Первое упоминание о христианстве (кн. Абгар Эдесский) среди армян, в виду племенной близости их с евреями, встречается очень рано, в 1-ом веке нашей эры, но формальное, хотя весьма сомнительное по существу, введение христианства относится к 301 году: св. Григорий Просветитель обратил царя Трдата, который крестил своих подданных и вскоре затем внезапно умер: предполагают, что он был отравлен новыми христианами. Библия на армянском языке появляется только в V веке, перевод Месропа. Истинным христианам и руководителям церкви жилось в Армении тяжеленько; например, католикос Нерсес Великий, в конце IV века, вел, впрочем, не во имя христианских идеалов, а с целью основать теократию, ярую и в основе недостойную борьбу с царем и, по некоторым сведениям, кончил неестественной смертью. Царь Тигран II заставлял армян поклоняться изображению Юлиана Отступника.
Особый интерес представляет собой момент отпадения армян от православия. Оно истекало из теократических стремлений, соображений материальных и политических, подготовлялось давно, но оформилось и нашло себе догматические придирки лишь в VI веке, когда армяне, в угоду персидскому царю Хозрою, окончательно отвергли формулу Халкидонского собора и примкнули к монофизитам. Персиянам это было нужно, чтобы внести рознь в христианский мир и ослабить Византию. Такое же стремление проявили арабы, пускавшие в ход и угрозы, и деньги, — т.е. средства, перед которыми потомки Гайка устоять не могли. Армяне, с одной стороны, вступили ценою измены вере на путь рабского отношения к иноверным властителям, с другой — упрочили особый тип подпольного государства, отвечавшего их семитическим инстинктам, а именно теократию, в которой политические и материальные интересы имеют особо важное значение, в ущерб религиозным.
Такая ликвидация открытой государственности, требующей и мужества, и верности, и умения добровольно, с доброй целью дисциплинироваться, и жертв материальными благами и кровью, очевидно, не может служить патентом на благородство для расы. Но следует признать, однако, что внешние условия были уж очень тяжелы, и открытая борьба с соседями была бы слишком неравной, так что к борьбе рабьей пришлось перейти невольно. С другой стороны, переход к теократии был, несомненно, актом практически-мудрым, так как именно теократия сохранила самобытность армянской расы и проявила необычайную способность возрождения этой самобытности там, где эта последняя, казалось, уже уснула навеки.
Сквозь всю дальнейшую историю армян, полную унижений перед крупными и мелкими иноверными властителями, проходит еле заметной струйкой и никогда не иссякает надежда на возрождение армянского народа и государства.
Разумеется, мечтает об этом не народная масса, а единичные патриоты, преимущественно лица духовные, разбогатевшие купцы, нахарары или мелики, попавшие в милость к шахам и султанам. Весьма характерно, что эта надежда разрастается именно по мере территориального роста России, по мере приближения ее победоносного стяга к Передней Азии.
Сношения армян с русским правительством довольно пестры. Петр Великий, глубоко понимавший значение русской исторической миссии на Ближнем Востоке, разумеется, ничего не имел бы против того, чтобы люди, считавшиеся христианами, восставали против своих мусульманских владык, врагов православия и русско-славянского дела. Поэтому он упомянутому выше авантюристу Израилю Орию высказываться дал; но на удочку его царь, однако, не поддался. Великий Император велел словесно объявить армянским посланцам, что «ныне занят Свейской войною», и вовлечь себя в авантюру не дал. На просьбу же Израиля Ория разрешить ему быть в этой войне при русских войсках государь велел отвечать, что « ему тамо быть не для чего ».
Любопытно, что из монархинь XVIII века Анна Иоанновна (вероятно, на основании сведений, полученных от Волынского, близко знавшего армян), относилась к последним недоверчиво, хотя и вела христианскую политику, так как ее полководцы побеждали мусульман. Екатерина II, наоборот, дошла до крайних пределов благоволения к армянам, что объясняется, быть может, царившим при ее дворе растлением нравов и чрезвычайной роскошью. Немудрено, если находились царедворцы, получавшие «пешкеши» от армянских торговцев дорогими товарами. Кроме того, «великолепный князь Тавриды» был, несомненно, человеком с фантазией, и его забавляла мысль о возрождении христианского царства на армянском плоскогорье.
