Решительное сражение.
Весь день Вин находилась в состоянии удивительной, почти истерической экзальтации. Она неоднократно пыталась расхолаживать себя, но тщетно — необузданная песнь любви и ликования звучала в ее душе.
Изумительные, невероятные картины рисовались перед ее глазами. Она видела Питера, на которого произвели впечатление ее слова, и который теперь старался воспользоваться ее указаниями в интересах двух тысяч служащих «Рук». Она видела себя его женой, помогающей ему создать идеальные условия труда, придумывающей новые системы страхования, пенсионного обеспечения и прочее. Зная, что выносили «Руки» и в чем они нуждались, она могла сделать для них то, что никто со стороны не в состоянии был им дать. При средствах и власти Питера и при желании помочь не было пределов тому, что они оба могли бы сделать…
Когда она пошла завтракать, что-то прогнало радужное очарование. Здравый смысл рассеял мечты. Безобразное воспоминание о пережитой накануне опасности и унижении завладело ее помыслами. Вин почувствовала, что ни одному из ее утренних радужных мечтаний не суждено стать реальностью, хотя она всецело еще надеялась, что ее слова окажут некоторое влияние на дальнейшую жизнь «Рук».
Даже если Питер действительно и искренне хотел жениться на ней (а это казалось невероятным), а его сестра неправильно судила о нем (что тоже почти невероятно), то Эна Рольс и ее отец постараются помешать этому счастью. Было бы противно навязывать себя семье выскочек, презирающей ее и дающей ей чувствовать, что ее не хотят.
Девушку неожиданно поразила мысль, как это она не подумала в ту минуту, когда Питер повернул свою спину, что единственная вещь, какую следовало бы ей сделать, если она уважает себя, это — отказаться от места в «Руках». Будет корректно и благородно исчезнуть, как она исчезла раньше, так, что Питер, когда он снова придет (а он, конечно, придет), узнает, что она совсем ушла.
Эта мысль явилась таким мрачным контрастом прогнанным светлым мечтам, что Вин готова была разрыдаться.
— Смейся, смейся, хотя бы смех твой звучал, как смех гиены! — внушала она себе между половиной четвертого и четырьмя, когда другие девушки думали о веселом времяпрепровождении по окончании работы.
Вин завидовала им. Ей захотелось, чтобы ее могло удовлетворить то, что радовало их. Нет, она этого не хочет! Лучше неудовлетворенность. Она даст ей силу прожить предстоящие годы, которые иначе будут слишком мрачными… Погруженная в эти мысли, она вдруг услышала, что ее вызывают в кабинет мистера Крофта.
До сих пор мисс Чайльд еще ни разу не вызывали в кабинет великого м-ра Крофта, но она знала, где он находится. Она подошла к двери, убеждая себя, что совсем не волнуется. В самом деле, чего ей волноваться, — ведь все равно она намеревалась по собственной инициативе покинуть «Руки».
Чтобы попасть в «святая святых», надо было пройти через комнату, где сидели машинистки и молодой человек с восковым лицом, собирающиеся уже идти домой. Оставалось совсем немного времени до закрытия магазина. Бледнолицый юноша, секретарь м-ра Крофта, подошел к двери в кабинет, открыл ее, сказал что-то, вернулся и объявил, что мисс Чайльд может войти. Он держал дверь открытой для нее, что могло свидетельствовать об особом почтении, или о сочувствии человеку, подлежащему казни. Затем дверь закрылась за девушкой, и она очутилась в чрезвычайно безобразной комнате перед маленьким высохшим человеком, сидевшим за письменным столом м-ра Крофта. Но это был не мистер Крофт. То был сам Питер Рольс-старший.
Вин сразу узнала его и не могла сообразить, для чего он позвал ее. К счастью, он не оставил ее долго в неизвестности.
— Вы мисс Чайльд? — кратко осведомился он, глядя на нее пристальным взглядом, который со стороны молодого был бы оскорбителен.
— Да, сэр, — ответила она низким, мягким голосом, который так полюбил Питер-младший. Даже на Питера-старшего он произвел впечатление, несмотря на его неприязненное предубеждение против нее.
— Знаете, кто я такой? — продолжал он свой допрос.
— Вы — мистер Рольс.
— Почему вы так уверены в этом, а?
— Мне как-то зимою показали вас вечером, когда вы обходили магазин с мистером Крофтом.
— Никому нет дела до меня. Кто указал меня?
— Боюсь, что я забыла, — сказала девушка, едва сдерживая свое возмущение. — Это было так давно.
— Вы как будто совершенно уверены, что это лицо не ошиблось.
