевезены.
Англичане не ощущали недостатка в агентах-резидентах в тылу турецких позиций. Сирийские, армянские и греческие купцы, отчасти из ненависти к оттоманскому государству, отчасти из жадности, не замедлили предложить свои услуги.
Героем был один молодой белокурый еврей, девятнадцати лет, по фамилии Ааронсон. В доме его отца, в Яффе, долго проживал немецкий старший штабной офицер. Молодой Ааронсон систематически и подробно информировал англичан обо всем, что ему удавалось узнать. Go временем он сделался одним из наших лучших агентов в Палестине.
Возненавидев турок в результате притеснений, которые пришлось долгие годы терпеть его семье, Ааронсон предоставил себя в распоряжение британцев в конце 1917 года во время операций, закончившихся захватом Иерусалима.
Смелость его возрастала с каждым днём. Он совершал частые экскурсии в тыл к туркам, добывал исключительно точную информацию. Для экскурсий пользовался небольшой лодкой, на которой выплывал с британских линий, объезжал фланг противника и высаживался милях в двадцати севернее позиций. После высадки он отправлялся к своей сестре в Яффу. Эта девушка, также горячо ненавидевшая турок, играла роль «почтового ящика», собирая донесения от агентов-исполнителей. Ааронсон забирал донесения и доставлял в британский штаб в Лидде. Он сделал несколько поездок, прежде чем у немцев возникли подозрения.
Вскоре турки заточили девушку в вонючую тюрьму и подвергли пыткам «третьей степени». Девушка не сказала ни одного слова, которое могло бы выдать брата или других. Ни угрозами, ни голодом, ни грубыми оскорблениями турки не могли добиться ничего. Тогда её стали зверски пытать, вырывая каждый день по одному ногтю на пальцах.
Несмотря на ужасные страдания, девушка молчала. Турки её убили.
В Палестине мы вербовали агентов даже в турецкой армии. Оттуда шёл вечный поток дезертиров; многие офицеры и солдаты выражали желание служить в британской армии. С одним из таких дезертиров я познакомился под Газой в сентябре 1917 года.
Утром в палатке-столовой мне встретился маленький смуглый майор с загнутыми кверху усами, весьма похожий на Энвер-бея. Когда я вошёл, он встал и поклонился. Я не привык, чтобы меня первыми приветствовали старшие офицеры, и заинтересовался этим любезным человеком. Он заговорил на английском языке о погоде, и я решил, что это один из «номеров» полковника Лоуренса. Однако я ошибся, он оказался ещё более любопытным экземпляром. Без всякого смущения он, пока я пил чай, поведал свою историю. Сорок восемь часов назад он был майором турецкой армии и командовал батальоном, который занимал часть развалин Газы. Дезертировав с одним из своих младших офицеров, он теперь намеревался сагитировать весь свой бывший полк перейти на сторону англичан. «А пока, — простодушно сказал он, — я поступил в качестве майора в ваш разведывательный штаб. Хожу теперь допрашивать турецких пленных из моей бригады, которых вы захватили прошлой ночью. Доброе утро, сэр!»
И он низко поклонился.
Я поднялся и приветствовал его, как полагается капитану приветствовать майора.
Еще более полезным оказался один турецкий дезертир, офицер-топограф 18-го армейского корпуса Генерального штаба. Этот джентльмен сейчас же получил работу в нашем картографическом отделении и оказался неоценимым человеком благодаря знанию территории, лежавшей перед нами; говорят, он был произведён в офицеры британской империи.
Но в Палестине не всегда счастье нам улыбалось.
Молодой немец, по фамилии Пройссер, проживший в этой стране долгое время и в совершенстве усвоивший язык и обычаи, был самым страшным конкурентом в шпионаже.
По внешности похожий на бедуина, он переходил через линию фронта и пробирался в тыл британских войск. Говорят, верхом на осле он однажды добрался до самого Суэцкого канала. Были серьезные основания полагать, что ему удалось достичь Каира и что, прибыв туда, он переоделся в гражданское платье и остановился в отеле «Шепперда». Эту гостиницу можно сравнить с отелем «Савой» в Лондоне, «Отель дю Рэн» в Амьене, «Белой Башней» в Салониках и «Континенталем» в Риме. Каирский отель, как и те, был злачным местом для шпионов с длинными ушами.
