Кутра-Рари сказал Цветинскому, что, когда «будет нужно», он появится сам. Должно быть, это время пришло, потому что, когда Цветинский привез домой Бессменного, не очнувшегося от своего обморока, он нашел в квартире князя индуса, который ждал их возвращения.
Из кареты Бессменного вынесли без внешних признаков жизни. Когда его уложили в постель, он был похож на мертвого: лицо было бледно, глаза закрыты, он лежал неподвижно, навзничь...
– Слава Богу, вы здесь! – сказал Цветинский Кутра-Рари. – Только и надежды у меня было на вас, но я не знал, куда послать за вами.
Индус не ответил, точно не слышал того, что ему говорили. Он наклонился к больному, ощупал ему грудь и сердце, приподнял веки, вынул из кармана флакончик, капнул Бессменному на губы несколько капель и стал внимательно смотреть ему в лицо. Губы Бессменного шевельнулись, потом дрогнули веки, и грудь начала тихо приподниматься.
– Воды! – шепнул Кутра-Рари.
Цветинский держал на всякий случай стакан с водой и подал его. Индус налил туда из другого флакона прозрачной жидкости, которая в соединении с водой стала розоватой, и обернулся к Цветинскому:
– Оставьте меня одного с ним.
– Вы думаете, его положение опасно? – спросил тот и, не получив ответа, вышел.
Прошло много времени, очень много, как ему показалось. Сердце у него билось так сильно, что он слышал его удары, как маятник, отбивавший время, тянувшееся тяжело и медленно.
«Неужели он умрет?» – с неизъяснимой тревогой задавал Цветинский себе вопрос и тут же должен был признаться в глубине души, что такой исход был бы самым лучшим для Бессменного.
Сблизившись с князем недавно, только после дуэли с графом Фениксом, он тем не менее успел изучить его и знал, что после того, что случилось, Бессменному жизнь станет хуже смерти. Все равно он не переживет, не захочет пережить сегодняшнего дня.
В дверях показался Кутра-Рари.
– Что, кончился? – спросил его Цветинский.
– Кончился... обморок кончился. Войдите!
Бессменный лежал с открытыми глазами, с признаком румянца на щеках и оправлял руками одеяло.
Только увидев, что он очнулся и пришел в себя, Цветинский понял, как были его соображения относительно невозможности жить Бессменному далеки от того, что он чувствовал на самом деле, и откровенная, почти детская радость охватила его.
– Тебе лучше, ты живешь и дышишь? – стал спрашивать он князя, не соображая хорошенько, что говорит.
– Зачем вы вернули меня? – сказал Бессменный, и голос его показался тверже, чем этого можно было ожидать.
Цветинский посмотрел на Кутра-Рари почти с благоговением. Он готов был признать чудом то, что сделал индус.
– Вы не оставите его, вы поможете ему совсем выздороветь? – проговорил он, желая этим узнать, миновала ли опасность окончательно или нет.
– Он будет завтра здоровее, чем вчера, – ответил Кутра-Рари.
– Я не хочу выздоравливать! – сказал Бессменный, махнув нетерпеливо рукой, и повернулся к индусу: – Вы не знаете, что случилось со мной!
– Ну, об этом не будем говорить пока, – перебил его Цветинский, боясь, что Бессменный будет взволнован этим разговором и ему станет хуже.
– Нет, будем говорить именно об этом, – произнес вдруг Кутра-Рари. – Я знаю, что случилось с вами. Девушка сказала вам, что не знает вас.
Лицо Бессменного конвульсивно задергалось. Цветинский с испугом глянул на индуса.
– Но значит ли это, – продолжал он спокойно, – что вас не любит та, которую вы любите?
Бессменный с трудом зашевелил губами и сделал усилие, чтобы выговорить:
– Она отказалась от меня! Она сама сказала это.
– Но можете ли вы поручиться, что все обстоятельства вашей встречи были правдой и что тут не было лжи?
– Все было правдой, – сказал на этот раз Цветинский. – Если вы думаете, что он бредил в это время, то я могу уверить вас, что не спал и был живым свидетелем всего, что произошло.
– Не думайте так, – сказал Кутра-Рари улыбнувшись, – часто сон бывает правдой, а действительность – ложью. Но я вовсе не хочу убедить вас, что вы грезили. Нет, наяву могло быть много совпадений, при которых правда скрылась.
– Я не могу придумать ни одного из них, – возразил Цветинский.
– Вот, например, одно из таких совпадений, – ответил Кутра-Рари, – представьте себе, что она любит вас по-прежнему, узнала вас и желала кинуться к вам, но не могла сделать этого.
– Не могла? Почему не могла? – спросил князь.
– Хотя бы потому, что заметила, что в это время в саду показался кто-нибудь, перед кем она боялась выказать свои чувства к вам. Этого «кого-нибудь» вы не видели, но она видела и рассудила так: «Он, – то есть вы, князь Бессменный, – знает мою любовь к нему и не сомневается в ней настолько, что, конечно, не поверит, если я скажу ему, что я его „не знаю“, а между тем это спасет его для меня же...» И она сказала. Я не говорю, что это было именно так, но согласитесь, что могло быть.
