То, что Сеня привел сироту-цыгана, Паше понравилось. Но Сеня самовольно отсутствовал. «Это какой же пример для остальных! - думал Паша. - А еще в армии служил».
Утром, когда все училище построилось, как обычно, на линейку, прочитали приказ директора. В приказе говорилось, что учащийся Чесноков Семен, имея разрешение отлучиться на два часа, вернулся только через восемь суток. Этим он грубо нарушил дисциплину и за это ему объявляется строгий выговор. Выслушав приказ, Паша сказал про себя: «Правильно», и даже почувствовал какое-то облегчение.
В тот же день Пашу, Сеню и Марусю вызвали к директору.
- Ну, дадут взбучку! - сказал Паша, направляясь с Сеней к директорскому кабинету. - Тебе - за отлучку, Родниковой - за то, что подбила тебя, а мне - как групкомсоргу. И правильно: раз случилось такое в моей группе, я и отвечаю.
- Не должно быть, - мотнул головой Сеня. - Выговор я, конечно, заслужил, а взбучку - за что же? Хватит и выговора.
- Это как же? - удивился Паша.
- А так. Что я, для себя старался? Нет, сейчас, я думаю, разговор будет другой. - И, обратясь к Родниковой, которая уже ждала их у дверей кабинета, спросил: - Правда, Маруся?
- Правда! - с готовностью подтвердила девушка, хотя ни одного слова из их разговора не слышала.
«Вот чудаки!» - подумал снисходительно Паша, вполне уверенный, что будет именно так, как он говорит.
Прежде чем постучать в дверь, Паша и Сеня одернули гимнастерки, а Маруся поправила волосы. В кабинете все натерто, отлакировано, отполировано: сияют паркет, стекла окон, письменный стол, образцы ученических работ на стенах.
Семен Ильич, не поднимая склоненной над какой-то диаграммой головы, показал рукой ученикам на стулья. Они сели, держась прямо и глядя неотрывно на директора, Семен Ильич склонился еще ниже, подчеркнул что-то карандашом, отодвинул диаграмму и медленно поднял голову. И - странное дело! - Паша не увидел в его лице ни строгости, ни раздражения, ни даже сухости. Лицо было деловито-озабоченное - и только.
- Давайте-ка, товарищи комсомольцы, подумаем, - сказал он медленно, - как нам лучше решить задачу. Сегодня опять разговаривал с этим вашим Петром. Он увязался со мной в учебные мастерские, все ощупывал руками, даже нюхал, и, кажется, уже считает себя учеником РУ. Но ведь он малограмотный. Он знает только то, чему его успели обучить между боями в армии. Принять его с такой подготовкой невозможно. Правда, до очередного набора еще шесть месяцев…
- О-о-о!.. - вырвалось у Маруси. - Да за шесть месяцев чего не сделаешь!
А что же сделаешь за шесть месяцев? - посмотрел на нее директор.
Маруся вскочила:
- Семен Ильич, да я одна обучу его за шесть месяцев - вот поверьте мне!
- Одна? - с ревнивой ноткой в голосе сказал Сеня. - Как бы не так! Я его привел, а она хочет одна… Нет, Семен Ильич, чему другому - не ручаюсь, а арифметике я его обучить смогу.
- А вы что скажете, Сычов? - Директор перевел на Пашу глаза, блеснувшие неожиданно молодо и весело.
Паша встал и с минуту помолчал, обдумывая.
- Я считаю, неверно это, Семен Ильич, - начал он не спеша. - Нам осталось учиться меньше четырех месяцев. Разве можно учить других, когда у нас самих экзамены на носу! Теперь ни о чем другом думать нельзя, кроме как об этом. А то других выучим, а сами провалимся. Это - раз. А другое - то, что мы скоро пойдем на практику в заводские цеха.
- Вот он всегда такой! - опять вскочила Маруся. - Эх!..
Она не договорила (а сказать хотела, наверное, что-то злое, обидное) и села спиной к Паше.
- Так как же, Сычов, поступить с этим Петром? - Веселость в глазах Семена Ильича угасла. - Может, отпустить его на все четыре стороны?
Паша опять подумал.
- Жалко его, Семен Ильич! Он сирота. И учиться хочет. Я думаю: пусть с ним занимаются настоящие учителя. Они ж его лучше подготовят, чем Чесноков или, скажем, Родникова. На то ж они и учителя.
Семен Ильич внимательно и, казалось, немного грустно смотрел на Пашу.
- Да, - сказал он с оттенком сожаления, - все, что вы говорите, Сычов, правильно и разумно. Все правильно. Что ж! Так и сделаем. Тем более, что наши преподаватели уже сами предложили свои услуги. - Он встал, подошел к Сене и положил ему руку на плечо: - Ну что, Чесноков, объявили вам мой приказ?
- Так точно! - радостно крикнул Сеня, будто приказ тот был не о выговоре, а о премировании.
- Идите, - сказал Семен Ильич. - Сейчас откроем собрание. Идите, все будет хорошо. - И у самой двери добавил: - А Петру все-таки помогайте, кто как может. Так он всегда будет чувствовать около себя товарищей.
Ученики вышли.
- Вот, - засмеялся Сеня, закрывая тихонько за собою дверь (он был несказанно доволен), - а ты говорил: взгреет! Разве он не понимает? Он, брат, все понимает. Ну, а что учителя с этим делом лучше справятся, это, конечно, правильно.
Да, Паша в этом оказался прав, и директор согласился с ним, а не с Сеней и Марусей. Но почему же все-таки Семен Ильич смотрел на них так радостно, когда они говорили глупости, а его, Пашу, слушал со скучным лицом?