Вся жизнь белых, казалось, вращалась вокруг «Шепперда». Здесь к пяти часам собирался «весь Каир»; французские и итальянские дамы, которые, несмотря на сокращение тоннажа, не прерывали связей с парижскими портнихами, англичанки, пришедшие прямо с гольфа или тенниса в Гезирее, генералы, офицеры, шотландские горцы, австралийцы, индусы, богатые армяне, греки, левантийцы и турки, сестры милосердия в серых и красных пелеринках — все сидели за столиками и уютно сплетничали. Если Пройссер действительно побывал и «Шепперда», то, безусловно, не потерял времени даром.
Шпионы-исполнители в таких странах, как Египет, вербовались, вероятно, из греков, левантинцев и прочих. Они проживали под видом переводчиков или содержателей баров. Некоторые шпионки весьма успешно подвизались под видом «актрис». Мы не хотим сказать, что офицеры в отпуску проводили время, обсуждая с артистками военные события. Но сообразительная девушка могла поймать в ловушку своего «друга» незаметно для него самого. Могла предложить переслать по почте фотографические снимки, которые он не успел получить из фотоателье, и таким образом узнать его часть и дивизию; могла воспользоваться этой возможностью и спросить, где именно он находится. Иной раз восторженный молодой лётчик сам пускается в рассказы о последних событиях своей жизни и боевых подвигах, — а разве можно остановить лётчика, когда он заговорит об авиации!
Так называемая «принцесса Алекса» была одной из таких актрис, за которыми следовало постоянно наблюдать. Эта дама, хотя она была только разведённой женой французского офицера, частенько посещала весёлые курорты в окрестностях Александрии, Рамлу и Сан-Стефано, одеваясь, как местная девушка знатного происхождения. Она ходила в яшмаке и сандалиях, с браслетами на ногах и в прекрасных шёлковых и сатиновых мусульманских одеждах.
Умная, хорошо знающая английский язык, она оказалась идеальной приманкой для молодых офицеров, «опьянённых Востоком». Смуглая, похожая на испанку, она кокетливо смотрела сквозь вуаль, над которой виднелась лишь пара чёрных изогнутых бровей. Существовали весьма серьёзные подозрения, что она передавала информацию одному хорошо известному в Каире человеку, работавшему в отеле; однако «принцессу» не лишали свободы.
У агента-резидента противника были две возможности передавать информацию: воспользоваться услугами какого-нибудь бедуина, как уже описано выше, или держать связь с подводной лодкой, курсирующей у берегов.
У меня на глазах возле Александрии был затоплен корабль водоизмещением 12 000 тонн. Подводная лодка весело подплыла к своей жертве, подняв парус, что придавало ей вид «доу»[10]. Уже выпустив торпеды, она подошла на 500 ярдов и дала ещё один залп по тонущему кораблю.
Но и после этого конвоирующие контрминоносцы не заподозрили безобидное парусное судно, которое вскоре стало погружаться в воду вместе с парусом.
— Эти мнимые «доу», — сказал мне как-то один видный офицер, — начинают надоедать. Видите ли, эти немцы шатаются тут, и их ни за что на свете не отличишь по внешнему виду от «доу», а в одну прекрасную ночь любезный туземец подплывёт к ним на лодке и передаст самые последние шпионские донесения из Каира. Затем командир подводной лодки погружается в воду и направляется в Бейрут или Александретту.
