Тихое плавание. — Займы. — На разбитом корабле. — Заговорщики.
Было около часу ночи, когда мы наконец миновали остров. Плот подвигался ужасно медленно. Мы решили, что если нам встретится лодка, мы бросим наш плот, пересядем в челнок, привязанный сзади, и помчимся к берегу Иллинойса.
Если те люди действительно отправились на остров, то, разумеется, они прежде всего напали на мой костёр и продежурили там всю ночь, поджидая Джима. Во всяком случае, они не погнались за нами, а если даже мой костёр не обманул их, это не моя вина, я добросовестно старался их надуть.
Когда на востоке показалась заря, мы высадились на берегу Иллинойса в маленькой бухточке и скрыли наш плот в густом лозняке. Берег со стороны Миссури был гористый, на нашей же стороне покрыт дремучими лесами. Целый день мы тихо пролежали в укромном местечке и смотрели, как мимо нас плывут по течению суда, лодки, плоты и как борются с течением пароходы, направляющиеся вверх по реке.
Я рассказал Джиму про мою вчерашнюю болтовню с той женщиной. Джим сказал, что она, должно быть, хитрющая бестия и что если бы она сама взялась ловить нас, от неё мы не ускользнули бы так легко, как от мужчин. Она не стала бы сидеть на месте и караулить одинокий костёр, нет, сэр, она захватила бы с собою собаку.
— Отчего же она не посоветовала мужу взять собаку? — спросил я.
Джим сказал, что, должно быть, ей пришло это в голову, когда мужчины собрались в путь, они, должно быть, оттого и замешкались, что доставали собаку, и упустили драгоценное время, иначе мы не сидели бы тут на песчаной отмели в шестнадцати милях от города.
Когда стемнело, мы осторожно высунули головы из чащи кустарника и огляделись крутом. Спереди, сзади, с боков — ни души. Джим взял несколько верхних досок с плота и построил славный шалаш, чтобы защитить нас и наше добро от непогоды. На самом плоту, под навесом он сделал из ила настилку почти в фут высотой, и таким образом наши вещи не заливало водой, когда мимо проходил пароход. Посреди шалаша мы устроили из глины нечто вроде очага, на котором могли разводить огонь, не боясь, что нас заметят. Затем мы заготовили ещё запасные вёсла, на случай если старые сломаются. Всякий раз, когда вдали показывался пароход, мы зажигали фонарь, чтобы пароход не наскочил на нас и не потопил.
На вторую ночь мы плыли часов семь или восемь вниз по течению. Мы ловили рыбу, болтали, плавали возле плота, чтобы разогнать сон. Приятно было бесшумно скользить по большой тихой реке среди безмолвной ночи. Мы лежали на спине и смотрели на звёзды, и нам даже не хотелось громко говорить. Стояла чудная погода, и с нами ничего не случилось.
Каждый вечер я сходил на берег часов около десяти и отправлялся в какое-нибудь маленькое селение, где покупал всё для нас необходимое: сало, муку, табак, что случится. Иногда мне удавалось похитить курицу, не успевшую сесть на насест, и я уносил её с собой. Мой отец бывало говорил: «Если представится случай цапнуть цыплёнка, цапни; если он не нужен тебе, он пригодится твоему ближнему, а доброе дело без награды не останется». Впрочем, старик во всех случаях оставлял цыплёнка себе, а говорилось это для красного словца.
Иногда мы убивали какую-нибудь зазевавшуюся водяную птицу, которая поднималась слишком рано или ложилась слишком поздно. Короче сказать, нам жилось привольно, хорошо и счастливо.
На пятую ночь, когда мы проезжали мимо города Сент-Луи, поднялась страшная буря с громом и молнией.
Дождь лил как из ведра. Мы спрятались под навес, оставив плот на волю волн. При блеске молнии видны были скалистые берега и торчащие из реки острые камни.
— Эй, Джим! — вдруг закричал я. — Посмотри-ка, что это там такое?
Это был пароход, который наскочил на скалу и разбился. Нас несло прямо на него, и при свете молнии мы могли ясно разглядеть его корпус. Часть верхней палубы высовывалась из воды, и при новой вспышке молнии был ясно виден даже стул, стоявший возле большого корабельного колокола, даже висевшая на спинке стула старая войлочная шляпа.
Чёрная ночь, буря, гроза и это одинокое печальное судно на реке произвели на меня сильное впечатление. Мне страстно захотелось влезть на пароход и посмотреть, что там делается.
— Джим, причалим к судну! — попросил я.
Но Джим ни за что не соглашался. Он говорил:
— Зачем Джиму идти на разбитое судно? Джиму это нисколько не любопытно. Что тебя тянет туда? Джим не хочет иметь дело с полицией!
— С полицией? Да что ей там делать? Сторожить палубу? Неужели ты думаешь, кто-нибудь станет рисковать своей шкурой в такую ночь ради двух старых досок, готовых каждую минуту разъехаться врозь?
Джим не нашёлся ничего возразить и молчал.
— А между тем, — горячо продолжал я, — в капитанской каюте мы можем что-нибудь «взять взаймы». Держу пари, Джим, мы там найдём сигары по пяти центов за штуку, превосходные сигары, Джим! Капитаны пароходов — богатые люди. Они получают по шестидесяти долларов в месяц, они не постоят за ценой, раз им что по вкусу. Пойдём, Джим! Захвати свечку. Я всё равно не успокоюсь, пока не побываем на судне. Том Сойер не пропустил бы такого удобного случая. Никогда! Он назвал бы это «геройским приключением» и взобрался бы на судно даже с опасностью для жизни. И уж как потом хвастался бы! Он считал бы себя не ниже Христофора Колумба, открывшего Новый Свет! Как бы я желал, чтобы Том был здесь!