— Я считаю это не подлежащим сомнению.
— Опасно принимать чужие слова на веру. Советую вам не делать этого, мисс Чайльд.
И он продолжал внимательно смотреть на нее. Его старые глаза не упустили ни одной черточки на ее резко очерченном гордом, привлекательном лице, ни одного изгиба ее стройной фигуры.
— Мне думается, вы не забыли, кто указал вам меня, — стал он настаивать после небольшой паузы. — Подумайте еще. Это может окупиться…
— Не помню, сэр.
— Ну, ладно, в таком случае оставим это пока. Перейдем к другому. Я слышал, вы выказали большую находчивость и мужество утром, затушив пожар.
«Ах, может быть, в конце концов, дело только в этом», — подумала Вин.
— Я действовала под впечатлением момента, — сказала она. — Тут нет никакой заслуги.
— Ну, я буду склонен думать иначе, когда дело дойдет до ликвидации происшествия. Это зависит от многого. Но мы понемногу дойдем до этого. Вы англичанка, не правда ли?
— Да.
— Гм… Вы выглядите так, точно в вашем семействе имеются титулованные особы. Так ли это?
Вин показалось, что ее предприниматель, очевидно, думал пошутить, но лицо его было серьезно и даже выражало явное любопытство.
— Нет, мы не имеем никого, — ответила она улыбаясь.
— И никаких титулованных родственников?
— У нас есть отдаленные родственники, обладающие титулом, — отвечала она. — У нас, в Англии, почти все имеют кого-нибудь в этом роде.
— Какой у них титул?
— Троюродный брат моего отца — граф.
— Граф, вот как? Это ведь считается у вас довольно высоким титулом, если не ошибаюсь. Есть ли какие-нибудь шансы, чтобы его унаследовал ваш отец?
На этот раз Вин позволила себе рассмеяться. Что за странный старик! И это отец господина «Джилидовский Бальзам»!
— Нет, ни малейшего шанса, — ответила она. — Наш родственник, лорд Гленнелен, имеет шесть сыновей. Четверо из них женаты и у них ежегодно появляются новые сыновья. Не знаю, право, сколько уже имеется их. При том, я уверена, что они даже забыли о нашем существовании.
— Ну, значит, тут вам не на что рассчитывать!
Мистер Рольс неохотно расстался с графством.
— Но кто такой ваш отец?
— Священник, — ответила Вин. — И при том без средств, иначе я никогда не попала бы в Америку.
— Я полагаю, вы тогда вышли бы там замуж за какого-нибудь молодчика. Чем вы зарабатывали на жизнь у себя дома?
— Я не начинала зарабатывать до того времени, пока не поступила к мадам Надин… известной модистке… взявшись быть одной из ее моделей на «Монархе», чтобы обеспечить себе бесплатный переезд через океан. Я думала, что сумею наверняка создать себе положение в Нью-Йорке.
— Да, таковы, полагаю, были ваши надежды. Вы откровенны…
— Легко признаваться в утраченных иллюзиях.
— Девушка может создать себе положение различными путями. Мы с вами, может быть, сумеем столковаться… Итак, вы были одной из моделей, когда впервые встретились с моим сыном…
Вин не была бы живым человеком, если бы эта стрела не попала в цель, в особенности после того, как потешные расспросы старика усыпили ее подозрительность. Она задрожала, и яркий румянец окрасил ее щеки. Тем не менее, его пронизывающие глаза не прочли в ее взгляде сознания виновности.
— Да, — решительно ответила она. — Он купил у нас платье для своей сестры.
— У молодых людей всегда найдется тот или иной предлог. Что еще он делал?
— Дал нам патентованное лекарство. Мы все ужасно страдали морской болезнью.
— Неужели вы хотите сказать мне, что он влюбился в вас, когда вы страдали морской болезнью?
— Я совсем не говорю вам, что он влюбился в меня, м-р Рольс.
— Еще бы! Но, видите ли, я заставил вас признаться.
— Мне не в чем признаваться.
— Ладно, дело на чистоту, так или иначе. И это возвращает нас к пункту, которого я хочу коснуться. Я имею в виду утреннее происшествие. Вы говорите, что не заслуживаете благодарности. Ну, а я полагаю, мне следует поблагодарить вас, выдав вам награду…
— Я ни за что не возьму ее! — вскричала Вин.
