Лечебник от всех болезней, помощник и указатель во всех житейских бедах, несчастиях и затруднениях.
1
А покуда деятельность Андрей Васильевичей не только не признана вполне законной, вполне необходимой, не только не поддержана, а напротив — даже и в деревне, известной частью деревенского населения, считается вредною, так как мешает свободному проявлению звериных наклонностей, — до тех пор народ наш должен обходиться «своими средствами», облегчать затруднения жизни собственными силами, своею выдумкой, пользуясь тем материалом, который под руками, тут рядом, «округ дому». Плох и мал этот материал, а забот, печалей, затруднений — выше головы!..
Позволим себе познакомить читателя с одним, чисто народным литературным произведением, которое, как нам кажется, лучше всяких сочувственных народу монологов даст нам возможность видеть как ту необъятную массу неудовлетворенных, гнетущих народную жизнь печалей и забот, так и те ничтожные «средствия», с помощью которых он должен от этих нужд обороняться.
В наших руках находится большой рукописный «Лечебник», содержащий в себе описание восьмидесяти двух трав, с указанием болезней, в которых они употребляются, способа приготовления и употребления. Книга эта есть, несомненно, произведение народного ума, ибо ученые доктора явились в народной среде весьма недавно, и народ должен был сам лечить себя, сам создавать свою медицину. Нет ни малейшего сомнения в том, что и теперь, сию минуту, такого рода рукописные лечебники пользуются большим значением и в немалом кругу народной массы, так как и до сих пор еще в очень многих местностях слова: «доктор» и в особенности «лазарет» пользуются не весьма большими симпатиями народа.
Про «лазаретные» порядки, например, в народе рассказывается даже сию минуту множество легенд самого нерасполагающего свойства. То будто бы отпилят ногу не тому, кому следует, то будто бы живых хоронят. Рассказ о покойнике, очнувшемся в гробу, после того как из лазарета перенесли его в церковь, почти повсеместен. Громадная масса народа и до сих пор лечится собственными средствами. Но, кроме предрассудков к докторам, результата старых порядков, когда и с больницей-то приходилось знакомиться чуть ли только не в остроге, — предрассудков, правда немедленно же рассеивающихся при мало-мальски добросовестном и внимательном отношении врача к больному, — народные лекарства и народные средства продолжают пользоваться в народе авторитетом еще и потому, что особенные условия жизни народа и главным образом земледельческого труда вырабатывают недуги, иной раз гораздо лучше излечиваемые местными средствами, чем средствами, указываемыми медицинской наукой. Укажем хоть на весьма распространенную в земледельческих массах болезнь глаз. Трепание льна, засоряющего поминутно глаза работникам, или жнитво, когда тонкие усы колоса очень часто попадают в глаз, — все это гораздо лучше вылечивается в деревне, чем в лазарете. Поди в лазарет, доктор начнет «пущать капли», а деревенская баба-знахарка возьмет толстую иглу, завернет на нее веку глаза и языком снимет соринку. Словом, при земледельческом труде есть такого рода недуги, которые понятны врачу только тогда, когда он хорошо знаком с этим трудом и знает сопровождающие его случайности. В видах всего этого такая книга, как народный лечебник, не может не иметь значения для всех интересующихся народом, потому что это — коллективное создание народного ума, многие годы работавшего самостоятельно над известной областью знания.
