Невидимый выходит из терпения
В этом пункте рассказ должен быть прерван снова по одной весьма печальной причине, которая скоро обнаружится. Пока все выше описанное происходило в гостиной, и пока мистер Гокстер наблюдал за мистером Марвелем, курившим у ворот, всего за какие-нибудь двенадцать ярдов мистер Голль и Тедди Генфрей в смутном недоумении обсуждали айпингскую злобу дня.
Вдруг по двери гостиной что-то громко стукнуло, раздался пронзительный крик, и все смолкло.
— Гей! — крикнул Тедди Генфрей.
— Ге-ей! — донеслось из пивной.
Мистер Галль усваивал вещи медленно, но верно.
— Что-то неладно, — сказал он и, выйдя из-за прилавка, направился к двери гостиной.
Он и Тедди вместе подошли к двери с напряженным вниманием на лицах. Глаза их соображали.
— Не ладно что-нибудь, — повторил Галль, и Генфрей кивнул в знак согласия.
На и их пахнуло неприятным аптечным запахом. Глухо доносился говор, очень быстрый и тихий.
— У вас там все благополучно? — спросил Галль, постучавшись.
Тихий говор внезапно смолк; последовало минутное молчание, потом опять говор, свистящим шепотом, потом пронзительный крик: «Нет нет, ни за что!» И вдруг поднялась какая-то возня, упал стул, произошла как бы краткая борьба, — и опять молчание.
— Кой чорт! — воскликнул вполголоса Галль.
— Все ли у вас благополучно? — громко повторил он.
Ему отмечал голос викария, странно прерывистой интонацией:
— Со-вер-ше-енно… Пожалуйста, не прерывайте.
— Странно! — сказал мистер Генфрей.
— Странно! — сказал мистер Галль.
— Говорят: «Не прерывайте!», — сказал Генфрей.
— Слышал, — сказал Галль.
— И кто-то фыркнул, — прибавил Генфрей.
Они продолжали прислушиваться. Разговор продолжался вполголоса и очень быстро.
— Не могу! — вдруг сказал мистер Бонтинг, возвышая голос. — Говорю вам, сэр, не могу и не стану.
— Что это было? — спросил Генфрей.
— Говорит: «Не стану», — сказать Галль. — Нам, что ли, это он?
— Гнусно! — проговорил изнутри мистер Бонтинг.
— «Гнусно», — повторял мистер Генфрей, — я слышал своими ушами.
— Кто ж это теперь говорить?
— Должно, мистер Косс. Вы разбираете что-нибудь?
Молчание. Звуки изнутри неопределенные и непонятные.
— Словно бросают по комнате скатерть, — сказал Галль.
За прилавком появилась мистресс Галль. Галль начал делать ей знаки молчания и приглашения. Это возбудило супружескую оппозицию мистресс Галль.
— Чего это ты там подслушиваешь, Галль? — спросила она. — Неужто тебе больше нечего делать? Это нынче-то в самое горячее время?
Галль попытался все объяснить гримасами и мимикой, но мистресс Галль стояла на своем. Она возвысила голос. Тут и Гемфрей и Галль, оба довольно смущенные, сильно жестикулируя, прокрались на цыпочках назад к прилавку, чтобы объяснить ей, в чем дело.
Сначала она отказалась видеть что-либо особенное в том, что они ей передали, потом потребовала, чтобы Галль молчал, а всю историю рассказал ей Гемфрей. Происшествие она склонна была считать сущим вздором: может быть, просто передвигали мебель.
— Я слышал: «Гнусно», право, слышал, — сказал Галль.
— И я слышал, мистресс Галль, — сказал Гемфрей.
— Чего доброго… — начала мистресс Гилль.
— Тсс! — прервал Тедди Генфрей. — Никак это окно?
— Какое окно?
— Окно в гостиную.
Все трое стояли напряженно прислушивались. Глаза мистресс Галль, устремленные прямо вперед, видели и не видели длинный светлый четыреугольник трактирной двери, ослепительную белую дорогу и фасад Гокстеровой лавочки, пёкшейся на июньском солнце. Вдруг дверь Гокстера отворилась, и показался сам Гокстер, с выпученными от волнения глазами и сильно жестикулировавший.
— Караул! — заревел Гокстер. — Держи его!..
Он перебежал наискось четыреугольник двери к воротам Галлей и исчез.
В ту же минуту в гостиной поднялась суматоха, и послышался запиравшихся окон.
Галль, Гемфрей и все человеческое содержимое пивной, в беспорядке высыпало на улицу.
Они увидели, как кто-то махнул за угол по дороге к дюнам, и как мистер Гокстер исполнил в воздухе сложный прыжок, окончившийся падением на плечо и голову. По улице бежал к ним и толпился изумленный народ.
Мистер Гокстер лежал без памяти. Гемфрей остановился было, чтобы это констатировать, но Галль и два рабочих в распивочной тотчас бросилась к углу, издавая бессвязные восклицания, и видели, как мистер Марвель исчез за церковной оградой. Они, повидимому, пришли к невозможному заключению, что это и был сам Невидимый, вдруг обратившийся в видимого, и немедленно пустились ему вдогонку.
Но не пробежал Галль и двенадцати ярдов, как с громким криком стремглав отлетел в сторону, схватился за одного из рабочих и повалил его вместе с собою.
Что-то сшибло его с ног точно так, как это делается при игре в мяч. Второй рабочий обернулся, описав в воздухе круг, посмотрел с удивлением и, думая что Галль, оступившись, упал сам собою, побежал было дальше, но лишь для того, чтобы получить такую же подножку, какую получил Галль.
