Два Питера.
Руки Питера Рольса!
Они завладели воображением Винифред Чайльд. Во сне и наяву она видела сверканье их колец. В первый же вечер ее пребывания в Нью-Йорке м-р Левенфельд рассказал ей историю этих рук.
Это были руки Питера-старшего. Его коммерческий гений распростер их вдоль по небу для привлечения публики к своему новому большому универсальному магазину на шестой Авеню. Подобно тому, как в начале появления рекламы видны были только кончики пальцев, так и Питер Рольс старший начал с крошечного мерцания, идя сперва ощупью, в предвидении будущего успеха.
Всякий человек в Соединенных Штатах слышал о Питере Рольсе, благодаря многочисленным объявлениям и рекламам в газетах и журналах. Уже в течение многих лет он считался одним из крупнейших рекламистов в Америке. М-р Левенфельд не мог понять, как мисс Чайльд не слышала о руках Питера Рольса, даже находясь на самом отдаленном островке, вроде Англии. В Нью-Йорке вошло в обычай говорить для обозначения того, что вы намерены сделать покупки в магазине Питера Рольса — «я иду к Рукам», «я куплю это у «Рук». И Питер Рольс широко использовал эти обиходные выражения в своих рекламах.
Каждая его реклама имела одинаковую форму: четырехугольное пространство, окруженное густой черной или цветной каймой, поддерживаемое парой рук с кольцами — миниатюрное факсимиле его знаменитой небесной рекламы. И несколько тысяч продавцов в его огромном магазине в просторечии именовались «руками Питера Рольса».
По-видимому, ничто, относящееся к Питеру Рольсу-старшему и его семье, не составляло тайны для мистера Левенфельда и мисс Сикер, хотя они заявляли, что лично не знакомы с великим человеком. Вероятно, если бы Вин спросила их об этом, они могли бы рассказать, сколько горничных у мистрисс Рольс и сколько ящиков шампанского заказывает на год ее супруг. Но подобные вопросы были излишни. Фигура выбившегося в люди своим трудом миллионера пленяла ум недавно только натурализовавшегося австрийца.
Питер Рольс, совсем юным, эмигрировал в Америку с севера Ирландии. Он предпринял закупку дешевых остатков материи, могущих привлечь женщин, живущих в сельских местностях, вдали от лавок. Он приобрел сноровку, как выбирать такие остатки. Это была гениальная мысль, и он стал зарабатывать деньги, в качестве бродячего разносчика. Во время своей бродячей жизни он завел знакомство с бродягами и показал, что из всего умеет извлечь пользу. Спустя несколько лет у него уже скопился достаточный капитал, чтобы открыть небольшую лавку в Нью-Йорке, на окраине города, где арендная плата была низка.
Подобно его коробу разносчика, и его лавка была переполнена всякими остатками. Но и теперь это были самые подходящие остатки, в которых нуждались все окрестные жители, и которых нигде нельзя было получить сразу в одном помещении. Ни один предмет не стоил дешевле пяти центов, ни один больше доллара, и было замечательно уже то, что Питер Рольс был в состоянии продавать свои товары за доллар.
«Я могу омеблировать вашу квартиру за 10 долларов. Почему? Потому, что я работаю своими собственными руками», — так гласила первая реклама Питера Рольса. И с этого времени «Руки» никогда не теряли своих клиентов.
Он мог продавать дешевле всех других лавочников в Нью-Йорке, потому что доставал себе приказчиков почти бесплатно. Они были умело подобраны из числа его друзей-бродяг. Он брал на службу всякого, кто со времени школы помнил, как надо складывать маленькие суммы. Его приказчики получали пищу, одежду, табак и пиво в разумном количестве; во время работы за ними было строгое наблюдение, а ночью они запирались в каморку, куда не мог проникнуть ни огонь, ни спиртные напитки. Эта система увенчалась блестящим успехом. Маленькая лавка на окраине города превратилась в большую, становилась все больше и больше, поглощая все другие лавки. И вот десять лет назад открылся с благословения «Рук» большой универсальный магазин на шестой Авеню, являвшийся самым крупным предприятием этого рода в Нью-Йорке.
Винифред подумала, имея в виду бальзам, который составил его состояние, что Питер Рольс старший был чем-то в роде знаменитого химика. Но мистер Левенфельд громко расхохотался при этой мысли. Джилидовский бальзам был только счастливой случайностью в аптекарском отделении магазина, размерами с большой провинциальный магазин. «Руки» продавали все, что угодно, и хотя бродяги уже перемерли или исчезли, Питер Рольс все еще продавал дешевле любого магазина в Нью-Йорке. Как это удавалось ему делать? Для этого существовали разные способы. Питер Рольс никогда не встречал затруднений в получении или содержании стольких «рук», в скольких он нуждался, и мог бы получить двойное их количество в случае необходимости.
— Неужели он до сих пор работает собственными руками? — спросила, наконец, Вин, чувствуя себя почти виноватой, что она задает вопросы об отце Питера за его спиной. Но дела семьи Рольсов, по-видимому, стали общественным достоянием.
М-р Левенфельд и мисс Сикер рассмеялись.
