У Юрика сегодня день отдыха.
Вечером к нему пришли товарищи: пионер Сережа, Лева Пассер и озорник Вовка.
Когда появился маленький беленький карапузик Алеша Черногоров, то поднялся такой визг, что юриной маме пришлось призвать всех к порядку.
— Граждане! — говорила она им, — пожалуйста не шумите!
А обращаясь к Сереже, добавила:
— Ведь ты, Сережа, пионер. Ты должен ввести порядок!
Но тетю Олю перебил Вовка:
— А я секретарь санитарной комиссии, — заговорил он, пряча за спину свои руки.
— Знаю, знаю, что ты секретарь санитарной комиссии. А почему перестал руки мыть? За другими смотришь, а себя забываешь? Это неправильно! Ты должен быть примером!
Все засмеялись над Вовкой, и он сконфузился.
— А мне мама новую рубашку сшила, — перебил всех Лева Пассер.
— Слушайте, ребята, — мне папа лыжи хочет купить, перекричал всех Юра.
Скоро опять заговорили все и шумели до тех пор, пока не пришел юрин папа.
Папа пришел усталый. После работы пришлось быть на двух заседаниях. Подниматься на третий этаж ему было трудно, — ведь у него не было одной ноги, и он опирался на деревянную клюшку.
Во время обеда юрин папа молчал. Нехотя отвечал на вопросы и просил не шуметь. А после обеда повеселел, сам шуметь начал: подставил «ножку» озорнику Вовке, и тот кубарем полетел через единственную ногу юриного папы. Видя, что папа повеселел, Юра и Алеша Черногоров взобрались к нему на колени и стали щупать мускулы, — сильный ли он.
Сережа держался особо — он рассматривал географическую карту. Ниночка Рыбинская притихла в уголке и из юриных кубиков составляла картинку.
Скоро пришел Коля Сайкин, папа которого работал в типографии наборщиком.
Мальчики звали юриного папу по имени — дядя Саша или дядя Шура, а маму — тетя Оля.
— Дядя Саша! — начал Коля Сайкин, — мой папа рассказывал, что ты воевал с белыми. Правда это?
— В самом деле, рассказал бы им что-нибудь, — прибавила юрина мама, — ребятки сами не знают, чем заняться: на дворе и снег и дождь. Пойти им сейчас некуда.
Юрин папа подумал. Глубже уселся на стул, положил свою деревянную ногу-клюшку на пол и спросил:
— О чем же вам, ребятишки, рассказать?
— О войне, о войне! — закричали все разом.
— Любите вы эту войну! А не хотите послушать, как сладко в плену сидеть? — спросил он.
— Рассказывай, рассказывай! — не унимались дети.
— Хотите я вам расскажу про Остров Смерти?
Мальчики насторожились.
— Что бы это значило? Как бы не прогадать может про войну интереснее? — думали они.
А потом начали все разом.
— Расскажи, дядя Саша! расскажи!
Даже пионер Сережа перестал глядеть в карту и пододвинулся к юриному папе.
— Хорошо! Расскажу… Только вы мне сначала найдите начатой карте Белое море. Без этого моря никак рассказать нельзя.
Все мальчики бросились к карте и наперебой старались найти Белое море.
Пионер Сережа стоял в сторонке и посмеивался — он знал, где находится Белое море, но не хотел показывать. Пусть сами найдут.
Лева Пассер нашел море, но когда показали юриному папе, это море оказалось не Белое, а Черное.
Все засмеялись.
Вовка-озорник уехал за тридевять земель — чуть ли не к самой Японии и пальцем ткнул в Великий океан.
Алеша Черногоров не искал моря, а визжал от радости, что никто не может найти Белого моря.
Голубоглазый Юрик сосредоточенно сопел и водил по карте кривым мизинцем.
— Вот что, дорогие ребятки, — перебил их Юрин папа, когда увидал, что они моря не найдут. — Вы еще не учили географии, а потому и не знаете, где надо искать.
Эх, если бы у нас, когда мы убежали от белых с Острова Смерти, была карта, то многие остались бы в живых! Да и я был бы со второй ногой. А ведь мы 30 суток ходили по лесам, по болотам, частенько возвращались к тем же местам… Голодали… и никак не могли узнать — где мы находимся.
Карта, мои милые, — это все равно, что глаза. Все видно. Без нее корабль не плывет, аэроплан не летит. Железную дорогу без карты не построить. Запомните вы это. Вам еще самим придется воевать с буржуями. Карту надо уметь так же читать и понимать, как читают и понимают книгу…
— Вот Белое море! — не выдержал пионер Сережа и показал всем, где надо искать.
— Правильно! Вот это верно! — похвалил его дядя Саша. — А теперь смотрите сюда — видите, где вот эта река впадает в море? Это место называется устьем, а река называется Северной Двиной. Широкая река!
— Шире Волги? — спросил Юрик.
— Да, сынок, — пошире. На нее заходят иностранные океанские пароходы.
— Какие, дядя Саша?