В царствование Императрицы Екатерины у армян проявился человек, во многих отношениях замечательный, с неукротимой энергией и большой политической предприимчивостью, доходившей порой до назойливости. Это был архиепископ Иосиф, происходивший из старинного, давно огрузиненного по культуре армянского рода, получившего от грузинских царей княжеское достоинство. Он носил фамилию Аргуташвили-Мхагрдзели, в буквальном переводе означающую Аргутов-Плечистый, но затем переведенную «с фантазией» и вошедшую в русский обиход под именем «Аргутинский-Долгорукий». С рюриковичами Долгорукими у этой фамилии, конечно, нет ничего общего. Упомянутый архиепископ Иосиф в 1779 году основал Нахичевань-на-Дону, армянский город, населенный выходцами из Крыма и Турции, в числе 15 000 человек. Переселенцам были даны недурненькие льготы: перевозка за счет казны из Крыма всей недвижимости, 12 000 десятин выгонной земли, освобождение на 10 лет от всех повинностей, свобода от постоев и рекрутчины: каждому домохозяину отведено по 30 десятин земли, лес и припасы на постройку даны безденежно, а семена, скот и инвентарь — с возвратом через 10 лет. Обо всем изложенном имеются точные сведения в полном собрании законов.
При царе грузинском Ираклии II, благодаря хлопотам того же Аргутинского, стремившегося пробуждать армянское самосознание, в Грузии были водворены кое-какие карабахские мелики с подвластными им крестьянами и образовали селение Шулаверы. Два мелика, Меджнун и Або, поторопились предать своего нового владыку и явились шпионами-проводниками персидского шаха Ага-Магомед-Хана, разрушившего Тифлис в 1795 году. Последнее признает природный армянин, генерал-лейтенант С.О. Кишмишев. Профессор Санкт-Петербургского университета А.А. Цагарели основательно замечает, что в конце XVIII века архиепископ Иосиф проявлял большую энергию, « но только в направлении, несогласном с видами и планами русского правительства! ». Подтверждение этого вывода можно найти и у академика Н.Ф.Дубровина, который говорит, что летом 1796 года армянский архиепископ Иосиф вздумал вмешаться в дела покоренного дербентского ханства, не упускал случая придираться к мусульманам, старался унизить последних пред армянами, — словом, в самое короткое время своего пребывания в Дербенте, восстановил против себя все население. Граф Зубов вызвал Иосифа в главную квартиру, но и там пришлось принять меры, чтобы ограничить политиканство архипастыря. Войдя в сношение с эчмиадзинским патриархом, и не испрашивая ничьего позволения, Иосиф написал вместе с ним « коллективное послание к армянам, жившим в Карабаге и других местах Закавказья »; в этом манифесте говорилось, что русские войска вступили в Персию с главным намерением « освободить армян от ига мусульман и сделать их независимыми ». Это послание произвело всеобщее волнение среди жителей Закавказья: армяне мечтали о восстановлении царства Великой Армении.
Современник названного архиепископа, П.Г. Бутков свидетельствует о чрезвычайном честолюбии Иосифа, который собирался, будто бы, сделать царем Армении своего племянника и приготовил даже царскую корону. Еще будучи в России, Аргутинский-Долгорукий, собираясь воссесть на патриарший эчмиадзинский престол, заказал свой гравированный портрет в патриаршем одеянии.
Очень интересный момент политической истории армянской церкви описан в брошюре «Начало сношений эчмиадзинского патриаршего престола с русским правительством», принадлежащей перу упомянутого выше г. Эзова, которого нельзя заподозрить в критическом или хотя бы беспристрастном отношении к армянам, считающим его одним из главных своих руководителей и апологетов. В конце XVIII века, вопреки принципу всенародного избрания эчмиадзинского католикоса, на эту кафедру воссел архиепископ Гукас (Лука), избранный только эчмиадзинским духовенством. Константинопольский армянин патриарх Захария запротестовал. Гукас писал ему нежные послания, а тем временем константинопольская армянская община выхлопотала у турецкого правительства смещение Захарии. Торопливость Гукаса, которого г. Эзов хвалит до небес, объясняется-де тем, что понадобилось избегнуть избрания на эчмиадзинский престол Израэля, патриарха агванского (гандзасарский монастырь близ гор. Шуши). Речь шла о том, чтобы нанести удар обособлявшемуся агванскому патриархату и установить теократическое единодержавие. В этом, по неосведомленности или продажности действовавших служилых людей, его поддержали и турецкое, и русское правительства с трогательным единодушием, хотя интересы их были противоположны. Наш посланник в Константинополе Томара сочувственно доносил правительству в 1801 году, что Гукас стремился « восстановить свою нацию помощью России ». Агванский патриархат, в угоду зарубежному католикосу, был сперва крайне стеснен, а затем, по присоединении Карабаха и Гянджи к России, незаметно упразднен, эскамотирован. Оказалось, что наши политики менее дальновидны, чем даже турки, догадавшиеся в своих пределах поддержать независимость патриархатов Сисского и Ахтамарского от «католикоса всех армян».
