В небольшом одноэтажном домике с круглыми массивными колоннами помещаются партбюро, комитет комсомола, профком, редакция многотиражной газеты радиоузел кондитерской фабрики. Когда-то здесь была контора владельца фабрики и рабочим, конечно, сюда не было доступа. А сейчас ни в одном из фабричных помещений не случит так часто входная дверь, как здесь. Сюда идут по любому делу: за советом, поделиться горем, радостью, поговорить о будущем, получить путевку на курорт или направление на учебу, рассказать о делах в цехе…
Ипполит тоже хорошо знает дорогу в этот старинной архитектуры дом. Здесь его принимали в комсомол, здесь его поздравляли с окончанием ремесленного училища, здесь не раз поругивали за горячность характера…
Сейчас он опять идет сюда и, конечно, опять его не будут гладить по головке. В самом деле, за что гладить? За самовольничание? Или за то, что он такое натворил с Васей? Нет, хвалить определенно не за что…
Он быстро взбегает по лестнице, быстро подходит к двери комсомольского комитета и сразу же громко, двумя пальцами, стучит в нее. Если это делать медленно, раздумывая, — все покажется трудно преодолимым. А тут — уже отступать некуда.
За дверью слышится голос:
— Войдите!
Ипполит открывает дверь и останавливается на пороге.
Как здесь все знакомо ему! Светлая комната, паркетный, натертый до блеска, пол, белые занавески на маленьких старинной формы «окнах. На стене фотографии изделий фабрики. Тут есть и снимок с торта, который делал их цех для победителя прошлогоднего первенства страны по футболу. Хорошо потрудились тогда все, но и торт был неплохой. На столике у другой стены — коробки из-под печенья и шоколада, очень яркие и пестрые.
Ася сейчас одна. Она сняла со стола черную массивную чернильницу, такую же пепельницу, стаканчик для ручек и карандашей, календарь, папки с делами и все это перенесла на диван. Свернула старый, забрызганный чернилами лист глянцевой бумаги, развернула новый, голубого цвета, и положила его на свой стол. В правой руке у нее пресспапье, в левой — несколько кнопок.
— Вот хорошо, что ты пришел! Поможешь мне справиться с этим листом!
Ипполит переступает порог, подходит к столу, измеряет взглядом его величину, величину листа бумаги и решительно заявляет:
— Загнуть края надо. Дай-ка сюда.
И, не дожидаясь разрешения хозяйки, сам загибает бумагу по краям, потом берет из рук Аси кнопки и начинает прикреплять ими бумагу.
— Я к тебе на казнь, Ася, — говорит Ипполит, прижимая к столу очередную кнопку. Но слова эти, заготовленные им задолго до прихода сюда, совсем не идут ни к царящей сейчас в комнате обстановке, ни к настроению секретаря комсомольской организации, ни к самочувствию самого пришедшего «на казнь».
— Знаю, все знаю, — перебивает его Ася, начиная переносить свое канцелярское хозяйство с дивана на стол.
— Что ты знаешь? — спрашивает Ипполит, передавая ей пресспапье и стаканчик для карандашей и ручек.
— Знаю, что ты начал заниматься с ребятами в Грибном переулке… Давай сюда чернильницу.
Ипполит передает чернильницу. Ася ставит ее на место, возле нее расставляет все другие принадлежности и оценивающим взглядом окидывает весь стол. Потом переставляет стаканчик с ручками с левой на правую сторону и говорит Ипполиту:
— Да что ты стоишь?
Ипполит садится на стул.
— Нет, давай сядем на диван. Так удобнее разговаривать.
— Давай сядем на диван, — соглашается Ипполит и пересаживается на диван.
Девушка садится рядом с ним.
— И очень хорошо, что начал заниматься. Не все же им сиротствовать.
— И это все, что ты знаешь?
— Все.
— Тогда ты ничего не знаешь.
— Чего же я не знаю?
