По заключении с Оттоманскою Портою мира, после знаменитаго сражения при Кагуле, где Румянцев с 18 тысячами войска побил на голову 180 тысячную турецкую армию под начальством верховнаго визиря, — фельдмаршал прибыл в С.-Петербург и в Царском Селе имел счастие представить всемилостивейшей государыне матушке Екатерине II двух полковников, во все время войны при нем находившихся: Петра Васильевича Завадовскаго и Александра Андреевича Безбородко.
Прекрасная наружность Завадовскаго отворила ему дверь в избранное общество, а Безбородко был отправлен к вице-канцлеру, гр. Остерману, для употребления на службе соответственно его способностям.
Завадовский в чертогах утопал в роскоши, удовольствиях, все знатные вельможи, вся челядь покланяется ему, ползает перед ним.
Завадовский с улыбкой и презрением смотрит на гнусных ласкателей. И кто мог поравняться с ним!
Безбородко был помещен в канцелярию вице-канцлера по заграничной экспедиции. Он спустился в подвалы, где помещался архив государственной коллегии иностранных дел, и в продолжение восьми месяцев перечитал все трактаты и сношения, какие существовали; но этого недостаточно; прочитывая их, он, одаренный счастливейшею памятью, содержание их сохранил в памяти своей до того, что без малейшаго затруднения мог отвечать на всякий сделанный ему вопрос, к которому бы ни принадлежал он времени; указывал номер дела, число, лист, на котором было написано, словом на всякий вопрос отвечал.
Завадовский был тонкаго проницательнаго ума, добродушный, кроткаго нрава, он не мог преодолеть в себе свойственной всем малороссиянам склонности к лени, ознакомиться с увертками придворных, изучить пустословие, т. е. говорить без толку, связи, основания, даже не знать что, да только говорить.
Поступь и речь его, всегда плавныя, величавыя в самых даже обыкновенных разговорах, всегда огражденныя приличием, благопристойностию, не понравились вельможам; однако же он стоял за себя, превосходно выполнял возложенныя на него обязанности.
Занятиями его были довольны. Тем не менее, Завадовский вспомнил пословицу: „хороша ложечка доколь не охлебается— а потом под лавкой наваляется", начал жаловаться на сильную боль, чувствуемую в груди, стал задумываться, притворяться—малороссияне великие искусники, и, в уважение разстроеннаго им на службе здоровья,—был всемилостивейше (уволен) от занимаемой им должности с награждением чинов, орденов, возведением в графское достоинство, пожалованием многих тысяч душ крестьян в крепость, уволен для определения к другим делам, и был назначен главным директором заемнаго банка.
Граф Петр Васильевич Завадовский остался до самой кончины императрицы приятным ея собеседником, пользовался ея доверенностью, как старый ея друг; государыня любила всегда видеть его при дворе, дружески пеняла ему, если он замедлял показываться. Благоразумно поступил—и в пору уклонился.
Граф Петр Васильевич Завадовский был сочинителем тех манифестов Екатерины II, которыми она даровала разныя права и преимущества дворянству и купечеству.
Хотя все дарованныя права и преимущества, словом и обещанием Екатерины утвержденныя, в сущности никаких прав никому не усвоили (?).
Обращаюсь к манифестам и прочим узаконениям, Екатериною изданным, чтобы обнаружить, какия гибельныя были для народа от того последствия, вместо изреченных, обещанных милостей, покровительства, равенства перед законом и судом.
Уничтожен тайный, розыскной приказ и пытки словом, а на деле осталось все по прежнему.
Вместо розыскнаго приказа учреждена тайная канцелярия, где Степан Иванович Шишковский пытал, мучил и тиранил не менее прежняго.
Правда, с тех, которые после наказания оставались живы, Шишковский брал подписки в том, что они во всю жизнь никому и ни под каким предлогом не будут говорить о случившемся с ними. Наказанный был обязан подтвердить подписку присягою и обещать, если проговорится, подвергнуть себя безответному вновь наказанию.
Городские полициймейстеры, в Петербурге генерал-полициймейстер Чичерин, в Москве обер-полициймейстеры Татищев и Суворов, всегда имели в каретах своих по нескольку десятков плетей, называемых подлипиками, с железными наконечниками, и секали на улицах из обывателей, как говорится, встречнаго и поперечнаго, как им заблагоразсудилось.
Что же значил в XVIII веке изреченный закон: без суда никто да не накажется.
Манифестом 1787 или 1786 года, не упомню твердо, в подтверждение дворянской грамоты: „тогда были владельцы и собственники одно дворяне" сказано, что владелец имеет полное и неоспоримое право делать на землях ему принадлежащих все, что заблагоразсудит. Все найденное им в земле, в водах его владения принадлежит ему неотъемлемо. Но как скоро у кого из владельцев в земле, им принадлежащей, оказывались драгоценные металлы: серебро и золото, тогда завод и эти земли отбирали в казну под предлогом, что частный человек не может чеканить монеты,—право это принадлежит казне.
Владельцы заводов в Пермской губернии: Демидовы, Твердышевы, Яковлевы-Собакины, Походяшины, Турчаниновы, все добывали золото тайком и от того являлись великими богачами.
О добывании золота на их заводах была тысяча доносов от их прикащиков и работников, потому что донощик, если донос справедлив, получал свободу. Но это было дьявольское обольщение несчастным.
Богатые владельцы заводов и вместо их повелители, всегда посредством того же добытаго золота, уничтожали и доносы, и доносчиков, то есть их доносы всегда оказывались ложными и тысячи доносивших засечены кнутом и померли в тюрьмах.
Одно слово Благословеннаго императора Александра I разрушило все тиранския распоряжения, даровало право не на словах, а на деле добывать золото в земле, кому угодно, и мы видим ежегодно по несколько сот пудов вырывают из земли золота.
С объявления этого мудраго узаконения императора Александра I вырыто золота на цену более, нежели на 250 миллионов рублей.
Демидовы, Яковлевы, Расторгуевы и прочие, если бы захотели усилить разработку золотых песков, каждый из них у себя мог бы добыть в 10 раз более количества золота в год такого, какое они ныне (1834 г.) в год получают.