Действительным хотя и не официальным главой британской секретной службы в Египте был полковник Лоуренс, молодой человек 29 лет. Его романтическую, полную приключений жизнь нельзя ни с чем сравнить ни в этой, ни в других войнах. До войны Лоуренс был: студентом университета в Англии, увлекался археологией и египтологией, и научные занятия привели его в 1914 году в Святую Землю. По удивительному совпадению он очутился вблизи того самого Пройссера, о котором мы говорили. Лоуренс вначале служил лейтенантом в политическом департаменте, но постепенно благодаря прекрасному знанию местных обычаев и условий выдвинулся и, несмотря на сильное противодействие старых специалистов, встревоженных перспективой потерять свои синекуры, стал офицером связи у короля Геджаса и главным агентом британской секретной службы.
Он наденет, бывало, бурнус и «абба», расчешет русую бороду и отправляется странствовать по пустыне то один, то во главе небольшой группы бедуинов. Задания были разнообразны. Иногда он отправлялся в тыл противника и, сделав наблюдения, возвращался с лаконическим докладом в Генеральный штаб. Иногда проезжал на верблюде дикую пустыню Акаба, расплачивался с агентами-бедуинами, собирал донесения и давал новые задания. Во время таких кочёвок он вел жизнь бедуина в полном смысле этого слова, даже выполнял религиозные обряды и ел ужасную для европейца пищу. Лоуренс не останавливался ни перед чем.
Любимым его развлечением было разрушение железной дороги. Главная турецкая железная дорога от Дамаска до Мекки тянулась с севера на юг, приблизительно в 100 милях от правого фланга британцев. Лоуренс время от времени её взрывал. Кроме того, он пускал под откос поезда с боеприпасами и воинские эшелоны, а однажды захватил в плен турецкое подразделение, состоявшее из трёх офицеров и восьмидесяти рядовых. В таких случаях он обычно извинялся, что не привёл больше пленных, объясняя это пылом своих товарищей-бедуинов. Лоуренс занимался и ещё одним весьма полезным делом — он перерезал телефонные провода противника. Это обычно делалось накануне значительных боевых операций, и таким образом турки в критический момент должны были прибегать к помощи радио.
Лоуренс подстрекал различные арабские и бедуинские племена на фланге турецкой армии к неповиновению, к постоянным восстаниям. Обычно он приезжал в какое-нибудь племя, жил там несколько дней, указывал предводителю, каким способом истощать силы противника, а затем переезжал в другой лагерь бедуинов и повторял свои наставления.
Не менее изобретательным был немецкий шпион в Палестине майор Франкс.
Франкс почти всю жизнь провел в британских колониях, и в любом обществе его приняли бы за англичанина. Это преимущество он использовал до конца. Собрав коллекцию британских офицерских форм, Франкс надевал одну из них во время своих экскурсий в тыл британских позиций.
Вся жизнь его была похожа на легенду. Однажды, когда он был в форме австралийского офицера, Франкса окликнули два австралийских часовых; он тут же их арестовал. Другой раз в форме полковника британского артиллерийского управления Франкс прибыл в нашу главную базу боевого питания в Рафе и, сказав, что прислан сюда австралийским дивизионом, находящимся на фронте, детально обследовал склады. Позднее, перед одним из сражений, он появился на британских позициях в форме капитана под видом представителя вышестоящего штаба, посетил штаб бригады полевой артиллерии и выяснил детали предстоящей операции.
После того как почетный гость уехал, выяснилось, что на один вопрос ему ответили неверно; позвонили в штаб, чтобы исправить ошибку. Оказалось, что оттуда никаких офицеров для обследования не посылали.
Так был обнаружен обман. Пришлось проделать огромную работу, чтобы изменить весь план артиллерийского огня, выданный Франксу.
Заключительный подвиг этого разведчика был, вероятно, самым изумительным.
Когда британцы удерживали сектор Яффа — Иерусалим, Франкс снова появился в форме офицера штаба; он переезжал из батальона в батальон по линии фронта, производя инспекцию, подробно расспрашивал командиров о предстоящей атаке и затем, не возбудив подозрений, возвратился на турецкие позиции.
Эти подвиги вызвали в Палестине настоящую «франксовую панику».
Часто задерживали совершенно невинных офицеров, что сильно мешало работе штабов.