— Ничего не знаешь, — снова повторяет Ипполит и начинает сбивчиво и не очень последовательно рассказывать всю историю своего тренерства: о том, как на первом же занятии трое мальчиков, три друга, заявили, что они будут учиться без троек и что только в этом случае позволят себе участвовать в футбольной команде; о том, как одна девочка по имени Наташа назвала этих мальчиков «Тройкой без тройки» и как все остальные ребята были очень довольны этим прозвищем; о том, что на другом занятии решили выбрать капитаном одного из этих трех мальчиков, Васю, и что другой мальчик из этой же тройки, Коля, сделал своему другу отвод — оказалось, что Вася получил тройку по французскому и решил скрыть ее только ради того, чтобы быть капитаном, то есть повел себя очень нехорошо, не по-товарищески, изменил своей «Тройке без тройки»…
— И понимаешь, Ася, — заканчивает свою исповедь Ипполит, — тут я уже не выдержал.
— Понимаю. Погорячился?
— Погорячился. И вышло так, что Вася должен был уйти с занятий.
— Сам ушел?
— Не совсем сам, — сокрушенно признается Ипполит, упорно глядя не на собеседницу, а в окно. — Может быть, я немного больше погорячился, чем следовало бы. Понимаешь?
— Очень хорошо понимаю, Ипполит, — отвечает Ася и тоже поворачивается к окну, в которое с таким подозрительным интересом глядит Ипполит. — Красивый закат, правда? Солнце совсем желтое. Оно только перед вечером заглядывает ко мне в комнату.
Ипполит мрачно подтверждает:
— Очень красивый закат.
Ася отрывает взгляд от окна и переводит его на юношу.
— Ну и ты, конечно, решил, что больше уже не покажешься в этот двор, к этой «Тройке без тройки»?
— Ноги моей там не будет! — решительно заявляет Ипполит.
— А по-моему, Ипполит, вместо того, чтобы бежать позорно с поля боя, тебе следовало бы продолжать заниматься с ребятами. Умел заварить кашу, умей и расхлебывать.
— Допустим, — сразу оживляется Ипполит, — я приду туда на следующее занятие…
— Не допустим, а придешь, — уточняет Ася.
— И вообще буду с ними заниматься, — продолжает развивать свою мысль Ипполит, но тут же поправляется: — Конечно до выздоровления Гаврилова. А что делать с этим Васей? Разрешить ему заниматься с такой отметкой?
— Нет, зачем. Не надо идти по линии наименьшего сопротивления. Заставь его исправить эту тройку. Всем коллективом возьмитесь за него. В нем надо воспитывать силу воли. Помоги ему, всели в него уверенность, веру в себя.
— Легко это говорить, — сумрачно замечает Ипполит.
— Конечно, сделать это труднее, — улыбается Ася. — Может, с учительницей надо поговорить… У него по какому предмету тройка?
— По французскому языку.
— Значит, надо поговорить с француженкой.
Ипполит встает и с оттенком недоверия в голосе спрашивает:
— Так ты говоришь, не бросать этих ребят? И тотчас же снова поправляется:
— То есть, конечно, до выздоровления Гаврилова.
— До или после — не важно, но бросать их нельзя ни в коем случае. Только сумей с ними поладить.
Лицо Ипполита светлеет. Он протягивает Асе руку и говорит с чувством:
— Тогда спасибо. Тогда я начну сейчас же действовать! А этот Вася еще будет получать пятерки.
— Пятерки — это уже слишком хорошо. Неплохо будет и четверки, — умеряет его пыл Ася.
— Тогда я побегу! — кричит Ипполит, уже стоя на пороге комнаты. И эти свои слова тут же приводит в исполнение: выскакивает в коридор, бежит до лестницы и также бегом спускается вниз.
По пути на улицу в голове созревает подробнейший план действий. Сегодня же вечером надо будет собрать все дневники, записки, кинограммы, диаграммы — все, что росло и накапливалось в результате многих занятий с тренером и что так бережно хранится в книжном шкафу. И все это в ближайшую же среду отнести ребятам. Нет не, ребятам, а Володе. И договориться с ним, объяснить ему, как все сделать — пусть приготовит инструктивные плакаты и подготовит все материалы для выпуска первого номера стенной газеты… Что еще? Да, съездить на стадион «Динамо», договориться об экскурсии ребят: пусть посмотрят, как тренируются взрослые, посмотрят, что делается в подтрибунных помещениях, раздевалках мастеров, судейской комнате, одним словом, познакомятся со всем огромным и сложным хозяйством лучшего стадиона страны… Еще что? Да, отрегулировать вопрос с Васей. Пожалуй, это самое сложное. Прежде всего, может быть, пойти к учительнице, как советовала Ася? Но самому идти в школу — не совсем удобно. Как говорить с учительницей, о чем?..