А что лечебник, находящийся в наших руках, именно такое народное произведение — это доказывает, положим, хоть следующее чисто национальное средствие. Под № 44 значится описание растения под названием «петров крест», причем оказывается, что травой этой «хорошо» присыпать «сечоное место», причем «это место» боли никакой не будет чувствовать, «и еще того лучше», если иметь эту траву при себе (должно думать, во время экзекуций), то, по буквальному выражению лечебника, «как хочешь секи по этому месту, то ничего не будет»! Этого, кажется, весьма достаточно, чтобы не иметь ни малейшего сомнения в чисто народном и национальном происхождении лечебника, ибо, сколько мне кажется, ни один из знаменитейших современных светил науки не в состоянии указать какого-либо средства против «секи, как хочешь!» именно потому, что уже ни у кого в свете, кроме русского человека, не может быть такой странной болезни, как «сечоное место». Положим, что размеры этой недавней эпидемии в настоящее время значительно сократились; но практика волостных судов все-таки поддерживает ее в таких размерах, которые не позволяют считать вышеописанного «средствия» анахронизмом. Напротив, всякому крещеному человеку недурно про всяк час запастись чудодейственной травой. Это обстоятельство, между прочим, доказывает, что лечебник не утратил значения и в настоящие дни; кроме того, то же самое подтверждает и то, что некоторые из лекарств, поименованных в лечебнике, даются в кофее, что уже прямо указывает на то, что к содействию его прибегают люди наисовременнейшие. Итак, книга, про которую мы говорим, есть чисто народное произведение, и притом такое, которое имеет значение в народе в самое последнее время.
2
Книга эта, состоящая более чем из двухсот страниц, переписана самым тщательным писарским почерком и разделена на две части. Первая часть начинается таким предисловием: «Благослови, матушка сырая земля, меня, раба божия, своего плода уродиться и прокормиться, трав употребить, корения укопать, к чему которая трава угодна, на то употребить». И затем следует описание восьмидесяти двух трав и цветов. Во второй части помещены «приговоры», с которыми следует употреблять травы, чтобы они действовали, и указаны способы приготовления.
На первый взгляд как описания трав, так и приговоры к ним ничего, кроме глубочайшей скуки, не представляют. Вот, например, трава муравей: «растет в дятловине; сама мала; едва может мудрый человек найти. Листочки на ней четыре, крестиком; посреди листочков — что иголочка красновата». Или вот трава матица: «растет на раменских (высоких) местах; ростом мала; листочки кругленькие, что капуста, с одной стороны гладка, с другой — мохната» и т. д. Мы давали этот лечебник в аптеку, и там в течение месяца по этим описаниям могли разыскать латинские названия только пяти средств, да и то не по описаниям лечебника, а по тем болезням, от которых средство дается. Точно так же и приговоры: решительно неизвестно, почему при употреблении одной травы читается «Отче наш», а при употреблении другой — псалом 102, Символ веры или молитва богородице; почему в одном случае молитвы читаются по разу, а в других по три и, наконец, по двенадцати. Все это прописано без всяких объяснений и в общей сложности производит глубочайшую зевоту с двух-трех описаний.
Но, преодолев неинтересность этого чтения и дочитав книгу до конца, вы будете неожиданно глубочайшим образом заинтересованы. Исчезают из вашей памяти описания трав, приговоры, молитвы, а вместо этого пред вами неожиданно возникает полнейшая до мельчайших подробностей картина беспомощности, в которой живет простой русский человек. Вместо непонятно описанных трав и молитв перед вами раскрывается весь обиход жизни темного человека, с такою массою нужд буквально на каждом шагу, нужд, требующих именно самого широкого знания, заменяемого теперь корнями, приговорами, травами…
Собственно физических болезней в лечебнике поименовано весьма мало. Корень, ядро физических недугов, сосредоточивается главным образом в «порче», и этот необъяснимый и непонятный недуг встречается под множеством также непонятных наименований: «порчи смертной», «смертной скорби», «черной порчи», «злой смертной порчи», «нечистой порчи», «черной немочи». Очевидно, что под этими непонятными определениями должна заключаться целая масса недугов, которые крестьянским умом не определены в точности и которым поэтому помогают почти все травы. Затем болезни, более или менее известные и в медицине под тем же названием, как и в народном лечебнике, весьма немногочисленны; например: грыжа, сумасшествие (ум рушится), пьянство, глисты, удушье, болезнь глаз («прель глазам») — вот почти все, и количество лекарств против этих весьма распространенных болезней крайне незначительно — по одному, много по два средства указано в лечебнике. Многочисленные болезни детей также почти не подразделены; там, где дело касается детей, лечебник, не обозначая определенного недуга, просто говорит — что именно «хорошо» давать детям, когда плачут, «жалуются». Впрочем, к числу детских болезней отнесен «бред по ночам», который лечится теми же средствами, что и сумасшествие у взрослых, и отмечен какой-то странный детский недуг — «бессонница от страха». Вот в общих чертах физические страдания, излечиваемые по указанию лечебника.[5] За исключением лихорадки, которая имеет три подразделения и наименования, все обуревающие народ физические недуги, во-первых, весьма немногочисленны, а во-вторых, крайне поверхностно определены.
