Мы поплыли дальше и в полдень высадились на песчаной отмели. Война носилась в воздухе. Отряд иифарос, казалось, собирался с силами, чтобы напасть на своих давнишних врагов. Осталось сделать только один шаг, чтобы довести их боевой пыл до белого каления, — спросить оракула.
После обеда дикари исчезли в лесу, который подходил к самому краю берега. Через несколько мгновений они вернулись. Каждый нес ветку дерева с маленькими зелеными ягодами. Ягоды они стряхнули с ветвей, а ветки стали сажать в песок по прямой линии вдоль берега. Ко мне подошел Тухаймпай.
— Мы хотим вызвать дождь, — сказал он добродушно.
— Я надеюсь, не такой сильный, чтобы мы и наши лодки размокли, — ответил я с насмешливой торжественностью.
— Не беспокойтесь, — сказал Тухаймпай серьезно, — только короткий ливень. Сегодня вечером будет дождь, гром, гроза, но прежде чем мы вызовем бурю, мы построим вам дом.
Я был крайне удивлен. Казалось невероятным, чтобы он мог своими рассаженными ветками подействовать на природу. С тех пор как мы вошли в Сантъяго, на небе ни разу не появлялось облако.
Тухаймпай говорил с такой серьезностью, что я не мог уже себе позволить шутки. Напротив, я уговорил Жака и остальных членов экспедиции идти вместе со мной и принять участие в спектакле. Мы также нарезали ветвей и рассадили их по берегу.
Оборванные ягоды индейцы собрали в раковины улиток и бросили их с торжественным пением в реку. Мы также проделали эту «обезьянью» работу. Затем мы сели в лодки и двинулись в путь.
Через полчаса закрапал дождь. Откуда-то собрались облака, в первый раз за три недели. Конечно, это была простая случайность, но, с другой стороны, было весьма странно, что усилия Тухаймпая увенчались таким поразительным успехом. Нужно заметить, что дождливый период в этой местности должен был наступить только с середины января. Тем не менее Тухаймпай оказался прав даже до мелочей.
В этот полдень прошел легкий дождь при солнце, достаточный, чтобы освежить нас. Но он был непродолжительным. Мы видели, что Тухаймпай показал нам на примере свою дружбу с богом Яку-маман, властителем рек и дождя. Если бы дождь не пошел и бог дал свежесрезанным веткам завянуть и умереть, то это значило бы, что нам не следует предпринимать нашего нападения на врагов. По мнению индейцев, без помощи бога рек нас ожидала верная гибель.
— Вы увидите силу, которая живет во мне, — оскаливая зубы, проговорил Тухаймпай.
Вдруг он переменил тон и сказал:
— Мы вернемся домой со многими головами.
Через несколько мгновений он опять начал хвастать.
— Это ничто в сравнении с тем, что будет этой ночью. Загремит гром, заблестит молния, подует страшный ветер, забушует буря, татан будет мне улыбаться.
Мы начали верить, что произойдет нечто подобное, о чем говорил Тухаймпай. Однако, когда индейцы начали строить исполинские крепкие шалаши, чтобы уберечься от дождя, мы не могли удержаться от шуток.
Около шести часов вечера индейцы открыли устье реки, которая впадала в Сантъяго. Эта река была покрыта таким густым кустарником, что оставалась незаметной со средины главной реки. Оба племени решили, что именно здесь надо искать врагов, что отсюда приплыл тот кусок обугленного дерева, который они поймали в водах Сантьяго.
Четверо отборных людей взяли челнок и, как лазутчики, отправились исследовать местность. Без единого звука скользнули они по воде и исчезли во мраке под крышей лесного свода. Как в этот миг они походили на подкрадывающихся кошек! Они знали, что если их откроют, — смерть неизбежна.
Тухаймпай приказал оставшимся воинам и нам переправиться на другой берег Сантьяго, против впадения в нее речки. Здесь мы оставили наши лодки и, карабкаясь по деревьям, которых было много навалено на берегу, переправились на сушу, стараясь не оставлять следов. Тухаймпай сам руководил переправой. Затем отряд индейцев собрал все челноки вместе, связал их лианами, и наполнил до половины илом, собранным у берега. Лодки погрузились в воду и исчезли совершенно из виду. После этого весь отряд ушел в лес. Если бы кто-нибудь через пять минут проехал на лодке мимо этого места, он никогда бы не открыл присутствия здесь военного отряда.
