Конверт с ошибками
…Ну, а занятия? Когда же Король будет заниматься?
— Слушай, Дмитрий, а как насчет ученья? Может, передадим подготовку к игре кому-нибудь другому? Многовато для тебя получается.
— Нет, нет! Не многовато! Вот увидите, Семен Афанасьевич! Увидите, как будет!
И мы увидели.
Начать с того, что у Короля недюжинные способности организатора. Вот, например, Володин — тот влезает в каждую мелочь отрядной жизни, за все берется, всем помогает — и подчас не успевает сделать главное, хоть и занят своими командирскими обязанностями с утра до ночи. Я часто сталкивался с этим: человек боится довериться кому-либо и все старается сделать сам. У Короля другая ухватка.
В первые дни Король был с ребятами неотлучно, а потом стал оставлять взводы на попечение командиров. Нагрянет неожиданно к Подсолнушкину, наведет порядок («Почему не учишь ползать? Так и будете ходить в полный рост?») и — к Володину, от него к Стеклову, Колышкину… Если первую неделю он почти все время от обеда до чая проводил в тренировке, то уже на вторую неделю дело пошло само. Король только не забывал зайти посмотреть, показать что-нибудь новое, проверить, как усвоено то, чем занимались в прошлый раз («Нет, ходить след в след не умеете — вон натоптали, как стадо прошло! И прячетесь плохо!»), а все свое свободное время до минуты стал отдавать ученью.
Софья Михайловна и Екатерина Ивановна занимались каждая со своей группой ребят. На занятия у нас было отведено четыре часа — после завтрака до мастерских и после вечернего чая до ужина. Но никто не вкладывал в это столько страсти, столько неистовой горячности, как Король. Прежде я не знал, что он фанатик, но он именно фанатик и если уж принял решение, то, видно, не отступит, хоть режь его. И вот он встает в шесть часов утра и садится за книгу. Урезонить его невозможно.
— А если я не могу спать? Если у меня бессонница? Я должен лежать, вылупив глаза?
Снова и снова он повторяет:
— Эх, вот бы Плетнев пришел сейчас! Вместе бы засели. Он башковитый. Как думаете, Семен Афанасьевич, придет он?
— Я мало знаю его. А ты как думаешь?
— Должен прийти. Ну куда он без нас? К осени придет непременно.
Екатерина Ивановна говорила, что арифметика у Короля идет хорошо, легко, но писал он вопиюще неграмотно. Тут непонятно было даже, за что браться — каждая страница, написанная Королем под диктовку, представляла собою невообразимую кашу, где предлоги сливались с существительными, отрицания — с глаголами, слова принимали самую неожиданную и бессмысленную форму; иной раз и не узнать было, что это за слово такое.
Понятно, что занятий с Екатериной Ивановной не хватало — и Король стал ловить каждого, у кого выдавалась свободная минута.
— Галина Константиновна, вы сейчас чего будете делать?.. Да, подиктовать. Вот отсюда, Екатерина Ивановна сказала.
И, забегая домой или сидя в кабинете, я слышал негромкий голос Гали. произносящий размеренно, отчетливо:
— «Шила в мешке не утаишь. Мышь, не ешь крупу».
Иногда я видел Короля и Стеклова вдвоем: один диктует другому или оба выполняют упражнения по грамматике: проверяют слово со всех сторон, переворачивают его на все лады, чтобы вместо точек правильно вписать пропущенную букву. Но Стеклов занимался совсем иначе: он не стукал себя со злостью ладонью по лбу, а то и кулаком по макушке, как делал Король, не ругал себя вслух ослом и тупой башкой. Самое большее — он закусывал губу и хмурился. Упирался подбородком в кулаки, сидел молча, сосредоточенно глядя в тетрадь, потом все так же молча, не высказывая вслух своих соображений («Нашел! Вот черт его дери!»), как это делал Король, вписывал в тетрадь решение.
На предложение Короля вместе догонять пятую группу он сказал:
— Не буду я гнать. Не хочу. Куда гожусь, там и буду учиться.
Король поносил его нещадно, обзывал и ослом и дубиной, и все это с жаром, с истинной злостью.
— Да тебе-то что? — удивлялись ребята. — Не хочет — ну и не надо, тебе какое дело?
Но Король не унимался. Не знаю, какие доводы, кроме брани, он пускал в ход. Правда, однажды я услышал из окна, как он гневно сказал Стеклову: «Хороший ты товарищ после этого!», но, может быть, тогда речь у них шла и не о том. Знаю одно: на занятия к Екатерине Ивановне стал ходить и Сергей.
— Любопытно, очень любопытно, — сказала мне несколько дней спустя Екатерина Ивановна. — Королев очень смышленый мальчик, но невероятная горячка. Получит задачу — и скорей начинает наугад перемножать, делить, складывать, вычитать… И опомнится только в том случае, если у него, скажем, не делится без остатка, получается пять человек и три четверти или еще какая-нибудь явная чепуха. А так ему море по колено. Стеклов — совсем другой. Он начинает с анализа — и идет шаг за шагом, твердо, толково. Он немножко тяжелодум, но в конце концов почти никогда не ошибается.
Бывало Король приходил ко мне вечером:
— Семен Афанасьевич, можно я тут у вас посижу?
— Сиди.
Он пристраивался за соседним столом и углубленно писал что-то; иногда он открывал пухлый, до отказа набитый конверт и вытаскивал какие-то бумажные квадратики.
— Что у тебя там? — полюбопытствовал я.
— Это? Конверт с ошибками.
— Ну да. Вот я напишу слово неправильно — Екатерина Ивановна велит его переписать как следует и положить в конверт. Видите, сколько набралось? Все больше безударные гласные. Ведь есть такие, что и не проверишь. Небеса, например.
— А небо? Небесный?
Король поражен моей сообразительностью:
— Ишь ты, верно! Ну, а вот собака — собаку ведь не проверишь? Я ее кладу в конверт. Потом Екатерина Ивановна диктует и непременно опять вставит эту собаку… ну, это слово, где была ошибка. Если я его напишу правильно — могу из конверта вынуть. А если обратно ошибусь, пускай там лежит. Я на этой собаке прямо покой потерял! Вот смотрю, вот вижу: со-ба-ка. А пишу — и обратно ошибку сажаю. Почему такое, Семен Афанасьевич? Все запоминаю: и реки, и горы, и города — ну, все! А тут — хоть тресни!..
А меня озадачивает другое: ведь он большой парень, ему скоро четырнадцать. Почему он так носится с этим конвертом, так бережно перебирает и раскладывает бумажные квадратики? В этом есть что-то от игры, так малышей учат грамоте по разрезной азбуке. Но Король… Да полно, он ли снисходительно сказал мне совсем еще недавно: «Екатерина Ивановна — для маленьких»?