Совсем не то с другого рода недугами, теми недугами, которыми страдает не больной, а здоровый простой человек. Можете себе представить, что эти же самые восемьдесят две травы, излечивающие все поименованные недуги физические, что они же помогают простому человеку решительно на всех путях его жизни, при всевозможных житейских затруднениях, во всевозможных жизненных столкновениях, словом — во всех отношениях человеческих, семейных, общественных; облегчают ему бесчисленные затруднения — и это всё те же самые восемьдесят две травы!
Есть травы, положительно обремененные всевозможными народными нуждами, которым они должны удовлетворять, бедами, в которых должны помогать. Вот, например, трава царевы очи (растет на болотинах, ростом с иглу, собою красненька, цветок имеет наверху, тоненькая и маленькая). Эта трава помогает, во-первых — в доме чтобы все было благополучно; во-вторых — скотина не хворает, ежели держать ее в хлеву в сухой чистой тряпке; в-третьих — хороша, когда идешь на суд, «то все будет хорошо», и начальники будут добры; в-четвертых — от этой травы, если ее держать на пчельнике в чистой тряпке, водятся пчелы; в-пятых — хороша тому человеку, который верхом ездит; в-шестых — отправляясь в путь-дорогу, эту траву хорошо иметь при себе: никто не ограбит, не убьет; в-седьмых — отличное средство эта же трава и при женитьбе: «возьми эту траву, когда пойдешь в церковь под венец, и держи ее, когда будут венчать, а после этого держи близко около себя — тогда будешь жить с женою хорошо, и она будет тебя слушаться, во всем уважать и бояться»; в-восьмых — эта же трава «пользует», ежели хочешь быть «славен пред вельможами».
Или еще лучше: трава адамова голова (растет кустиками при болотах и раменских местах, цвет рудожелт, кувшинцами, а листов на ней девять, или двенадцать, или девятнадцать, а принимать ее через серебро и золото,[6] на Аграфену купальницу); эта трава, во-первых, помогает против «порчи смертныя»; во-вторых, хороша для бездетных: если ее пить, как указано, то будут дети, сначала мальчик, потом девочка, а больше двух не будет; в-третьих, пользует перед начальниками.
Точно так же удивительно во многих случаях помогает трава синь. Она лечит от «болезни черныя» и «смертныя болезни». Иметь ее при себе — вода не принимает, не утонешь. Мельникам хорошо ее иметь, когда устраивают плотины, — не прорывает; хорошо ее иметь человеку, которому надо высоко подниматься (каменщики, штукатуры): «не страшно, оказывает тогда, как на земле, и страха никакого нет». От сумасшествия, от искалечения ног, от злой смерти и при постройке дома помогает одна и та же трава — плакун; она же хороша и для скота, когда он заболевает известною болезнью — «головокружением» (скот вертится).
