— А что это летит? — вдруг спросил Гномик. — Не самолет?
Над горами на западе Егор увидел в небе точку. Он побежал в шалаш за биноклем.
— Воздух! — закричал Егор, посмотрев в бинокль, и юркнул в шалаш.
Мальчики — туда же. Влез и Баре.
— Дело серьезное, — взволнованно заметил Егор. — Теперь понимаете? Это наш самолет-разведчик. А чего бы разведчику зря летать над горами? Ясно?
— Ясно! — отозвались в один голос присмиревшие ребята.
— Слушай мою команду! — решительно приказал Егор. — Действовать заодно — и будет успех. Помните, как мы учились нападать в избушке? Шалаш наш хорошо замаскирован под деревом, дождемся вечера и пойдем на гору. А пока ты, Гномик, бери бинокль, садись под деревом и наблюдай. Будем меняться по очереди через час. Если что заметишь, докладывай.
— А как же суп варить? Ведь дым будет, — сказал Топс и добавил: — Чертовски есть хочется!
— Надо бы сварить, — поддержал его Ромка.
— Я буду наблюдать в бинокль. Если надо, сразу зальем костер, — предложил Гномик.
— Костер разведем в лесу, возле горного потока. В лесу дым рассеивается. Топить будем сушняком — дыму меньше, — сказал Егор.
Ему и самому захотелось есть.
Топс и Ромка отправились варить суп, взяв с собой казанок, мясо, соль, топор и спички. Егор остался один и задумался.
Он провел в боевой части три года и стал храбрым. Бывало при артиллерийском обстреле, когда полковник Сапегин опускался на землю, Егор падал на него сверху, чтобы прикрыть его своим телом. Не было ни одного человека в части, который не сделал бы того же, и Егор очень гордился этим, хоть и виду не подавал, когда Сапегин выговаривал ему перед всеми за безрассудную храбрость.
Герой должен проявлять собственную инициативу, чтобы при изменившихся условиях, которых не смог предусмотреть командир, добиться победы.
«Инициатива в данном случае — это итти разведать местность, чтобы потом искать самим парашютистов. Или, может быть, это безрассудство? Справятся ли ребята? Если бы стрелять было можно! Впрочем, когда надо добыть «языка», всегда приказывают брать его живым». За себя Егор ручался, за Ромку тоже — он хоть и любит спорить, но парень боевой, — а вот Топс? Он ленивый и, наверное, трусоват… Разве если уж очень разозлится, то станет храбрее. Что касается Гномика, он хоть и худенький, но жилистый а выносливый и пойдет за Егора в огонь и воду. Одним словом, ленинградец. Жаль, что не охотник, стрелять не умеет и, главное, не хочет даже учиться. Егор подумал, взял свое охотничье ружье, потом положил его на место и, захватив одностволку Ромки, вышел из шалаша.
— Гномик! — позвал он мальчика, внимательно смотревшего в бинокль.
— Ух! — воскликнул Гномик, показывая рукой на далекий склон. — Там семь штук козлов, коричневые. А впереди козел с большими рогами. На, смотри, смотри, ну смотри! — И он протянул бинокль.
— Гномик, — сказал Егор, беря бинокль, — ну-ка, бери ружье, я научу тебя стрелять. Сейчас это главное.
— А если нас услышат! — испуганно сказал Гномик.
— Учись целиться и спускать курок, — сказал Егор и подал мальчику ружье.
Он подробно объяснил устройство ружья, показал, как надо заряжать и как стрелять. Гномик, плотно сжав губы, долго целился, потом положил палец на спусковой крючок и зажмурил глаза.
— Открой правый глаз, — рассердился Егор, — открой! Или ты трус?
Гномик приоткрыл правый глаз и дернул спуск. Ружье качнулось вниз. Курок не был взведен.
— Еще раз, — сказал Егор и взвел курок.
Так он заставил Гномика проделать много раз, пока тот не перестал зажмуривать глаз и стал плавно спускать курок. Но, спуская его, он все же нервно моргал глазами.
Егор заставил Гномика целиться стоя, с колена, и лежа, и с дерева, и в летящих птиц. При этом он рассказал, как попасть в птицу, летящую наискось. Надо было целиться значительно впереди нее, в зависимости от того, как скоро эта птица летит вперед. Если это утка и летит шагах в тридцати, надо целиться на полторы длины ее туловища, а если это чирок и он летит в пятидесяти шагах от охотника, то стрелять надо вперед, глазом отмерив длину восьми его туловищ, примерно на метр вперед.
Лицо Гномика выражало напряжение и старательность, но было видно, что все это он делает не из любви к военному или охотничьему искусству, а потому, что так надо. Егор подавил вздох огорчения.
Прибежал Ромка. Он звал завтракать.
Горячий суп ели так дружно, что говорить было некогда. Это было последнее барсучье мясо.
После еды Егор объявил «мертвый час».