В момент присоединения Грузии армянское духовенство стремилось показать, что армяне тут играют какую-то особенно выдающуюся роль, и что главная суть именно в армянах. Так как монофизитство армян было небезызвестно образованным русским иерархам, а Россия спасла и приняла на свое лоно Грузию как царство единоверное, то архиепископ Иосиф позаботился о распространении возможно более благоприятных сведений об армяно-григорианстве. В 1799 году вышла в С.-Петербурге книга «Исповедание христианской веры армянской Церковью» Иосифа, архиепископа армянского народа, обитающего в России. На странице 14-й сказано о Христе: «едино Лице, един вид, и соединен в едином естестве »; на 50-й странице Иосиф говорит, что естество здесь равняется понятию лица. Но тогда к чему же было приводить два равнозначащих понятия? Ясно, что это делалось из желания скрыть монофизитство армян. Разумеется, он тщательно умолчал о католикосе Иоанне IV Отцнийском, прозванном «философом» и причтенном григорианской церковью к лику святых. В угоду мусульманам-арабам и за приличное от них вознаграждение этот иерарх созвал собор, на котором подверг анафеме Халкидонский собор и произнес еще следующие решения: «Кто говорит, что Христос был человеком по природе, и творением тленным по плоти, и подверженным страданию, и смертным по природе человеческой, анафема да будет; кто не исповедует Христа единым бессмертным естеством, анафема да будет ».
Видя, что все это компрометирует армянскую церковь в глазах православных, в XIII веке армянский историк Киракос, а в позднейшее время упомянутый Иосиф и католикос Нерсес пытались скрыть монофизитство армян.
Интересно разоблачают все эти махинации проф. Спб. Духовной академии Троицкий «Изложение веры армянския» 1877 г. и г. Аннинский «История армянской церкви», Кишинев, 1900 г.
Архиепископ Иосиф, впрочем, напрасно так беспокоился об этом вопросе. В ту пору наша бюрократия мало заботилась о православии и еще менее понимала в нем толку. Армянское дело в русских пределах с той поры продолжало расти неуклонно, по временам двигаясь вперед крупными скачками. По туркменчайскому трактату в состав России вошел Эчмиадзин и католикос оставлен на правах вселенского патриарха всех армян. Православную грузинскую автокефальную Церковь мы своевременно упразднили и земли ее отобрали в казну, а наряду с этим в русских пределах оказалось теократическое государство в государстве, фактически недоступное контролю и обладающее огромным авторитетом в глазах своей «политической паствы». При Паскевиче был послан в Персию полковник Лазарев для приглашения армян, которые перешли в Закавказье в числе, примерно, 40 000 душ. Эчмиадзинский патриарх тоже участвовал в этой комбинации: велел переселиться из Персии армянским священникам, за которыми вслед пошла и паства. По Адрианопольскому миру мы получили более 10 000 турецких армян; один эрзерумский архиепископ Карапет привел до 70 000. С той поры постепенное переселение армян из мусульманских государств в Россию шло непрерывно, то еле заметной струйкой, то, как за последние несколько лет широким, стремительным потоком. Теперь, когда более или менее ясно, к каким результатам привело стремление кавказских администраторов привлечь побольше армян, немудрено вспомнить малорусскую пословицу: «купив собi бiду, тай за свои гроши».
Разумеется, и Иосиф Аргутинский, и католикос Нерсес, сидевший на патриаршем престоле с 1843 по 1857 год, были колоссами армянской идеи, по сравнению с прочими соплеменниками своими. Созидательная, с армянской точки зрения, деятельность Нерсеса, в бытность его архиепископом, в Тифлисе и Кишиневе, прямо огромна.