В конце двора, уже почти у самых ворот, Ипполит вдруг останавливается, потом резко поворачивает в сторону своего цеха.
Он идет по широкому, покрытому, асфальтом фабричному двору. Дорогу пересекает автокар, который тянет за собой несколько тележек, груженных доверху фанерными ящиками. Управляет автокаром краснощекая девушка, соседка Ипполита по квартире. Она широко улыбается, приветственно машет рукой. Затем тележки с легким гулом скрываются за поворотом.
Ипполит идет дальше. Пересекает железнодорожную ветку, проходит под воротами, сделанными в виде тоннеля под вторым этажом фабричного корпуса, и выходит в другой двор.
Здесь, возле двери, ведущей в цех, на низенькой без спинки скамеечке сидят Тоня и несколько ее подруг. Это любимое место их отдыха.
Тоня замечает Ипполита, сейчас же подымается и подбегает к нему.
— Ну что? — нетерпеливо спрашивает она.
— Надо действовать. А без тебя ничего не получится.
— Так Ася сказала?
— Так я говорю. Надо завтра же идти в школу и повидаться с учительницей французского языка. Но мне как-то неловко туда идти… Понимаешь?
— Понимаю, — охотно соглашается девушка. — Дело тонкое. Какая-нибудь старенькая преподавательница… Что ей скажешь?
— Ей надо сказать вот что, — начинает Ипполит и тут же умолкает: действительно, что надо сказать старенькой преподавательнице? Потом смущенно произносит: — Ты знаешь, я по таким вопросам с учителями никогда не беседовал. И родителей у меня нет, не с кем посоветоваться. Ведь я в детском доме воспитывался.
— Знаю, всю твою биографию знаю. А у меня есть и папа и мама. Они всегда ходили в школу, когда я училась. Больше, конечно, мама ходила.
— Значит, и у тебя тоже были всякие тройки, двойки? — удивленно спрашивает Ипполит.
— Были. Вот я и спрошу маму, о чем она говорила с учительницами в таких случаях. У нее большой опыт…
По двору, держа в левой и правой руке по кипе книг, перевязанных бечевками, идет Людмила Александровна. И, видимо, очень торопится. Пробегает перед самым носом автокара, водитель которого резко тормозит и сворачивает в сторону. Не останавливается даже возле вышедших ей навстречу молодых людей. И с разбегу садится на скамейку. Затем молча притягивает к себе за руку Ипполита и усаживает его на скамейку рядом с собой. То же самое делает с Тоней. Также молча начинает распутывать бечевки на книгах. И только немного отдышавшись, произносит:
— Товарищ Дугин! Мне нужно поговорить с вами.
— И мы тоже хотели с вами поговорить, — обрадованно произносит Тоня. — У Дугина очень важное дело, нужен ваш совет. Понимаете, Людмила Александровна, у него с одним мальчиком получилась неувязка…
— Все знаю, — говорит старая библиотекарша. — И не с «одним «мальчиком», а с Васей. И все подробности этой истории знаю.
— Все знаете? Как же вы все узнали? — удивляется Тоня. Людмила Александровна улыбается:
— У меня в том дворе есть своя агентура. Две девочки — Таня и Наташа. Они уже успели ко мне прибежать и все рассказать.
— Тогда, Людмила Александровна, — восклицает Ипполит, — я хотел бы вас попросить вот о чем!..
— Ни о чем меня не надо просить, — еще решительнее заявляет старая библиотекарша.
Она перебирает разложенные на коленях книги, достает одну и вручает ее Ипполиту.
— Специально для вас отобрала. Макаренко. Превосходнейшая книга.
Ипполит берет книгу в руки и недоуменно спрашивает:
— Макаренко? Зачем мне нужна эта книга?
— Вам нужна не одна эта книга, — возмущается библиотекарша, — а полное собрание сочинений этого выдающегося педагога. Вот, получайте!
И она передает оторопевшему молодому человеку несколько объемистых книг. Все они заложены узенькими бумажными ленточками.