Наступили сумерки. Тухаймпай торжественно подготовлял наступление бури. Он приказал построить шалаши для всех воинов и один — особенно хороший — для своих белых союзников. В полчаса лагерь был раскинут. Одна половина его для агуаруна, другая для антипас, наш шалаш был поставлен посредине между их шалашами. Их шалаши находились от нашего не далее как на 30 метров. Из предосторожности мы очистили место около нашего шалаша от растительности. Кто знает, что вздумают делать наши друзья, когда по их приказу второй раз польет дождь. Мы чувствовали здесь себя стиснутыми и окруженными мраком. Мне казалось, что все силы индейцев были устремлены на борьбу с их врагами хуамбисас. За нас же они могли приняться во вторую очередь, когда с хуамбисас будет покончено.
Как бы то ни было, но вечером мы не заметили никаких признаков их коварной игры, и все-таки никто из нас не заснул из-за черной темноты леса.
Мы развели вокруг нашего шалаша костер, как это сделали и индейцы, и сидели на-страже целыми часами. Мы видели такие сцены, которые остаются в памяти на всю жизнь.
Тухаймпай явился в наш шалаш с большим горшком какой-то черной мази.
— Мы раскрасим вас, — возвестил он.
Я узнал, что это краска хито, которая приготовляется из скорлупы большого ореха. Все племена иифарос употребляли ее для военного раскрашивания, и без этой процедуры у них не появлялось охоты к нападению.
Мы согласились раскрасить себя. Нападение должно было состояться в следующее утро. Мы разделись и приступили к этому делу. Мы старались не оставлять не закрашенным ни одного местечка. Действие краски обнаружилось только на следующее утро. С восходом солнца мы увидали, что наша кожа, волосы и даже глаза сделались чернее ночи. Мы хохотали почти до слез. Индейцы спокойно смотрели на нас. Они думали, что мы выполняем свой боевой танец.
В ту ночь, как Тухаймпай принес нам краску, чтобы раскрасить нас, он явился во второй раз и сообщил о счастливом возвращении лазутчиков. Враг был обнаружен. Их лагерь состоял из двух или трех шалашей. Лазутчики приблизились к стоянке настолько близко, что их отделяли от лагеря всего несколько метров. Они пересчитали всех своих врагов и с удивительной ловкостью вернулись незамеченными.
Много раз я имел возможность убедиться в поразительной способности этих людей к выслеживанию. Накрасив себя с головы до ног, индейцы принялись за приготовление к военному танцу. Каждый лагерь развел по большому костру. Около шалашей были сложены запасы горючего материала на целую ночь. По данному знаку все вскочили, схватили копья и, соединившись в круги, понеслись около вспыхивающих костров. Дикари все больше и больше разжигали себя пением и, наконец, устремились в неистовый танец. Они потрясали копьями и с яростными угрозами бросались на невидимого врага. Иногда из круга отделялся воин. Он выкрикивал проклятия и месть хуамбисас, укравшим у него жену.
Вдруг раздались первые удары грома обещанной бури. Все происходило так, как предсказывал Тухаймпай. Забушевал ветер, полил потоками дождь, загремел гром и заблистала молния. Стихия разыгралась так сильно, что мы выставили охрану перед нашим шалашом. Кругом шел треск от ломающихся сучьев. Сучья падали на землю и одного из них было достаточно, чтобы уничтожить наш шалаш.
Через полчаса все пришло в прежнее состояние. Мы вылезли из шалаша и начали раздувать костер. Буря прошла, но в сердце каждого индейца она оставила веру в могущество своего начальника. Теперь, уверенные в победе, дикари бросились танцевать с удвоенной энергией. Они прыгали, скакали и разжигали в себе дикую ненависть и кровожадность. Всю ночь продолжался этот дьявольский танец. Нам ничего не оставалось делать, как сидеть с ружьями наготове и ждать рассвета. Нам было не до сна в то время, когда ярость индейцев была доведена до белого каления.
Я не берусь объяснять удивительный успех Тухаймпая. Я только не могу допустить что это было случайное совпадение обстоятельств. Нет, скорее он угадывал каким-то шестым чувством приближение дождя, или просто умел узнавать о приближении бури при помощи тщательных наблюдений над движениями различных животных, — словом, по признакам, которые замечают только настоящие сыны леса.