— Подождите. Дайте мне объясниться, — сказал старик. — Я имею в виду не какое-нибудь украшение, не медаль или серебряную чашу для добродетельных девушек. Я имею в виду кругленькую сумму, достаточно крупную, чтобы сразу убить двух зайцев. Люди не осведомленные будут думать, что это за спасение жизни. А люди посвященные (то есть я и вы, и больше никто) будут понимать, что это за спасение моего сына. Тут нет ничего оскорбительного для вас. Я хотел бы устроить дело деликатно, мисс. Спасти его от ошибки.
— У вас странное представление о деликатности! — воскликнула Вин. — Вы предлагаете мне вознаграждение, если я… если я… даже не могу выговорить это!
— Но я могу, — хладнокровно отозвался старик. — И я даже скажу, сколько я намерен предложить. Может быть, это поможет вам развязать язык. Я дам вам 10.000 долларов. Не поможет ли это вам составить себе положение в Нью-Йорке?
— Будь то десять миллионов, это не составит разницы, — бросила ему молодая девушка. — Я…
— Ну, вы слишком высоко цените моего сына Питера. Если он женится на вас, моя милая, он не будет стоить миллионов или даже тысяч, говорю вам прямо. Он не будет стоить ни копейки. Вам лучше принять мое предложение, пока я не взял его обратно, и бросить Питера. Может быть, при десяти тысячах долларов один из ваших юных кузенов с графской короной найдет вас достойной себя…
Никогда Вин не приходило даже в голову, что возможно так кипеть от негодования, как кипела она теперь. Она готова была уничтожить этого ненавистного старика. Однако, к своему удивлению, она заговорила тихим сдержанным голосом.
— Не продолжайте, пожалуйста, — предупредила она. — Я полагаю, вы даже не даете себе отчета в том, как отвратительно вы оскорбляете меня. Человек, который может говорить такие вещи, не в состоянии понимать этого. И только такой человек мог вообразить, что я не отвергаю его деньги, а добиваюсь большей суммы. Я хотела сказать, что вы можете уберечь своего сына и свой карман тоже. Ни тот, ни другой никогда не подвергались опасности с моей стороны.
— Ну, парень чувствует не так, — Питер-старший намеренно цедил слова. — Если бы он чувствовал по иному, я не послал бы за вами.
Это было последней каплей, переполнившей чашу.
— Что? — вскричала девушка, выпрямляясь перед маленькой фигурой в вращающемся кресле. — Ваш сын просил послать за мной? В таком случае, он так же нехорош и жесток, как и вы сами.
Красная волна гнева душила ее. Она уже не сознавала, что говорит. Ею овладело одно желание, одна мысль — как бы больнее задеть обоих Питеров.
— Я ненавижу его! — воскликнула она. — Все, что я слышала о нем, правда, в конце концов. Он ложный друг и лживый ухаживатель… опасный, жестокий человек по отношению к женщинам, именно таков, как меня предостерегали…
— Стойте! — прервал ее отец Питера. — Это ерунда, и вы знаете это, никто никогда не предостерегал вас, что мой сын таков.
— Меня предостерегали, — обрезала она его, — что ваш сын имеет обыкновение своими любезными манерами завоевывать доверие девушек, а потом обманывать их.
— Ну, так это дьявольская ложь, и только круглый дурак может поверить этому! — заорал Питер Рольс-старший. — Мой мальчик — обольститель? Он совершенно невинный младенец! Он скорее умрет любой смертью, чем огорчит женщину. Я его отец и знаю, о чем говорю. Какой чорт предостерегал вас? Какая-то скотина или идиот!
— Ни то, ни другое.
— Кто же это? Ну, выкладывайте! Я возбужу против него дело о клевете. Я…
— Это не он. Это женщина, которая должна знать вашего сына по меньшей мере столь же хорошо как и вы сами.
— Такой женщины, если не считать его матери, не существует, а она готова целовать землю, по которой он ходит. Считает его рыцарем, и будь я повешен, если она ошибается. Еще бы, с самых юных лет Питер никогда не обращал внимания на женщин, пока не влюбился в вас…
Девушка ответила резким смехом.
— И это говорите вы? Вы защищаете его передо мною? Разве это политично?
Питер-старший растерялся.
— Да, это не политично, — признался он, — но такова человеческая природа. Кровь у меня еще не превратилась в воду, и я не могу оставаться спокойным, когда клевещут на мою собственную плоть и кровь. Скажите мне, кто это наговорил на него подобные вещи?
— Я вам не скажу этого.
— Знаете ли вы, что я могу уволить вас за дерзкое поведение?
— Вы не можете меня уволить, потому что я уже сама уволилась. Я предпочту умереть с голоду, но не останусь ни одного дня в ваших ужасных «Руках».