Джим ещё проворчал себе что-то под нос и наконец согласился, заметив при этом, что мы не должны разговаривать, нужно произносить только самые необходимые слова и то как можно тише. Молнией опять осветило разбитое судно. Мы осторожно причалили и привязали к кораблю наш плот.
Палуба в этом месте высоко выдавалась над водой. Мы поползли в темноте по наклонившейся палубе к капитанской каюте, осторожно передвигая ноги и протянув вперёд руки, чтобы не удариться обо что-нибудь. Вскоре мы добрались до люка, спустились в него и очутились перед открытой дверью капитанской каюты. Как вдруг — о, ужас! — в задней каюте мы заметили свет и услышали тихие голоса.
Джим чуть не умер со страху и шепнул мне умоляющим голосом, чтобы я скорей шёл за ним. Я отвечал: «Хорошо, идём», как вдруг услыхал чей-то отчаянный вопль:
— Оставьте меня, братцы, клянусь, что не выдам!
Другой голос отвечал довольно громко:
— Лжёшь, Джим Тернер! Мы знаем твои штуки! Ты всегда забираешь при делёжке двойную долю и ещё грозишь выдать нас, если мы тебе не уступаем! На этот раз ты в наших руках, подлая собака!
Джим исчез и, вероятно, уже был на плоту, а меня разбирало любопытство. «Том Сойер ни за что не оставил бы этого так, — говорил я себе. — И я тоже должен взглянуть на то, что там происходит». Я пополз вперёд на четвереньках узким коридором и заглянул в каюту. Там на полу лежал связанный по рукам и ногам человек, двое других стояли над ним, один с маленьким фонарём в руках, другой с пистолетом, которым целился прямо в голову связанного.
— Я тебя сейчас пристрелю, как бешеную собаку, предатель! — говорил человек с пистолетом.
Тот корчился на полу и вопил:
— Не трогай меня, Билл! Ради бога, не трогай! Клянусь, я никому не скажу!
В ответ на эти мольбы человек с фонарём злобно рассмеялся:
— Не выдашь? В первый раз ты сказал истинную правду: клянусь, ты нас действительно не выдашь. Ишь как хнычет, а ведь, если бы он был сильнее, он укокошил бы нас обоих! А за что? Просто так, здор о во живёшь! Только за то, что мы хотели получить принадлежащее нам по праву. Только за это! Держу пари, ты больше никому не будешь грозить, Джим Тернер!
— Погоди стрелять, Билл! — сказал человек с фонарём.
— Чего нам ещё с ним возиться, Джек? Я хочу заставить эту собаку замолчать навеки. Разве он этого не заслужил? Разве он сам не застрелил точно так же старика Гатфильда?
— Но я не желаю его убивать, и у меня есть на то свои причины.
— Да благословит тебя бог за такие слова, Джек Пакард! Век их не забуду, пока жив, — хныкал лежавший на полу.
Не обращая внимания на его слова, Джек Пакард повесил фонарь на гвоздь и, кликнув за собой Билла, пошёл в потёмках прямо к тому месту, где я спрятался. Я поспешно отполз в сторону и юркнул в первую попавшуюся каюту, чтобы не попасться им на глаза.
У входа в каюту, куда я забрался, Джек остановился и сказал Биллу:
— Войдём сюда!
Оба негодяя вошли. Я едва успел вскарабкаться на верхнюю койку.
Я не мог видеть их, но чувствовал их присутствие по сильному запаху водки. Хорошо, что я не пью водки, хотя, я думаю, они всё равно не заметили бы, потому что от страха у меня захватило дыхание. Да и всякому стало бы жутко слушать такой разговор. Негодяи беседовали тихо, но горячо и серьёзно. Билл хотел во что бы то ни стало убить Тернера.
— Он грозился выдать нас, и он непременно выдаст, если мы отпустим его. Ты так же хорошо это знаешь, Джек, как и я… так чего же медлить? По-моему, его непременно надо прикончить.
— Я и сам того же мнения, — спокойно заметил Джек.
— Чёрт возьми, к чему же канителиться? Пойдём и расправимся с ним.
— Подожди минутку, Билл, и выслушай меня, я ещё не договорил. Пристрелить его, конечно, хорошо, но можно устроить всё дело гораздо спокойнее, без всякого риска! Зачем рисковать, когда это же самое можно сделать, и не подвергаясь опасности? Разве я не прав?
— О, конечно! Только как же ты это сделаешь?
— Слушай. Мы осмотрим ещё раз всё судно, чтобы чего не забыть, потом отправимся на берег и спрячем там нашу добычу. Затем будем спокойно ждать. Не пройдёт и двух часов, как эта старая лохань пойдёт ко дну. И если наш молодец утонет, кто в этом — виноват? Он сам! И больше никто. Зачем он пошёл на разбитое судно? Подумай-ка! Я всегда против того, чтобы убивать человека, когда этого можно избегнуть, — это глупо и неблагородно. Именно неблагородно.
— Ты прав! А если пароход не потонет так скоро?
— Ну, два часа мы можем подождать. Идём!
Они отправились, я тоже поспешно выбрался из каюты, обливаясь холодным п о том, и пополз к тому месту, где мы причалили. Было темно, как в могиле. Я едва слышно шепнул: «Джим!» Он отозвался у самого моего локтя слабым стоном.
— Скорей, Джим, нам некогда хныкать! Там шайка убийц и разбойников; если мы не отыщем их лодку и не пустим её по течению, то одному из тех молодцов придётся плохо. А я хочу, чтобы они все трое попали в тюрьму. Скорей, скорей! Я поищу лодку по этой стороне парохода, ты — по другой. Потом садись скорей на плот и…
— Плот? О, господи! Плота нет. Плот оторвало и унесло, а мы тут…