Таким образом, оказывается, что, рассматривая этот лечебник, как собрание народных сведений о медицине, мы ничего не найдем в нем, кроме скуки. Любой современный фельдшер превосходит в этом отношении народную мудрость неизмеримо. Очевидно, что народное выражение «либо пахать, либо книги писать» — оказывается как нельзя более справедливым, и книги хорошие пишутся не теми, кто всю жизнь бьется в поте лица из-за куска хлеба; но, с другой стороны, этот же лечебник достоин величайшего внимания, как собрание великого множества таких затруднений, страхов, мук и желаний, которые могут быть рассеяны или удовлетворены только самыми многосторонними знаниями. При настоящих же условиях, как видим, народ справляется с помощью восьмидесяти двух трав.
А знать он хочет ужасно много, даже более: он желает знать решительно все. Свидетельствует об этом тот же лечебник и немедленно предлагает средство. Средство это, конечно, — трава, и называется она бесовец. «Трава эта растет в воде, а корень ее — в земле. Сама противу воды стоит; перо — что сабля, корень внутри пустой и цвет у корня желт». «Траву эту, — сказано в лечебнике, — доставать умеючи, с приговором; если знаешь приговор — тогда достанешь, если нет — то погибнешь!» Приговор же к этой траве в высшей степени любопытен. Прежде, нежели произносить его, надобно снять с себя крест и положить его под левую пятку. Это надобно делать в ночное время, чтобы никого кругом тебя и близко не было, и только после этих предосторожностей надобно говорить (держа корень травы в руке) следующее: «встану я, раб, не благословясь, пойду, не перекрестясь, из дверей в двери, из ворот в ворота, в чистое поле, под частые звезды, под светлый месяц, на окиан-море, на Сионские горы; на тех на Сионских горах стоит дубище, на том дубище сидит сам сатана-сатанище. Помоги мне (имя), сатана-сатанище, узнать, разузнать, что я хочу, что у тебя прошу. И с этой бы травой ходить мне и гулять и чтобы все знать от крещеных людей, от бояр и купцов». «И тогда, — говорит лечебник: — все узнаешь, будешь все знать, что где делается…»
Но, как видно уж из самого существования лечебника, корень этот редко попадает в народные руки. Тот же лечебник говорит, что едва простой человек задумал обзавестись своим домом, жить своим хозяйством, словом — едва началась постройка жилья, как уж является враг, с которым надобно бороться. Нечистая сила подкапывается под дом, лезет в хлев, сверлит в плотине дыру; словом — беды возникают со всех сторон, и лечебник немедленно предлагает средствия: «траву — царь Сирхамит, траву — веревку, траву — муравей».
Кой-как, набив травами весь передний угол под образами, заткнув ее в чистой тряпке и «темном месте», на плотине, в хлеву и т. д., человек начинает жить. Но мало ли что в жизни человеческой бывает: оказывается, положим, что в новом доме и новой семье неблагополучно по части семейных отношений… Как узнать, что жена думает о муже, какие у нее на уме мысли? Муж — человек недосужный; он то работает с утра до вечера, то в отъезде, то на мельнице; ему, придя домой с работы, в пору поесть да лечь спать; ему некогда наблюдать за каждым шагом своей жены, за выражением ее лица. Опять есть средствие — трава белец: если эту траву положить жене в головы к левому боку, то она все скажет, и что думает — и то даже выскажет все, до последнего слова.
Внешнее благоприличие дома, домашних порядков также немало доставляет затруднения. Лечебник предлагает средства, всё в виде трав, чтобы приглашенные, положим хоть на крестины, гости не кончили пира дракой и безобразием: надо подсыпать в вино хмелю с приговором — и тогда никакого шума и драки не будет. Есть средства также для того, чтобы самому, идя в гости, не набуянить и не натворить невесть чего в пьяном виде. Корень с приговором помогает и этому.