— Ужасные «Руки», а? Я могу устроить так, чтобы вас не принимали на службу ни в каком другом месте.
— Я в этом и не нуждаюсь. Я сыта по горло универсальными магазинами. Вообще, я решительно ничего не боюсь с вашей стороны, мистер Рольс. Хотя вас за спиной называют святым Питером, думая как раз обратное этому, вы все же не держите в руках ключи от неба.
— Вы дерзкая девчонка!
— Может быть. Но вы заслуживаете дерзости. Вы заслуживаете худшего, сэр. Вы наговорили мне такие ужасные вещи…
— Но я хотел помешать вашему браку с моим сыном.
— Вы напрасно тревожитесь. Не думаю, чтобы вообще я могла выйти за него, зная, как отнесется к этому его семья… А после ваших оскорблений ничто не сможет меня заставить сказать «да» вашему сыну. А он ведь еще и не делал мне предложения…
— Не делал предложения? — повторил пораженный Питер-старший.
Кто-то постучал в дверь, но он не слышал. Не слышала и Винифред. Они были слишком заняты друг другом.
— Не делал предложения? Но я думал…
(Тук, тук — во второй и третий раз).
— Я знаю, что вы думали. Вы не хотели слушать, когда я пыталась объяснить.
(Тук, тук, тук! Никакого ответа. Дверь открылась).
— Не только ваш сын не просил выйти за него замуж, но и не говорил мне о своей любви.
— Зато теперь он делает то и другое, — заявил Питер Рольс-младший, входя в комнату.
С этими словами он быстрыми шагами подошел к Вин, как бы желая защитить ее, если понадобится, от отца. А вслед за ним осторожно, но твердой поступью, вошла мистрисс Рольс в своей новой накидке.
— Я давно уже объяснился бы с вами, если бы имел возможность, — продолжал Питер. — Я сказал утром отцу, что полюбил вас с той минуты, как увидел, и что для меня вы были и будете единственной девушкой на свете. Не знаю, что он говорил вам, но я почувствовал, что он хочет… посмотреть, каковы вы. Поэтому я и пришел сюда. И нам ни до чего нет дела, если только вы хотите немного любить меня и имеете достаточно веры в меня, чтобы…
— Вот этого то она и не имеет! — вмешался Питер-старший. — Девица эта обзывала тебя всякими бранными словами, какие только могла говорить. Заявила, что какая-то женщина предостерегала ее на счет тебя… она не хотела сказать мне, кто это…
— Я знаю, кто это, — заметил сын.
— Знаешь? Ну, так мы притянем ее к суду…
— Невозможно. Она сейчас за границей.
— Я наговорила много нехорошего, — призналась Вин, — потому что ваш отец вывел меня из себя… И… он защищал вас от моих нападок! Сказал, что только глупец мог хотя на минуту поверить подобным вещам. И он был совершенно прав. Можете вы простить меня?
— Но, ведь, я люблю вас! — сказал Питер. — И верили ли вы или нет… чему-нибудь дурному на мой счет, я… я готов думать, что теперь вы настолько любите меня, чтобы забыть это. Вы не смотрели бы на меня так, как сейчас, если бы не любили меня, правда?
— Значит, я совсем не должна смотреть на вас, — ответила Вин, тихонько отталкивая его, когда он пытался схватить ее руки. — Пожалуйста, дайте мне уйти. Я не могу…
— Я не дам вам уйти, дорогая, даже, если он отпустит вас, — произнес мягкий голос, до сих пор еще не говоривший. — Вы будете желанной новой дочерью для нас вместо той, которая скоро покидает нас. Не правда ли, отец?
Впервые мистрисс Рольс договорила до конца четыре фразы в присутствии своего мужа. Но то был необычайный случай. Ей казалось, что момент этот никогда не повторится, и что дело идет о счастье всей жизни ее Петро.
— Гм! — пробурчал Питер-старший. — Девица, во всяком случае, не из трусливых. Она воевала со мною, как тигрица. Сказала, что ненавидит тебя. Сказала, что не возьмет Питера ни за какие деньги, или вроде того… Как бы то ни было, она победила меня, как и тебя, Питер. Может быть, одним из своих смешков! Итак, мисс, послушайте! — Если вы возьмете назад ваши слова, я возьму назад свои.
— Какие слова? — подозрительно осведомилась Вин.
— Все, что было сказано здесь. Думается мне, сноха, имеющая кузенами графов, будет под пару маркизе. Вы победили меня, говорю вам! И вы можете взять себе Питера, если он вам нужен? Берете?
— Да, беру, — ответила Вин.