После гудка комсомольцы собрались в клубном зале и долго с жаром говорили о первых днях работы на заводе.
Всем было приятно знать, что приток звездочек позволил сборочному цеху работать бесперебойно. Когда ученики строем возвращались с завода в училище, им пересек путь железнодорожный состав: на платформах стояли новенькие, сверкавшие свежей краской комбайны. И все почувствовали прилив такой гордости, будто плывущие к далеким степным просторам корабли были полностью делом их рук.
Только сегодняшний случай с Родниковой омрачал их радость.
Как это случилось, с обычной своей точностью и краткостью рассказал Иван Вакулович. Чтоб ускорить обточку хвостовика, Маруся пустила в ход сразу два резца, но не учла усиленного давления на деталь. Деталь вырвалась и угодила Марусе в плечо. Травма небольшая, простой ушиб, но Маруся испугалась и потеряла сознание.
- Где она? Где она сейчас? - чуть не со слезами допытывались девушки.
- Ничего опасного, - успокаивал их Семен Ильич, сам встревоженный всем происшедшим. - Посидит два-три дня дома с компрессами и вернется умней, чем была. А вот поговорить нам сейчас есть о чем, очень серьезно надо поговорить.
Говорили и Семен Ильич, и Денис Денисович, и Михайлов, и даже те комсомольцы, которые не очень-то горазды были выступать на собраниях.
Паша старался с одинаковым вниманием слушать и то, что говорил директор, и то, что с трудом выдавливал из себя сильно заикающийся постоянный оратор всех собраний Витя Семушкин. Но, как никогда раньше, слова почти не доходили до его сознания, что-то бередило его душу и не давало сосредоточиться. Он хотел тоже попросить слова и обстоятельно раскритиковать Родникову, а заодно и Сеню Чеснокова. Но когда он принимался мысленно строить свою речь, получалось так, будто он не Марусю критикует, а сам в чем-то оправдывается.
- Сычов, ты будешь говорить?
Из президиума на него смотрел Михайлов и ждал. Смотрели и Семен Ильич и Денис Денисович. Повернули к нему головы и все ребята.
Паша встал. Девушки ему зааплодировали. Это за то, что он спас Марусю. Ребята одобрительно загудели. Сеня, сидевший позади, похлопал его по спине.
Опустив глаза, Паша медленно пошел к трибуне. Но не дошел и остановился.
- Что же ты? - удивился Михайлов.
- Я… - Паша запнулся. - Я лучше потом, товарищ Михайлов…
И умолк.
- Ну, как хочешь, - понимающе сказал Михайлов, отпуская его кивком головы.
После собрания был вечер самодеятельности.
Паша выбрался из густо набитого зала и по пустынным коридорам прошел в свою комнату. Ему хотелось побыть одному. Но в комнате сидел Петро. Стриженый, он уже не казался таким необыкновенным, как прежде. Зажав ладонями уши, чтоб не слышать доносившегося из клуба пения и не поддаться соблазну побежать туда, он безостановочно твердил:
- У гуся на голове два глаза, у гуся на голове два глаза…
- Ты что бубнишь? - спросил Паша.
Петро перестал качаться, черные глаза оторопело уставились на Пашу. Вдруг цыганенок хватил себя руками по коленям и весело захохотал, показав крупные, ослепительно белые зубы:
- Заучился! Совсем заучился!
- А ты отдохни, - посоветовал Паша. - Пойди вниз, сыграй на гитаре.
Петро отчаянно затряс головой:
- Ныльзя. Завтра знаешь какой день? Завтра шабаш-день. Маруся придет, проверять будет. Все будет проверять, за всю неделю. Хорошо учил - хвалить будет, плохо учил - ругать будет.
- Не придет! - с неожиданной для себя горечью сказал Паша. - Она больна.
- Больна? - испуганно глянул цыганенок. - Ай-ай-ай!.. Такая хорошая девочка! - Он беспомощно оглянулся и совсем по-детски сказал: - Кто теперь проверять будет, а? Ты не хочешь, Сеня песни поет. Совсем некому проверять.
- Нет, почему же… - смутившись, пробормотал Паша. - Это ты напрасно. Давай твои книжки…
Когда час спустя в комнату заглянул Семен Ильич, он увидел Пашу и цыганенка сидящими рядом у стола. Петро, высунув кончик языка, писал, а Паша следил за его пером и подбадривал:
- Ну, правильно. А ты сомневался!.. Теперь пиши общий знаменатель. Правильно.
Заметив директора, ребята встали.
- Вы, Сычов, тоже с ним занимаетесь? - спросил Семен Ильич.
В голосе его Паше послышалось удивление.
- Да… То есть нет… Я Родникову заменяю, - потупившись, пробормотал Паша.
Семен Ильич подошел ближе, положил ему руку на плечо.
- Семен Ильич, - поднял Паша на директора повлажневшие глаза, - разрешите мне завтра отлучиться. У меня весь вечер… - Он запнулся, опять потупился и еле слышно прошептал: -…сердце болит.
- В город? Ну что ж, - живо отозвался Семен Ильич. - Поезжай. Я скажу коменданту.
Он пошел к двери, но на пороге обернулся и опять сказал:
- Поезжай. Это хорошо.