— Зачем ты закричал «парашютисты»? — вдруг с укором сказал Ромка.

— Это я зря, — сознался Егор, — и мне бы от полковника Сапегина за такую штуку попало. Виноват. Больше этого не будет.

— Так нельзя делать, — тоном старшего сказал Ромка и стал говорить о том, что никогда нельзя пугать в шутку товарищей.

Он говорил так долго и так скучно, что даже Топс прервал его, крикнув:

— Смени пластинку! Сказал просто, все поняли, и ладно. А то тянет, тянет, как Пханов!

— Ребята, а секретный пакет с заданием? — вдруг напомнил Гномик.

— Его надо вскрыть не здесь, а у истоков реки Чак, — сказал Топс.

— А разве истоки реки Чак не там, где мы купались? — спросил Гномик.

— А помните, что сказал Гарун напоследок? — спросил Егор и ответил: — Пакет вскрыть надо десятого августа, то-есть когда окончится срок ожидания и Гарун не придет. По-моему, высота южнее истоков реки Чак — это и есть то самое место, где мы находимся, а пакет сейчас вскрыть нельзя.

— Но мы не на вершине горы, — сказал Гномик, — а на склоне. А где должны спуститься парашютисты?

Этого никто не знал. Мальчики строили различные догадки, где диверсанты-шпионы могут приземлиться — в лесу или в ущелье, и, может, на счастье, они переломают себе ноги, и тогда с ними легче будет справиться.

Много было разных предположений.

— А может быть, парашютисты уже спустились, спрятались в этом лесу за кустами и видят нас? — вдруг сказал Топс, до этого все время молчавший и только слушавший.

Ребята переглянулись и стали всматриваться в окружающие кусты.

— Уж ты скажешь! — рассердился Ромка. — Сегодня еще только восьмое, а они должны спуститься девятого.

— Ты не понял, — возразил Гномик: — Гарун возле мазара сказал нам распечатать пакет у истоков реки Чак, но не ранее десятого.

— Честное пионерское, не вру! — заявил Топс. — А парашютисты подписку, что ли, давали, что раньше не спустятся? Может, они решили пораньше спуститься, чтобы спутать карты, и уже здесь.

— Нет! — решительно сказал Егор. — Советская разведка работает отлично. Наши знают, где и когда… Ребята, — продолжал он, сразу оживившись, — если мы вначале решили только выследить, а потом решили поймать парашютиста, то надо разведать местность.

— А куда же мы пойдем? Мы же не знаем, где они должны спуститься, — спросил Гномик.

— Лучше никуда не ходить, — сказал Топс. — Лесов много, ущелий много, гор много — еще заблудимся.

— Заблудиться не заблудимся, — уверенно ответил Егор, — есть компас, а давайте-ка мы подумаем, как быть. Можно, конечно, два дня жить в этом шалаше и никуда не уходить, а если сюда забредет парашютист — захватить его. Но полковник Сапегин говорил, что на войне надо не уподобляться дичи, на которую охотятся, а самому охотиться, наступать.

— Плохо, что Гарун совершенно ничего не знает об этом нашем «мероприятии», — сказал Топс. — Командируйте меня в кишлак, я позвоню ему и спрошу.

Егор нахмурился и спросил:

— Я, ребята, Гаруна не знаю. Вы сами как думаете?

— Если мы решили показать, на что способны пионеры, так нечего прятаться в кусты! — заявил Ромка.

Гномик был очень взволнован. Он просто ненавидел сейчас Топса за то, что тот всегда все таинственное и романтическое превращает в скучное и обыкновенное.

— Тебе со Степкой Пхановым лучше дружить, — сердито сказал он Топсу, — и помогать Мустафе Пханову торговать в ларьке!

— В ларьке этого самого колхоза «Свет зари», возле которого мы проходили мост через бурную реку? — поинтересовался Егор.

— Этого самого, — недовольно проворчал Топс.

— Ты поэтому и дорогу так хорошо знал сюда? — спросил Егор.

— Ага, — отозвался Топс. — Я не знаю, что Гномику от меня надо. Мы со Степкой Пхановым приезжали в колхоз Чак за фруктами. Спроси в колхозе про Мустафу Пханова — все скажут, что это «золотой человек». Кто за колхозные фрукты выручит больше других? Пханов. Кто достает колхозу доски, гвозди? Пханов. Кто достал колхозу две автомашины? Пханов. Кто достал бензин для колхоза? Пханов. Председатель колхоза Туйгун прямо не знает, куда усадить Пханова и чем угостить. Пханов, если ему что-нибудь надо достать, — просто мед медович. А все-таки он жадный очень. Все ему мало. На людях он добрый человек, а дома злой…

— Я участвовал в двухстах боях, — гордо сказал Егор, — со мной не бойтесь никаких Степок.

— Не задавайся, — сказал Ромка. — Если бы война не окончилась, я бы тоже был в армии.

— Был бы, но все же не был.

— А насчет двухсот боев ты выдумываешь. Сбавил бы хоть сто.

— А что такое бой, ты знаешь? Ты думаешь, бой — когда встанешь и бежишь в атаку? А боем называется даже перестрелка, когда отбиваешь контратаку. Бой бывает и встречный, и в обороне, и в наступлении. Я не вру и не задаюсь, — сказал Егор. — У командира должен быть авторитет, и вы должны мне верить. Командир без авторитета — пустое место, так говорил полковник Сапегин.

— Но он, наверное, учил, чтобы командир нос не задирал! — не сдавался Ромка.

— И этому учил, А я не задираю. Он говорил, что герой всегда скромный и беззаветно любит Родину, знает дело и отважен. О! — И Егор поднял указательный палец вверх, как иногда это в шутку делал полковник Сапегин. — Ну, а теперь давайте одеваться!

Ребята побежали к ручью, разыскали одежду и вернулись на лужайку.