— Всякие: английские, норвежские, американские, французские, итальянские, турецкие, испанские… и много других.
— Много их?
— До 1200 кораблей в навигацию приходит.
— А зачем они приходят?
— А за лесом, мои дорогие. Покупают его у нас. Ведь у нас в СССР лесу видимо-невидимо, а без лесу жить теперь нельзя. Вы думаете, что из лесу одни дрова выходят да бревна? Нет, ребятишки! Теперь из дерева получают бумагу, целлюлозу. Из дерева получается канифоль, смола, скипидар, различные масла, спирт, эфир, дубители. И все это — золотые денежки для нас.
Мы, ребятишки, с вами очень богатый народ. Только вот надо суметь это взять.
— Ты, папа, обещал про Остров Смерти рассказать да про белых, а говоришь про какую-то канифоль, — заметил Юрик.
— А ты не торопись, милок. С этого и началось дело. Вас еще не было тогда… Вот разве один Сережа был, да и тот под стол пешком ходил в то времячко…
— Мне уже тринадцатый год пошел, — прибавил Сережа, гордый сознанием, что он старше всех мальчиков годика на три, на четыре.
— Один Сережа, значит, был… А ведь у нас, ребятишки, тогда сила-то была слабая. Кругом голод. А со всех сторон лезут белые генералы — Колчак, Деникин, Юденич, Марушевский, Миллер. Много этой царской дряни было… Ведь это все генералы были… Они драться любили. Их хлебом не корми, дай только подраться.
— Чужими-то боками! — недоверчиво вставил пионер Сережа.
— Это правда — именно чужими боками. Солдатскими!
Нам, ребятишки, пришлось изворачиваться и направо и налево: то нас белые щелкают, то мы им вкатим так, что они пятки салом смажут и давай бог ноги…
— Вот это здорово! — вырвалось у ребятишек, а Алеша Черногоров спросил:
— Зачем, дядя Саша, на войне пятки салом мажут, — разве от этого ноги бывают длиннее?
— А это, милок, говорится в шутку. Никто, конечно, ноги не мажет. Дай солдату сала — он съест его, а ноги смазывать не будет.
Но были времена, когда и нам попадало. Тогда, ребятки, кровь наша лилась, как вода.
Эх, тяжело вспоминать!
Дядя Саша немного помолчал. Никто из ребятишек не шумел.
— Вот вы видите, — начал, он снова, — около устья Северной Двины маленький продолговатый островок. Вот это и есть Остров Смерти. А назывался он раньше остров Мудьюг. Вы не смотрите на него, что он такой маленький, на детскую туфельку похож. Он удаленький! На нем никогда раньше никто не жил. Только крестьяне приезжали с берега и косили там траву.
Комаров на острове летом бывает видимо-невидимо.
Тучи!
Ни одной ночи там не проспишь — съедят, закусают. Местность болотистая. Островок низенький, метра два-три над водой. В середине острова — лесок. Унылый остров, не веселый! Да и зима на севере долгая. Занесет все снегом и ничего-то кругом не видать. Так и кажется, что ты один живешь на белом свете.
Когда началась война с немцами, царские офицеры стали ставить на острове пушки, чтобы не пропустить в устье Северной Двины немецких кораблей. Строили — строили, так и недостроили.
К тому времени мы прогнали царя, распустили его войско, война кончилась. Устроили свою власть — рабочую. Тогда у меня были еще обе ноги. Хорошо было на обеих ногах ходить. А в 18 году (в июле) нам стало известно, что идут в наш край англичане, идут французы и все на больших кораблях. Я тогда в Архангельске работал.
— Как это, дядя Саша, по морю ходят? — переспросил Коля Сайкин.
— Ну — плывут, значит. Говорится только, что идут.
— А ты не подлавливай докладчика-то! — засмеялся Сережа-пионер.
— Мы начали тоже устанавливать пушки. Послали на остров Мудьюг рабочих и матросов. Назначили командира из царских офицеров, да он, каналья, потом нас обманул, изменил. Фамилия его Петренко.
1 августа 1918 года часа в два дня мы увидали на море иностранные корабли.
— А зачем они приезжали? — вставила Ниночка Рыбинская, которая давно забыла свои кубики.
— А затем, Нинуся, чтобы отнять нашу землю, прогнать нашу и поставить свою власть, и чтобы лес, конечно, от нас увозить даром. Я ведь говорил вам про лес-то. Вот они на него зубы и точили.
— Разве точат зубы? — усомнился Вовка.
Тут вмешалась в разговор тетя Оля.
— Ты, Саша, рассказывай им проще. Ребятишки многого не понимают, а ты, того и гляди, начнешь — интервенция, оккупация, изоляция — я ведь знаю тебя! У тебя с языка не сходят мудреные слова.
— С языка сходит… Кто это сходит? — спросил Юрик.
— Ну, ну, не придираться, ребятишки! — остановил дядя Саша. — Я знаю, вы хитрый народец. Рады поддедюлить!
