Путешествие по громоотводу. — Кража ложек. — Собаки.
Все отправились спать очень рано. Мы спустились по громоотводу, вытащили осторожно из пристройки охапку гнилушек, которые должны были нам светить, и принялись за работу. Том полагал, что теперь мы находимся как раз против кровати Джима. Так как одеяло спадает до самой земли, дыры никто не заметит. Рыли мы, рыли, ковыряли, ковыряли нашими кухонными ножами, устали как собаки, натёрли себе волдыри на всех пальцах, а к полуночи только и сделали, что еле заметную ямку.
— Ну, Том, — сказал я, — мы и за тридцать семь лет не справимся с этой работой. Тут работы на все тридцать восемь.
Он ничего не ответил, глубоко вздохнул и перестал ковырять. Я знал, что он размышляет.
Потом он сказал:
— Верно, Гек, этак мы ничего не сделаем. Вот если бы мы были настоящие узники, если бы у нас было много лет впереди, мы ежедневно рыли бы по нескольку минут; так бы проходили незаметно недели и месяцы, и волдырей у нас не было бы на руках, и всё шло бы по правилам, как полагается. Но теперь мы не можем мешкать, мы должны торопиться. Если мы ещё одну ночь поработаем тут, нам придётся отдыхать две недели, чтобы волдыри зажили у нас на руках.
— Что же нам делать, Том?
— Очень просто. То, что я тебе скажу. Положим, это бессовестно, безобразно, неправильно, но у нас нет выбора. Мы должны освободить его как можно скорее, а потому станем работать кирками и сделаем вид, что это не кирки, а ножи.
— Браво, браво, Том! Наконец-то ты одумался! Киркой и нужно рыть, а нравственно это или безнравственно, для меня наплевать. Если мне нужно украсть негра, или арбуз, или книжку и для этого необходима кирка, я и беру её в дело, а что подумают твои знаменитые узники, это меня не касается.
— Да, — отвечал он, — обстоятельства оправдывают нас. Но не будь такой оказии, я ни за что не допустил бы нарушения правил… Подай мне, пожалуйста, нож.
Возле него лежал его собственный нож. Я подал ему и свой, но он нетерпеливо отшвырнул его.
— Подай мне нож, Гек Финн!
Я стал втупик. В чём дело? Потом вдруг сообразил. Побежал в сарай и из груды разных сломанных орудий вытащил кривую кирку и молча вручил ему; он взял её и начал работать, не говоря ни единого слова. Вот ведь какой чудак!
Я тоже схватил лопату, и мы принялись дружно работать, только комья грязи летели кругом. Через полчаса мы так устали, что должны были дать себе отдых, зато добрая половина работы была сделана нашими «ножами». Я был счастлив и отправился домой. Я взбежал в комнату по лестнице, думая, что и Том идёт за мной, но его не оказалось. Посмотрел я в окно, а он, бедный, карабкается по громоотводу. Но руки у него были в таких волдырях, что он и на вершок не поднялся. Увидя меня, он печально проговорил:
— Что мне делать? Как ни стараюсь, не могу. Что ты мне посоветуешь, Гек?
— Боюсь, что это будет безнравственно, — сказал я, — но вот тебе мой совет: взойди по ступенькам и сделай вид, что это громоотвод.
Он так и сделал, но весь вечер был насуплен и мрачен.
На другой день Том стащил оловянную ложку и медный подсвечник, чтобы наделать перьев для Джима; кроме того, он похитил полдюжины сальных свечей. Я же отправился бродить вокруг негритянских хижин и, воспользовавшись удобным случаем, стащил три оловянных тарелки. Том нашёл, что это недостаточно. Но я возразил ему, что когда Джим будет выбрасывать тарелки, их никто не увидит, так как они попадут в крапиву, которая растёт под окном. Мы можем поднять их и снова вручить ему, чтобы он употребил их вторично. Том успокоился.
— Теперь нам надо подумать, — сказал он, — как доставить Джиму все эти вещи.
— Через подкоп, который мы пророем, — предложил я.
Том только взглянул на меня и пробормотал:
— Полоумный!
После десяти часов вечера, захватив с собою свечку, мы опять спустились по громоотводу и подкрались к окну сарайчика. Оттуда доносился громкий храп Джима. Мы бросили свечку в окно, но это не разбудило его. Мы принялись весело работать, и через два часа с половиной дело было готово. Мы проползли под кровать Джима, выбрались из-под неё, нашли на полу свечку, зажгли её и остановились поглядеть на храпевшего Джима. Затем осторожно разбудили его. Увидя нас, он страшно обрадовался. Он называл нас голубчиками, милыми, душеньками и просил сейчас же, не теряя времени, раздобыть зубило, чтобы распилить его цепь и дать ему возможность убежать. Том объяснил, что это невозможно, что это будет совсем не по правилам, и тут же сообщил ему наш план, прибавив, что мы можем изменить его при первой тревоге.