Но, чтобы жить домом, содержать семью, водить компанию, нужно вырабатывать деньги — и тут есть средства, облегчающие добычу, и притом по профессиям: так, мельникам помогает трава палочник, от которой «на мельнице будет много помолу и работы будет много»; пивоварам подсобляет «пасочник»; он же хорош для прибытка и винокурам: все дело — держать при себе, а брать — с приговором. Есть указания для мореходов, для охотников, даже для воров… Против воров также есть средство: есть такая трава (нова дружба), наступив на которую вор не двинется с места; но есть и для этих несчастных поддержка и указание (также есть указания и о том, как «портить» человека). Указание и помощь дает трава муравей, про которую сказано: «эта трава хороша для злых дел, но не добрых»; «сыскать эту траву очень мудрено, потому что очень мала, едва рассмотреть можно, и надобно иметь большое старание». Затем с истинно детскою наивностью говорится так: «эта трава хороша тому, кто хочет что украсть из-под замка… то никто не увидит». Ворам даже особенно посчастливилось насчет указаний. Собаки, как известно, весьма вредят ворам, но и против них есть трава гнида, которая заставляет молчать самых злых собак. Словом — всевозможные трудности промысла облегчены помощью приговоров и трав.
Но мало жить только затем, чтобы наживать деньги. Жить приходится в людском обществе, причем простой человек, желающий устроить жизнь «по-хорошему», страшно нуждается в том, чтобы его любили, уважали, чтобы не были злы на него, чтобы враги превратились в друзей. И замечательно, что, в то время когда для исцеления серьезных физических недугов народный лечебник предлагает одно, много два средства, — потребность «чести», уважения, любви, внимания, снисходительности, должно быть, так велика в простом человеке, живущем среди «чужих людей», что лечебник для облегчения предлагает множество средств.
Чтобы любили, почитали, были внимательны — помогают пять разных трав: «любишь», «царь Сирхамит», «царевы очи», «адамова голова», «солнечник». Про траву любишь сказано, что «носить ее с собою — то люди будут любить и не будут зла помнить»; а в приговорах к ней добавлено, что «эта трава хороша, когда пойдешь к каким людям, или где живешь — то имей ее при себе, и когда пойдешь (к людям), то возьми ее и проговори три раза: „как сия трава любишь по имени хороша и знатна, так бы и я, раб божий, между боярами и купцами и всеми добрыми людьми был хорош, знатен, и ныне и присно“» и т. д. Приговоры в том же роде, но местами — более сильно выраженные, местами — менее, присоединены ко всем вышеуказанным травам, которые употребляются в самых разнообразных видах: то подкладываются в питье, то держатся в руке, под рубахой. И все это делается не потому, чтобы человеку нужна была любовь и внимательность того или другого лица, но потому, что ему вообще нужны мягкие, добрые людские отношения, чтобы его не слишком уж донимали «чужие люди»…
3
Но, кроме страха пред чужими людьми, у простого человека есть еще нечто такое, что страшит его без всякого сравнения более этих чужих людей. Это — начальство и начальники. В этом трудном деле лечебник предлагает множество средств. Не говоря о пяти перечисленных, касающихся также и начальства и действующих и на него мягчительным образом, есть в лечебнике много, чисто специально назначенных для смягчения начальства, трав и приговоров. Едва ли во всем лечебнике, среди всех нравственных и физических недугов, от которых он думает исцелить, есть такой, который бы поровнялся со страхом и трепетом, охватывающим простого человека пред начальником.
До какой степени грозен и ужасен для простого человека образ начальника — это можно видеть из тех мест приговоров к травам, которые характеризуют средства, необходимые для обороны. Чтобы начальники были добры, «хороши», кроме множества других, не столь замечательных трав, рекомендуется трава одолен. Растет она в стрелу и больше, цвет красен или желт, а корень — что бумага (заметьте, что цвет травы охля, помогающей быть богатым, похож на денежку, а вот корень травы, касающейся начальства, походит цветом на бумагу). Ее надо носить на себе, закатав в воску, — и тогда одолеешь врагов, а власти тебя не одолеют. Воск, в который надо закатывать траву, должен быть такой, который горел пред образом. Вооружившись этим талисманом, можно смело идти к начальнику; но нужно проговорить: «иду насупротив медведя, упираюсь волком. Пресвятая богородице, спаси меня». Это надо проговорить три раза, не переводя духа. Потом нужно десять раз проговорить: «Пресвятая богородице, спаси меня, раба божия…» Эти слова надо проговорить как можно скорее: тогда, говорит лечебник, «иди прямо, и все будет хорошо, и к которому человеку идешь, тот хоша и похож бы на зверя — и тот смягчится и будет ласков, и одолеешь всякого врага».