— Поддедюлить, — повторил Коля Сайкин, — я такого слова что-то не слыхал.
— А это значит — поддеть, подковырнуть, немножко посмеяться. Понял теперь?
И дядя Саша потрепал Колю Сайкина по подбородку.
Ну и хитрый советский народ пошел!
— Да ты рассказывай, папа, дальше. Рассказывай!
— Ребята, слушайте организованно и не перебивайте, — стал вводить порядок Сережа.
Все затихли.
— А дальше было вот как. Начну снова и по порядку: 1 августа 18 года, рано утром, над островом Мудьюг появился неприятельский гидроплан[1] и стал раскидывать листовки. Мы их читали. Иностранцы писали, что идут спасать Россию от большевиков, чтобы мы сдались им. Обещали все нам дать. А если не сдадимся, то нас обещали повесить.
— Дудки, — думаем мы. — Мы не воробьи и нас на мякине-то не обманешь. А нужно вам сказать, ребятишки, что к этому времени мы подналадили несколько батарей: были у нас две батареи по четыре орудия в каждой.
— А большие, дядя Саша, у вас пушки были? Далеко стреляли?
— Шестидюймовые были пушки. Была и третья батарея, ставили четвертую, да не успели. Не успели мы замаскировать батареи.
— Как это замаскировать?
— А спрятать, чтобы ни с корабля, ни с аэроплана их не было видно. Не успели мы. Понял? А все из-за того, что в нашей команде были изменники-белогвардейцы.
Когда аэроплан набросал нам разных дурацких бумажек, он улетел. Мы стали смотреть в море, не видно ли кораблей. Но их не было нигде. Видели только вдали туман. Все-таки мы стали на вагонетках подвозить снаряды к орудиям. Думаем, — аэропланы летали неспроста. А сзади наших батарей были склады, где хранился порох, снаряды.
— А царские белые, папа, были за кого: за нас или за французов? — переспросил Юрик.
— А они, милок, были за то, чтобы мы сдались без боя. Когда царские белые увидели, что мы хотим воевать, они убежали с острова. Нас, рабочих, оставили одних. Ждали мы кораблей до половины дня. А когда туман разошелся, далеко-далеко на море увидали эскадру — шел крейсер, от него дым тянулся длинной полосой, вокруг крейсера вертелись три миноносца[2] и шел еще транспорт, на котором везли гидросамолеты.
Когда мы увидели неприятеля, сейчас же направили на них орудия. Спросили по телефону штаб в Архангельске, — стрелять или нет. Нам ответили, что мы первые не должны стрелять.
Кругом была измена!
Смотрим, — а к берегу на полном ходу идет крейсер. Мы дали ему сигнал: «Остановись, а то будем стрелять».
— Ну и что же? — не вытерпел Алеша Черногоров.
— Послушался он нас и остановился. Бросил в море якорь. А в это время над нами опять залетали самолеты — целых шесть штук.
И все-то они у нас высмотрели.
Пока мы спорили да митинги устраивали, крейсер поднял якорь и еще быстрее пошел назад.
— Ну — думаем мы — испугался он нас! А он отошел немного, повернулся к нам боком — да как бабахнет в нас из всех своих бортовых орудий! Только песок вокруг нас столбом взвился! Мы скорее к орудиям. Видим, что опоздали. Доверились напрасно. Скоро и мы дали залп. Один снаряд попал на палубу. А в это время ихние аэропланы из пулеметов давай косить нас сверху, поливать нас свинцовым дождичком. Прямо терпенья никакого не стало! Один снаряд с крейсера перелетел через батарею и попал в пороховой погреб. Тот взорвался. Командир Петренко в это время сбежал.
— Плохи наши дела! — думаем мы. Много у нас убитых стало. Скоро сообщили нам, что на остров высадился десант и обходят нас с тыла, со спины, значит. Тогда нам делать было нечего — мы взорвали все орудия, подожгли остальные пороховые погреба и дали тягу.
— Какую тягу, папа?
— Ну, значит, отступили. Так вот, ребятишки, и достался остров Мудьюг англичанам и французам. Было это 1 августа 1918 г., а на другой день иностранные белогвардейцы и заняли город Архангельск. Ничего нам нельзя было поделать. Много у нас было изменников, белогвардейцев, а нас, большевиков, тогда было еще мало.
— А почему, папа, Мудьюг — Остров Смерти?
— Об этом другой раз, ребятишки, расскажу, а сейчас вам надо итти по домам. Спать пора. Приходите завтра, я вам расскажу.
— Только организованно приходите — все в одно время, без шуму и так далее.
— И так далее! — хором подхватили ребятишки.
И дядя Саша оперся на свою клюку. Оперся на нее и пересел к письменному столу за работу.
Мальчики гурьбой стали прощаться. Совали дяде Саше свои маленькие ручонки. И даже озорники Вовка и Алеша Черногоров были тихими. Они в это время обдумывали, как это моряки стреляют из пушек и плавают по морям.