— Впрочем, милый Джим, будь покоен: так или иначе, а ты будешь освобождён!
Джим сказал, что он согласен ждать. Мы начали болтать о старых временах. Джим рассказал, что дядя Сайлас и тётя Салли ежедневно навещают его и справляются, хорошо ли ему, сытно ли его кормят, — ласковые, добрые люди! Том воскликнул:
— Теперь я знаю, как передать тебе вещи: тётя и дядя сами принесут их тебе!
— Не делай, не делай этого, это так нелепо и бессмысленно! — горячо закричал я.
Но он не обратил на меня никакого внимания и продолжал развивать свои планы.
Он сообщил Джиму, что верёвочная лестница будет запечена в пироге и прислана ему через негра, который носит ему пищу. С ним же прибудут ещё кое-какие более крупные вещи, а мелкие окажутся в карманах у дяди, и Джим должен постараться вытащить их незаметно. Некоторые же вещи будут привязаны к тесёмкам тётиного передника. Том долго объяснял ему, для какого употребления служит каждая вещь и как он должен вести дневник — кровью на рубашке. Бедный Джим никак не мог понять, для чего всё это нужно, но решил наконец, что он просто глуп, а мы — мудрые, учёные, знаем, что делаем. Он был на всё согласен и обещал исполнять все наши приказания в точности. Джим дал нам покурить, и мы провели время очень весело; затем выползли через прорытую яму и вернулись к себе в постель, но в каком жалком виде! Ещё бы, так проработать! Том был в отличном расположении духа. Он находил, что лучшей и более интересной забавы он сроду не видывал, что он был бы готов продлить её на всю жизнь и предоставил бы нашим детям освободить Джима и что Джим, наверно, вошёл бы во вкус и даже не желал бы свободы. Так можно было бы растянуть дело лет на восемьдесят. Вот было бы весело! То-то прославились бы все участники этого подвига!
На другой день мы распилили медный подсвечник на мелкие куски, и Том положил их в карман вместе с оловянною ложкою. Потом мы отправились к неграм в шалаш, и в то время, когда Сим, негр, который носил Джиму пищу, отвернулся, Том быстро всунул кусок подсвечника в хлеб, предназначенный для Джима. Затем мы последовали за негром, чтобы посмотреть, чем это кончится. Вот была потеха, невозможно описать! Джим стал жевать хлеб и чуть не сломал себе зубы, но сделал вид, что ему просто попался камешек: ведь мелкие камешки так часто попадаются в хлебе. Но после этого он уже ни чего не откусывал прямо, а сперва тыкал своё кушанье вилкой в трёх или четырёх местах.
Вдруг из-под кровати вылезла пара собак, вслед за ними ещё и ещё собаки, покуда их не набилось в чулан одиннадцать штук. Экая досада! Мы позабыли запереть дверь пристройки. Негр Сим только вскрикнул: «Колдовство!», да как бросится на пол, да как начнёт стонать, словно умирающий. Том распахнул дверь настежь, выбросил во двор кусок мяса из Джимовой порции, собаки кинулись на добычу, а вслед за ними выскочил и Том, захлопнув за собой дверь сарайчика. Я знал, что он замкнёт и другую дверь — от пристройки. Затем мы накинулись на негра, журили его, ласкали, уговаривали, расспрашивали, неужели ему опять что-нибудь померещилось. Он поднялся, пугливо озираясь:
— Мастер Сид, вы опять скажете, что я сумасшедший… но, ей же ей, я видел миллион собак или чертей, — право, не знаю, — я видел их вот сейчас! Мало того, мастер Сид, я их чувствовал, я чувствовал их, сэр: они все перескакивали через меня. Желал бы я двинуть хорошенько одного из этих чертей — только один разочек, больше мне не надо! Но ещё лучше, если б они совсем оставили меня в покое!
— Миллион собак или чертей?!
— Ладно, я скажу тебе, что я придумал. Почему они сюда забрались как раз во время завтрака беглого негра? А потому, что они голодны, вот почему. Ты испеки им заколдованный пирог — и дело с концом.
— Господи, мастер Сид, как же я испеку заколдованный пирог? Я не умею. Я никогда ещё не слыхивал о таком пироге.
— Ну, хорошо, видно, мне придётся печь его самому.
— Ах, голубчик, правда, испечёте? Я вам в ножки поклонюсь.
— Хорошо, так и быть, только для тебя, — ты был добр к нам и показал нам беглого негра. Однако надо быть осторожнее. Только мы войдём сюда, ты повернись спиной, и что бы мы ни положили в миску, не показывай даже виду, что ты заметил. Да смотри не заглядывай, когда Джим будет вынимать кушанье из миски: чего доброго, случится беда! А пуще всего не притрагивайся к заколдованному пирогу.
— Да сохрани меня господь, мастер Сид! Я ни за какие миллионы не притронусь к нему и кончиком пальца!