— Я отметила самые важные для вас места. Вы увидите, как Макаренко в каждом старался видеть хорошее, может быть, еще скрытое, но которое непременно выявится впоследствии. Он всегда находил то, что может привлечь маленького «нарушителя» к общей работе. А Вася мальчик живой, любит руководить, командовать, самолюбивый. С этим надо считаться, когда займетесь его перевоспитанием.
Тоня смеется:
— Вот теперь ты будешь не только футболистом, но и воспитателем, Поля.
Ипполит бросает сердитый взгляд на девушку, но сейчас не время ее осаживать. И, обращаясь к библиотекарше, смущенно спрашивает:
— Что же, надо будет все эти книги прочесть?
— Обязательно. Они вам раскроют глаза на многое, — с неумолимой твердостью отвечает Людмила Александровна. — Если вы хотите заниматься воспитанием детей, прежде всего займитесь собой. Тогда у вас не будет всяких… ну, как их назвать? Скажем, неувязок.
— Не знаю даже как благодарить вас, Людмила Александровна, — говорит Ипполит.
Но Людмила Александровна протягивает молодому человеку еще несколько книг.
— А эти — по вашей части. Как спортсмен должен вырабатывать в себе силу воли, чтобы быть первым не только в спорте, но и в труде. Оки помогут Васе и другим мальчикам бороться за высокие отметки в школе.
Ипполит снова пытается поблагодарить заботливую женщину, но она уже протягивает ему пачку журналов.
— Здесь вы найдете все по технике и тактике футбола. Почитайте сами для памяти, покажите ребятам, можете кое-что переписать, а из некоторых сделать вырезки. Это у нас в библиотеке лишние экземпляры.
Ипполит встает и начинает складывать в одну кучку разбросанные по скамейке книги. Потом берет веревочку и начинает их перевязывать.
— Подождите! Подождите завязывать, — останавливает его. Людмила Александровна и протягивает еще одну тоненькую книжку. — Это дайте лично Васе. Это книга о Гавроше Виктора Гюго. На родном языке писателя. Очень полезное упражнение — читать литературу в подлиннике.
Ипполит присоединяет и эту книгу к другим.
— Да, теперь у тебя по всем вопросам есть советчики-помощники, — смеется Тоня. — Еще надо только одно дело сделать — и все.
— Какое дело? — настораживается Людмила Александровна.
— Надо еще пойти в школу, поговорить с учительницей французского языка. Только ни он, ни я не знаем, как это сделать, о чем говорить.
— Хотите пойти в школу? Ни в коем случае!
Молодые люди удивленно переглядываются. Потом Тоня спрашивает:
— Разве вы считаете, что этого делать не надо?
— Ни под каким видом! Нельзя по одному и тому же вопросу надоедать учительнице два раза в течение одного только дня. Я сегодня сама уже была в школе и обо всем с ней договорилась. Мы очень хорошо побеседовали и друг друга прекрасно поняли.
Из помещения цеха доносится отдаленный звук электрического звонка. Тоня встает со скамеечки.
— Окончился перерыв. Мне пора, Людмила Александровна.
И убегает.
Встает и Людмила Александровна. Ипполит идет ее провожать.
Ему очень хочется как-то по особенному поблагодарить эту беспокойную женщину, всегда так близко принимающую к сердцу все, что волнует окружающих ее людей. Но до чего же это трудно, когда нужно, найти соответствующие слова! И всю дорогу от цеха до подъезда дома, где находится библиотека, они идут молча: он мысленно подбирает нужные слова, складывает из них фразы и тут же отбрасывает, находя их недостаточно теплыми; она, уже совсем ушедшая в думы о том, как завтра поедет на дом к больной читательнице и отвезет ей книги и этим доставит ей радость, как закажет в фабричной мастерской новые полки для книг…
У подъезда они прощаются.
— Как же я вам благодарен, Людмила Александровна! — начинает Ипполит.
Но библиотекарша только машет рукой и, не слушая дальше, поднимается к себе по лестнице. На площадке она останавливается и, перевесившись через перила, кричит:
— Так вы обязательно внушите Васе веру в свои силы. Хорошенько растолкуйте ему, что такое спортсмен…