Другой сорт этой же травы, как видно, будет много посильнее, в видах тех же умилостивляющих целей; но приговор к этой траве поистине замечателен. Имея траву, закатанную в воск, и идя к начальнику, в то время когда подойдешь к дверям его дома, надо проговорить следующий заговор «на укрощение злых сердец»: «Сажусь в сани, крытые бобрами и соболями. Еду на черном медведе, погоняю лисицами и куницами; а как лисицы и куницы, бобры и соболи честны и величавы между панами и попами, между миром и селом, так бы и я был честен и величав между панами и попами, между миром и селом», то есть иду с добром, попросту — со взяткой. Но если это не поможет, то приговор не прочь и по части зла, потому что продолжается так: «Еду на гадине, уж погоняет. У попов, у судьев — полон двор свиней и я тех свиней переем; сею мак — разойдутся (от него) судьи, а те, что меня судят, — не осудят: у меня медвежий рот, волчьи зубы, свиные губы (вот как он вооружен!) Кто мой мак будет подбирать, тот на меня будет суд давать, (а я) спрячу мак в железную кадь, брошу кадь в окиан-море; окиан-море не высыхает, кади моей никто не вынимает и маку моего не подбирает (а стало быть, никто и не придирается). Замыкаю зубы и губы злым сердцам, а ключи бросаю, в окиан-море, в свою железную кадь. Когда море высохнет, тогда мак из кади выберут, а тогда и мне на свете не бывать». Этот заговор надо проговорить, стоя у двери дома, где живет начальник, или при входе в «присутственное место». Проговорив, «иди прямо: то все будет по-твоему». Ко всему этому в конце заговора прибавлено: «это было испытано».
Мы привели только главнейшие средства, рекомендуемые для укрощения злых сердец; но, повторяем, их очень-очень много в лечебнике, больше, чем на все другие затруднения в жизни простого человека.
4
Позволим себе привести еще три заговора, которые, как нам кажется, весьма характерны. Первый касается любви. Как мужчине или женщине приворожить к себе любимого человека? Любовный заговор, так же как и заговоры для злых дел, происходит со снятием креста, причем под левую пятку кладется крест, а под правую — хлеб. В руках влюбленный человек держит кусок сахару, приготовление которого в такой степени отвратительно, что его изображать не будем. Дело происходит в бане. Взяв в руки сахар и положив под обе пятки, что следует, надо проговорить: «Лягу не благословясь, встану не перекрестясь» и т. д. (все, что в прежнем заговоре насчет того, чтобы все знать). После слов «сатана-сатанище» — следует: «Помоги мне, сатана-сатанище, поймать, изловить… девушку (или мужчину), напусти на нее тоску-тоскущую, сухоту-сухотущую, в румяную кровь, в ретиво сердце, чтобы она на меня зрела и смотрела и с очей меня не спускала, где увидится, в уста целовала, думами не сдумывала, едами не заедала, питьем не запивала, паром не спаривала, водой не смывала… Как вкруг головы моей волоса виснут, так бы и она кругом меня висла. Запираю и замыкаю эти слова тридцатью ключами (насчет злых сердец — только один ключ), бросаю эти ключи в окиан-море: как не бывать ключам этим поверх воды, так не бывать бы поверх моего слова и силы». После этого сахар надобно дать в кофее любимому человеку, «в первом стакане», причем он (чорт) в то время, когда любимый человек будет пить кофе, должен дать знать о том, что заклинание услышано: он стукнет, прошуршит или пропищит. Если же это не случится, то заклинание не действует. «Только, — прибавлено в конце средствия, — нужно быть смелому и безбожному — тогда все скоро будет».