Тут первый рабочий с трудом встал было на ноги, но его огорошили сбоку ударом, который мог бы свалить и быка.
Когда он упал, поток людей, стремившийся из деревни, показался из-за угла. Впереди всех бежал владелец тира, дюжий парень в синей куртке. К удивлению своему, он не увидел на проселке ровно никого, кроме троих людей, пренелепо барахтавшихся на земле. Но тут с его шагнувшей вперед ногой случилось что-то, отчего он потерял равновесие и кубарем отлетел в сторону, как раз во время, чтобы сшибить с ног своего брата и компаньона, непосредственно следовавшего за ним. После чего на них стало спотыкаться и падать, стало давить их и осыпать ругательствами целое множество чересчур торопливого люда.
Между тем, когда Галль, Генфрей, и рабочие выбежали из дому, мистресс Галль, дисциплинированная многолетним опытом, осталась за прилавком у кассы. И вдруг дверь в гостиную отворилась. На пороге появился мистер Косс и, даже не взглянув на хозяйку, опрометью бросился с крыльца на угол.
— Держи его! — кричал он. — Не давай ему кинуть узел! Пока узел при нем, его видно!
Существование мистера Марвеля было ему неизвестно, так как Невидимый передал книги и узел на дворе. Лицо у мистера Косса было гневное и решительное, но туалет его оставлял желать весьма многого: он заключался в чем-то в роде крошечной белой юбочки, которая могла бы кое-как сойти разве только в Греции.
— Держи его! — ревел он. — У него мои панталоны и платье священника, все до последней нитки!
— Сейчас посмотрю, что с ним, — крикнул он Генфрею, минуя распластанного на земле Гокстера и огибая уголь, чтобы присоединиться к погоне, но быль тотчас сшиблен с ног в неприличнейшее положение. Кто-то, во весь опор мчавшийся мимо, со всего размаха наступил ему на палец. Он взвизгнул, попробовал встать, его опять повалили, он опять упал на четвереньки и сообразил, что участвует уже не в погоне, а в отступление. Все бежали назад в деревню. Мистер Касс поднялся, получил здоровенную затрещину в ухо. Пошатываясь, пустился он в обратный путь к трактиру, перескочив попутно через забытого и уже сидящего теперь на земле Гокстера.
Уже поднявшись на первые ступени крыльца, он услышал позади себя внезапный крик ярости, резко выделявшийся на общем фоне криков, и звонкую пощечину. В крике он признал голос Невидимого, и интонация его была интонацией человека, внезапно разъяренного сильным ударом.
В то же мгновение мистер Косс очутился в гостиной.
— Назад идет, Бонтинг! — крикнул он, врываясь. — Спасайся!
Мастер Бонтинг стоял у окна и был занят попыткой одеться в маленький коврик и «Западно-Сюррейскую газету».
— Кто идет? — спросил он и так сильно вздрогнул, что чуть было не расстроил своего костюма.
— Невидимый! — воскликнул Косс и бросился к окну. — Лучше убираться подобру, поздорову! Буянит! Бешеный какой-то! Ужас!
Еще минута, и от был уже на дворе.
— Великий Боже! — вымолвил мистер Бонтинг, колеблясь между двумя страшными альтернативами. В коридоре гостиницы послышалась ужасная возня, и решение его было принято. Он вылез из окна, торопливо прилаживая свой костюм и пустился бежать по деревне с всею быстротою, на какую была способна его толстые, коротенькие ножки.
* * *
Начиная с яростного крика Невидимого и достопамятного бегства мистера Бонтинга по деревне, последовательный отчет об айпингских событиях становятся невозможным. Может быть, первоначальным намерением Невидимого было просто скрыть отступление мистера Марвеля с книгами и платьем. Но терпение, которым он и вообще не отличался, совершенно изменило ему при каком-то случайно полученным им щелчке, — он окончательно вышел из себя и принялся всех тузить и расшвыривать направо и налево просто ради удовольствия причинить боль.
Представьте себе улицу с бегущею по ней толпой, хлопанье дверей, драки из-за мест, где можно спрятаться. Представьте влияние суматохи на нетвердое равновесие Флетчеровой доски и двух стульев и бедственные его результаты. Представьте испуганную парочку, застигнутую бедою на качелях. Затем весь этот бурный вихрь миновал. Айпингская улица со своими флагами и праздничным убранством, покинута всеми, кроме продолжающего бесноваться на ней Невидимого, и в беспорядке завалена кокосовыми орехами, опрокинутыми парусинными щитами и рассыпавшимся товаром с лотка торговца лакомствами. Отовсюду раздается стук затворяющихся ставней и задвигающихся болтов, и единственный видимый признав человека — какой-нибудь глаз под приподнятой бровью, мелькающий иногда в уголке оконной рамы. Невидимый позабавился немного, перебив все окна в «Повозке и лошадях», поток просунул уличный фонарь в окно гостиной мистресс Грограм. Он же, вероятно, обрезал телеграфную проволоку, как раз за котэджем Гиггинсов, на Адердинской дороге. Затем, как допускали то его особые свойства, совершенно исчез из сферы человеческих наблюдений, и в деревушке его не видали, не слыхали и не ощущали больше никогда. Он пропал окончательно.
Но добрых два часа прошло прежде, чем какое-либо человеческое существо отважилось сунуть нос в пустыню Айпинг-Стрита.