В песчаных пустынях Палестины лучшая «профилактическая мера» — сконцентрировать туземцев в определённых районах и запретить выходить оттуда. Всех бродячих арабов подвергали аресту и обыску. Даже два итальянца — парикмахера, которые по настоянию генерала Алленби сопровождали его на поле боя, не имели права выходить за пределы штаба. А сколько бумаги ушло на этих парикмахеров!
На долю разведки выпадали иной раз и еще более странные обязанности.
Однажды вечером в Хан Унусе местного офицера разведки посетила делегация девушек с заявлением, что они «не хотят и не желают» выходить замуж за мужчин, которым родители посулили своих дочерей в раннем детстве или даже ещё до их рождения.
Эти смуглые красавицы — их было шестеро, — проникнутые новыми идеями в результате общения с англичанками — медицинскими сестрами, бесстыдно скинули чадры. Увидев, что европейские женщины пользуются такими же правами, как мужчины, обитательницы Хан Унуса пожелали сами выбирать спутников жизни. Но, увы, политика остаётся политикой: наше вмешательство в местные обычаи могло бы навлечь на нас проклятие Аллаха.
За местными жителями Месопотамии во время войны наблюдала обширная организация политической разведки — «белые нашивки». В особенности нуждалось в присмотре полумиллионное население бассейна Тигра, где половина жителей состояла из кочевников.
Номады (кочевники) живут в шатрах и постоянно движутся: от берегов Тигра — в пустыню, из пустыни — к Тигру. Они бродят небольшими, замкнутыми колониями человек по сто, засевая землю там и сям, снимая урожай на обратном пути и вечно странствуя. Так они бредут изо дня а день, не зная, где разложат свои палатки завтра. В пути номады выращивают свой скот: коз, овец, верблюдов, коров, птицу; в пути и продают его. Номады — суровый народ. Они любят драться, однако нападают только тогда, когда обладают огромным численным превосходством. Они делятся на племена и подплемена, платят дань шейхам и меньшим шейхам. У иного шейха бывает свита из 4 000 или 5 000 человек пехоты и тысячи всадников, самых замечательных наездников в мире. Эта сила обычно присоединяется к тем, кто берёт верх в данный момент, — к нам, когда наша звезда идёт к зениту, к туркам, когда для нас наступает чёрный день.
Легко понять, какое количество отделений должна была иметь политическая разведка в Месопотамии. Здесь следовало постоянно ожидать удара в спину; чем серьёзнее момент, тем энергичнее удар.
Племена, населяющие территорию от Басры до Кута, исповедуют верность султану, как калифу. От Кута к северу они обычно бывают шиитами-магометанами (верность шаху).
Обе секты постоянно враждуют друг с другом. Даже в пределах одного племени, — а миллион обитателей Месопотамии разделён, примерно, на шестьдесят племён, — процветает жесточайшая родовая месть, которая обычно возникает в результате похищения девушек. Это в стране арабов — прямое оскорбление и означает: «ваши женщины недостойны того, чтобы жениться на них; мы предпочитаем их как наложниц». Нередко такие набеги организует caм главный шейх племени: чем больше раздоров внутри племён, тем сильнее позиция шейха, тем больше у него шансов получить свою дань. Наша разведка, по совершенно очевидным причинам, поощряла междоусобицу до тех пор, пока длилась война. Это ослабляло наших потенциальных врагов.
Многое из сказанного применимо и к оседлым арабам.
Женщины этой страны не причинили особых беспокойств нашей контрразведке. Только в Багдаде женщина осмеливалась слегка поднять голову, иной раз даже нарушая строгий устав гарема.
В Багдаде женщины подумывали и о шпионаже. Как-то утром в комнату разведки штаба, расположенного тогда британской резиденции, явилась молодая багдадка. Женщина сообщила, что она была возлюбленной германского консула, который перед отъездом поручил ей шпионить за англичанами. Немец обещал выплачивать за это 10 фунтов стерлингов в месяц, но до сих пор она не получила ни пенни и поэтому пришла наниматься к новым хозяевам Багдада. Оказалось, что во время германо-турецкой оккупации она работала в арабском театре. Разведка немедленно обратила внимание на это странное учреждение.