Заговор ружью, перед отходом на охоту, отличается еще большею страстностью: «Встану я, благословясь, и т. д. (сатаны-сатанищи нет и в помине), стану я, раб божий, на мать сыру-землю, помолюсь и поклонюсь на все четыре стороны, стану я свою Марью Марвинскую, огненную бойницу, лютую стрелу заправлять, и закладать, и заговаривать; ой же ты, Марья Марвинская, лютая стрела, огненная бойница, царь железа аравийского, не я тебя заправляю, не я тебя закладаю, и не я тебя заговариваю, а закладает тебя и т. д. сам господь Иисус Христос и мать божия, пресвятая богородица. Мать божия, пресвятая богородица засыпает свой сильный порох. Сам господь Христос закладает свою светлую пулю на зверя побегучева, на птицу полетучую, кровь горячую. Заложивши пулю и помолившись на все четыре стороны, пойду в далекое чистое поле, пущу далеко лютую стрелу. Не упадай, моя лютая стрела, ни на землю, ни на воду, ни в дерево стоячее, ни в колоду лежачую, а упадай, моя лютая стрела, на зверя побегучева, в птицу полетучую, в кровь горячую. Дуну, плюну я на мать сыру-землю; как моему плевку от моего дыхания не подняться, так бы этому зверю побегучему и т. д. не подняться от матушки сырой земли. Чтобы никому мою лютую стрелу не испортить, не околдовать, ни колдуну, ни колдунье, ни девке, ни молодице, ни старому, ни малому, ни сутуловатому, ни горбатому, ни встречному, ни поперечному, ни лихостливому, ни жалостливому, ни радостливому, ни с яву глядящему, ни со стороны смотрящему, ни исподлобья видящему, ни мне, самому охотнику, от белого тела, ретивого сердца, крови горячей и всем различным чинам по моим мастерским наговорам, зааминил господь и небо и землю, и зааминь, господи, мои словеса на веки веков» и проч.
Третий и самый, как нам кажется, трогательный и любопытный заговор — «если кто хочет забыть человека». Припомните эти рекрутчины, эти солдатчины, когда мать, жена расставались с любимым человеком чуть не на всю жизнь. Припомните эти мучительные ожидания весточки, эту годами угнетающую неизвестность, одиночество, тоску о милом дружке. Сколько тут муки-мученской!.. И вот создается заговор, чтобы забыть этого любимого человека, так как сам своей волей любящий человек не в силах этого сделать. Бедный, исстрадавшийся человек идет к чистому ручейку, три раза плещет на себя студеной водой и говорит: «Как я, раба божия, родилась чиста, так и меня очищай святая водица и матушка богородица… Как я забыл родительский день (то есть день рождения), так бы и мне забыть его ныне» и т. д.
Мы не коснулись и десятой доли сторон народной жизни, затрагиваемых народною книгой; но и то, что извлечено из нее, уж может дать понятие о той массе запросов, требований, желаний, таящихся в народе и не находящих удовлетворения ни в чем, кроме заговоров и трав.
Разнообразные формы ига сделали свое дело; но человек, как видите, остался жив, невредим, и душа его жива. Компетентные лица, близко знающие современный народ, утверждают, что он уж не довольствуется плодами собственной мудрости, не имевшей целые века благоприятной минуты для полного своего выражения, и ищет указаний у чужих людей, в работе чужого ума… Он берется на первых порах за евангелие.
Работы для будущего народного писателя, как видите, предстоит много, так как читатель у него будет, несомненно, многочисленный.