За первую неделю работы на заводе Паша сдал контролеру тридцать деталей.
- Я, Денис Денисович, недодал одну звездочку, - сказал он потупясь. - Вчера вместо семи сделал шесть.
- А сегодня?
- Сегодня все восемь, как наметил раньше.
- Что же с вами вчера случилось? - улыбнулся мастер.
- Со мной ничего. Я б сделал, как и намечал, все семь, да поковка подвела: оказалась с трещиной.
- Ну, это ж не ваша вина. Ничего, Сычов, не огорчайтесь: все равно вы сдали больше всех.
Паша действительно шел впереди всех. Только Сеня сдал столько же звездочек, сколько и он - даже брак у них был равный: по одной звездочке, - но в то время как Сеня «запорол» свою звездочку по неосмотрительности, брак у Паши вышел по вине кузнецов. Более солидный был у Паши и темп движения: начиная с третьего дня он за каждую смену прибавлял по одной детали. Сеня же то топтался на одном месте, то делал скачок и за один день наверстывал упущенное. Видимо, он чего-то доискивался, но боялся дать себе волю и сорваться.
В обеденный перерыв ребята сходились у доски показателей, читали аккуратно выведенные числа и пророчили победу то Паше, когда Сеня отставал, то Сене, когда тот делал резкий скачок. Соревнование охватило всех ребят, и если никто не мечтал опередить Пашу и Сеню, зато никто не хотел и очень уж отстать от них. Отставали на одну, в редких случаях на две детали за смену, и вся группа с каждым днем посылала в сборочный цех все больше и больше новеньких блестящих звездочек.
У девочек первое время были какие-то неполадки, потом все наладилось, и они ровно пошли вверх. Но тот интервал, который образовался между ними и 5-й группой, не сокращался. Мимо доски показателей девочки проходили с опущенными глазами и на колкие словечки мальчишек не отвечали. Только иногда, выведенные из терпения, грозились: «Подождите, мы вам еще покажем!» - и, не желая слушать, что им кричали в ответ, убегали. Они храбрились, но все чаще поглядывали с невысказанным вопросом на Ивана Вакуловича.
Это был очень примечательный человек. Молчаливый, по виду даже угрюмый, он до войны славился на заводе как искуснейший токарь-универсал. С войны он вернулся со скрюченными пальцами на правой руке. Его хотели послать в отдел рабочего снабжения, но он упрямо просился в цех. Поладил на том, что пошел в ремесленное училище мастером. Война сделала Ивана Вакуловича еще более замкнутым, но это не мешало девочкам чувствовать его руководство. Они понимали его с полуфразы, с полуслова, по едва уловимому жесту. Один его взгляд, выражавший упрек или одобрение, оказывал часто большее действие, чем могла бы произвести пространная нотация или многословная похвала. Только в часы, когда он обдумывал свои новые приспособления и, глухой ко всему, что делалось вокруг, склонялся над верстаком или чертил что-то левой рукой в своей клеенчатой тетрадке, девочки чувствовали себя осиротелыми. Зато сколько было радости, когда он поднимал наконец голову и оглядывал их загадочно-лукавым взглядом! Он не просто «возвращался» к своим ученицам, он возвращался с новым изобретением. Однажды он придумал режущий инструмент, похожий на машинку для заточки карандашей, но только с четырьмя ножами. В то время все ученики-токари делали слесарные бородки. Применив изобретение своего мастера, девочки за один день обогнали зазнавшихся мальчишек на шестьдесят семь процентов. Правда, через несколько дней приспособление Ивана Вакуловича стало достоянием всего училища, и мальчики быстро сравнялись с девочками, но девочки еще долго ликовали и дразнили ребят.
Вот и теперь: отстав от 5-й группы, девочки все чаще поглядывали на своего мастера в тайной надежде, не изобретет ли он какое-нибудь приспособление, которое сразу бы продвинуло их вперед.
С надеждой, сменявшейся тревогой, посматривали они на первую ученицу своей группы - Марусю Родникову. А ту прямо лихорадило в работе. Она то сдавала контролеру столько звездочек, сколько не давал даже Паша, но из них чуть не треть оказывалась браком, то целый день возилась только с одной звездочкой, да так, не доделав, и бросала ее. Задумавшись, она иной раз даже не замечала, как «бьет» - дрожит - на станке Поковка. Подходил Иван Вакулович и строго смотрел на небрежно закрепленную деталь. Маруся спохватывалась, подводила к вертящейся поковке мелок и поправляла ее в патроне, а час спустя опять смотрела перед собой невидящими глазами и не слышала, как скрежещет неправильно заточенный резец.
- Это что? - сказал однажды Иван Вакулович и сердито повертел мизинцем в ухе, будто хотел освободиться от непереносимого звука.
- Я задумалась, - смутилась Маруся.
- Порча резца, трата времени, возможность травмы… - По мере перечисления Иван Вакулович загибал один палец за другим. - Куда ж это годится, а?
- Иван Вакулович, - жалобно, но с лукавинкой в глазах протянула Маруся, - вы же тоже задумываетесь, когда изобретаете!
- Что? - Мастер поднял удивленно брови. - Чем же ты занимаешься?
- Я… - Маруся запнулась. - Я тут одно приспособление хотела сделать, Иван Вакулович, а оно не получилось… - Она обиженно потянула носом. - Даже не знаю почему… А если б получилось, мы по двенадцати звездочек делали бы за смену, честное слово! А теперь… - лицо ее приняло озабоченное выражение, - теперь, Иван Вакулович, я хочу сразу два резца закрепить. Только вот не знаю, как лучше: чтоб один брал первую стружку, а другой вторую или чтоб они шли параллельно - один от начала поковки, а другой с середины. Как вы посоветуете, Иван Вакулович, а?
Иван Вакулович хмурился, но в глазах строгости не было.
- Ты это сейчас брось, - сказал он негромко, чтоб слышала только Маруся. - Да, брось, - настойчиво повторил он. - Ты технологический процесс знаешь? И делай все так. А душу, - перешел он на шепот, - покуда сожми. Развивай в себе ловкость, понимаешь? Развивай и развивай. Осваивай станок, чтоб узнать всю его силу, все повадки. Экономь время в каждом движении. А как дальше экономить уже будет не на чем, ну тогда душу отпусти. Тогда изобретай. Вот тебе мой совет. И не только совет, а прямо-таки приказание. Слышишь?
- Слышу, - не поднимая глаз, пролепетала Маруся; ресницы ее вздрагивали.
- Да, прямо-таки приказание! - строго повторил Иван Вакулович, сам удивляясь своему многословию.
Он медленно, будто сомневался, достаточно ли крепко все высказал, отошел.
Маруся проводила его взглядом, прерывисто, как обиженный ребенок, вздохнула и упрямо закусила губу.
Паша обтачивал хвостовик звездочки, когда услышал, что поблизости мотор вдруг запел басом. «Ого! - подумал Паша, не отрывая глаз от резца. - На чьем же это станке?» Некоторое время звук продолжался, потом что-то щелкнуло, будто лопнула пружина, и сейчас же послышался легкий вскрик. Паша вскинул голову: как-то странно перегнувшись, с побледневшим лицом, на пол медленно валилась Маруся.
Паша рванулся и подхватил девочку в тот момент, когда, падая, она вот-вот готова была удариться головой об острый угол станка.