Одним из лучших и наиболее типичных шпионов к востоку от Суэца был некий молодой немец, по имени Васмусс, бывший германский консул в Персии.
Обычно раз в две недели разведывательный отряд нашего Генерального штаба выпускал карту, показывавшую распределение сил противника на восточных театрах войны.
Через угол карты было красными чернилами написано «Васмусс». Площадь, покрытая; этим словом, в несколько раз превосходила площадь Англии. Вся южная Персия находилась в сфере влияния этого немецкого шпиона.
Ещё до войны, когда Васмусс был совсем молодым человеком, его консульство в Бушире выделялось среди местных европейских учреждений. Он устраивал частые приёмы в честь местных сановников, что производило должное впечатление. В ноябре 1914 года мы пытались захватить этого молодого джентльмена, но он бежал и на протяжении всей войны оставался постоянной угрозой, политической силой, с которой приходилось считаться. Из-за него одного приходилось держать в той местности тысячи британских солдат.
Владея персидским языком, как родным, хорошо зная нравы и обычаи, Васмусс удалился в глубь страны, имея при себе огромные суммы денег. Он занялся шпионажем в пользу Германии, подчинил всю южную Персию немецкому влиянию и, где мог, пакостил англичанам.
Васмусс имел своих шпионов и агентов по всей Персии.
За исключением трёх его ближайших помощников (двух немцев и одного швейцарца), шпионами были персы, в том числе и представители местной знати, и простые рыбаки. Васмусс поддерживал регулярную связь с Берлином через Лиман фон Сандерса в Константинополе. До конца войны Васмуссу было известно всё, что касалось военных приготовлений в Индии, дислокации наших сил в Месопотамии и отправки войск на другие театры войны. Он своевременно передавал свою информацию дальше. Владельцы крупных парусных судов, снующих между Индией и Персией, доставляли ему сведения, рыбаки докладывали о замеченных транспортных судах, а Васмусс прикидывал, сколько войск могло находиться на борту этих судов. Товары, отгруженные в Персию из Индии, указывали род и количество войск, направленных во Францию и Египет.
Так, отправка Васмуссу ящика мыла была донесением, что на запад выехала бригада индийской пехоты. Обо всех необычных приготовлениях британских войск в Персии его сейчас же ставили в известность агенты, работавшие слугами в районах расположения британских войск и в офицерских столовых.
Пока Васмусс занимался организацией активного сопротивления и мешал военным мероприятиям Британии, его три компаньона разъезжали по Персии, переманивая на свою сторону английских шпионов. Одного из этой троицы, Бругмана, в конце концов, поймали.
Долгое время после того, как попался Бругман, Васмусс продолжал оставаться бельмом на глазу для британцев.
Над Буширом висела постоянная угроза нападения племён, фактическим вождем которых был Васмусс. Тысячи британских солдат приходилось держать наготове, чтобы перехватывать «доу», возившие этим племенам вооружение из-за моря. Четыре военных корабля всегда сторожили залив.
Васмусс сообщал персам всякие небылицы собственного сочинения. Когда мы наступали в 1916 году на Сомме, он решил развеять впечатление, которое произвели эти вести, вывесив на стенах своего дома в Аараме сенсационное сообщение, будто немцы высадились в Англии и убили короля Георга. Эта весть моментально облетела всю Персию.
Британские власти обещали 50 000 фунтов стерлингов тому, кто доставит этого изумительного человека. И всё же, хотя Васмусс был единственный белый среди туземцев, христианин, а не магометанин, и запас денег у него истощался, его так и не выдали. Почему? А потому, объяснили потом туземцы, что «ни один человек не может стоить так дорого» и никто не верил в серьёзность предложения.
Когда у Васмусса иссякли средства, он начал выдавать векселя, а под конец даже убедил персов выплачивать ему жалованье — 3000 рупий в месяц. Кроме того, они кормили и одевали его, дали лошадь. Васмусс даже женился на персидской девушке, дочери предводителя одного из племён, среди которых жил.