— Я бы хотела видеть, — сказала последняя,— лицо Эны Рольс, если бы ее отец работал! Она произносит протяжно свою фамилию: Р-о-л-л-е-с и надеется, что красивое поместье на Лонг-Айленде, где находится их новый дворец, заставит забыть, что они «Руки». Не смешно ли это? Это напоминает страуса, зарывающего свою голову в песок. В смысле отношения к обществу она командует отцом и матерью. Я подозреваю, что старик едва ли осмеливается совать свой нос в магазин чаще одного раза в год; а Эна и ее мать никогда не покупают там даже булавки. Что касается до молодого сына, то, говорят, что с ним нет хлопот; он ненавидит коммерцию и собирается стать филантропом или чем-нибудь в этом роде, вне собственного предприятия. Я бы сказала ему, если бы он спросил меня: «благотворительность начинается у себя дома».
Две последние фразы, произнесенные мисс Эммой Сикер в первый вечер пребывания Винифред Чайльд в Нью-Йорке, оказали непосредственное влияние на жизнь девушки, как если бы руки с кольцами сошли с небес и схватили ее за платье. Тогда она не придала большого значения этим словам, разве только, что подумала о чванстве мисс Рольс и слабости ее матери, не позволивших им вступать под кровлю, под которой составилось их состояние. И точно так же ее разочаровал Питер младший тем, что он не интересуется делом жизни своего отца. Но она и так уже разочаровалась в нем, благодаря бескорыстному предостережению мисс Рольс.
Не прошло и месяца, как влияние слов мисс Сикер начало чувствоваться Вин, и «Руки» ухватились за подол ее платья. Они часто приходили ей в голову в течение этих четырех недель, но она не сознавала, что физически находится на досягаемом для них расстоянии.
«Счастливое предзнаменование» — бесплатная поездка в Нью-Йорк — закончилось, едва только она сошла с борта «Монарха». С тех пор ее преследовали одни неудачи. Все места, которые она могла бы занять, были уже заняты. Были свободны только те, для которых она не подходила. Она пробовала петь, давать уроки, заниматься репортажем, корректурой и получить работу в библиотеке. Она пробовала делать шляпы, пыталась поступить на сцену, но никто не нуждался в ней. Когда положение стало казаться отчаянным, она прибегла к Надин. Но Надин снова уехала в Англию, и мисс Сорель, здоровье которой не оправилось после качки на море, была заменена новой управительницей, огромной американкой. В моделях не нуждались! Не требовалось ничего, что могла бы делать мисс Чайльд, и управительница так горячо старалась убедить ее в том, что в ее услугах не нуждаются, что Вин даже не оставила ей своего адреса. К тому же, она уже отказалась от комнаты у мисс Гэмпшир, хотя еще не нашла себе другой.
«Собственно говоря, мне следует попытаться устроиться подешевле», — так объяснила она свой отказ. Но, кроме этого соображения, было и другое, столь же важное, а именно то, что миловидная мисс Сикер стала ревновать м-ра Левенфельда к тому, что он слишком много разговаривает за столом с молодой англичанкой.
В конце концов, в результате ужасных трехдневных поисков Вин добилась того, что смогла сэкономить два доллара в неделю. За восемь долларов она получила маленькую комнатку на четвертом этаже, вдвое меньше и вдвое грязнее, чем у мисс Гэмпшир.
Подсчитывая свои деньги на следующий день после того, как прислуга в новой квартире украла у нее двадцать долларов, Вин решила, что так дальше продолжаться не может. Она должна получить работу, безразлично какую. Одна девушка в этих же меблированных комнатах покупала газеты из-за объявлений о свободных местах. Винифред забрала ворох газет и сперва тщетно обращалась к более привлекательным предложениям. Затем она пришла к менее привлекательным и, наконец, к самым непривлекательным.
Это были, главным образом, объявления больших магазинов, которым требовались дополнительные служащие на время рождественских праздников. Во главе их было объявление магазина Питера Рольса: «Руки» нуждаются в руках». Вин тотчас же отвернулась от объявления, обратившись к другим. И только после того, как она обошла шесть других магазинов, и оказалось, что всюду она пришла слишком поздно, она стала задумываться о возможности поступить в магазин отца Питера Рольса. В конце концов, «Руки» нуждаются в большем количестве рук, чем какой-нибудь другой магазин.
Когда Вин уже почти готова была сказать себе: «Это единственное, что я могу предпринять», она вспомнила слова мисс Сикер, что мисс Рольс в отношении к обществу командует своим отцом и матерью. Питеру-старшему позволяется совать туда свой нос только раз в год. Мистрисс и мисс Рольс никогда не покупают там даже булавки. Молодой Питер магазином не интересуется и желает стать филантропом. Очевидно гораздо труднее встретиться с членами семьи Рольс в их собственном магазине, чем в каком-нибудь другом.
Вместо того, чтобы сказать себе, что она не должна итти туда, Вин сказала: «Почему бы мне не пойти?». Она уверяла себя, что в огромном коммерческом предприятии, в котором работает свыше двух тысяч приказчиков, она затеряется среди них, как иголка в стоге сена, к тому же иголка с номером вместо имени. «Я пойду туда и спрошу относительно места», — так ответила она себе на свой собственный вопрос.
Но она почти хотела, чтобы ее постигла неудача. Но пусть не она сама будет виновата в этой неудаче.