Бессменный чувствовал, как по мере того, что говорил Кутра-Рари, жизнь возвращается к нему.
Кутра-Рари рассчитал верно: Бессменному нужно было дать хоть маленькую лазейку, возбудить в нем надежду, и тогда его влюбленное воображение получит другое направление и заработает само собой. Так и вышло.
Под влиянием спокойных, рассудительных речей индуса князь мало-помалу успокаивался. Кутра-Рари говорил с ним долго и остался вместе с Цветинским до самого вечера. Они ушли тогда только, когда Бессменный заснул.
– Можно мне вас проводить? – спросил Цветинский индуса, выходя с ним. – Мне нужно поговорить с вами. Вы куда теперь?
– Домой, – ответил Кутра-Рари, – на Миллионную.
– Тем лучше. Я там поужинаю как следует.
Они вышли на набережную Большой Невы и взяли лодку к Мошкову плоту, служившему ближайшей к Миллионной пристанью.
Вечер был тихий, безветренный, солнце садилось, золотя безоблачное небо, на котором горел высокий петропавловский шпиц и вырисовывался профиль крепости. Лодка быстро шла по течению.
– Ну хорошо, – заговорил Цветинский, – мы на сегодня успокоили князя, завтра можно еще, пожалуй, поддержать в нем надежду. Но так обманывать дольше его невозможно. Как только он почувствует себя крепче, он захочет опять отправиться к Таврическому дворцу. Тогда что делать?
– Тогда посмотрим, – ответил Кутра-Рари.
– Впрочем, может быть, одно из ваших предположений и окажется справедливым, – начал рассуждать Цветинский, помолчав. – Я вот и хотел сказать вам, что завтра думаю наведаться в Таврический дворец и разузнать там, что можно.
Кроме первого предположения, высказанного в утеху Бессменного, индус приводил еще и много других, и теперь даже Цветинский чувствовал, что и у него в душе шевелится что-то вроде надежды.
– Отчего же? Пройдите в Таврический дворец завтра, – согласился Кутра-Рари.
– Но сами как вы полагаете? Можно будет узнать что-нибудь утешительное для него?
– Не знаю, постарайтесь!..
Так и не вышло ничего из этого разговора с Кутра-Рари: тот отделывался или односложными словами, или общими фразами. Как ни старался Цветинский выпытать у него хоть что-нибудь положительное – ничего не мог сделать.
На пристани, когда они выходили, куранты крепости играли десять часов. Кутра-Рари вынул свои часы – великолепнейший золотой хронометр – и сверил их.
– Теперь без десяти минут десять, – сказал он, – через десять минут мы будем дома; если вы хотите зайти ко мне, может быть, узнаете интересные для вас вещи...
«Вот оно, значит, я недаром отправился с ним, он все-таки расскажет мне что-нибудь», – подумал Цветинский и произнес:
– Я всегда рад узнать интересное, а тем более от вас, который умеет возбудить любопытство.
Они прошли на Миллионную, к знакомому Цветинскому трактиру, но индус повел его не с главного хода, а со двора, по черной лестнице. По ней они вошли в коридор с номерами. Кутра-Рари шел впереди, Цветинский следовал за ним. Индус направился не к тем комнатам, в которых принимал Бессменного, а в противоположную от них сторону, вынул из кармана ключ и отпер одну из дверей.
Они вошли в маленький номер, совершенно жилой по виду. Стояла мебель, была кровать, но никакого признака вещей не было заметно, точно эта комната ждала еще своего постояльца. Между тем ключ от двери был у Кутра-Рари, и он вошел сюда как хозяин.
«Вы живете здесь?» – хотел спросить Цветинский, но индус сделал ему рукой знак молчать и показал на стену соседней комнаты, приложив палец к уху. Цветинский понял, что надо не говорить, а слушать.
– Я должен сказать вам, граф, – послышалось за тонкой стеной соседнего номера, – что это продолжается слишком медленно. Так долго ждать нельзя...
– Но нельзя также исполнить слишком скоро, – ответил другой голос, по которому Цветинский сейчас же узнал, что говорит не кто иной, как граф Феникс.
– Однако вы получаете огромные деньги, – возразили ему.
– Без денег тут ничего нельзя сделать.
– Но и несмотря на то, что денег дано вам достаточно, вы ничего не сделали?
– Как ничего не сделал? Я принят отлично в Таврическом дворце и стал в такое положение, что могу бывать там ежедневно... Я думаю, этого вам достаточно, чтобы убедиться, что я не теряю времени.
– Но оно все-таки идет! А между тем планы необходимы. Нам известно, что Потемкин готовит здесь новые средства для борьбы с турками. У него должны быть документы по этому поводу, нам нужно иметь их во что бы то ни стало, мы за это платим вам деньги.
– Вооружитесь терпением! Мои агенты возле него и при первом удобном случае...
– Надо создать этот случай как можно скорее.
– Так и будет сделано... У него все секретные бумаги в одном месте – надо лишь пробраться к ним и снять копии.
– Если вы знаете, где хранятся бумаги и ваши агенты возле Потемкина, что мешает им исполнить это?
– Бумаги заперты.
– Подберите ключ.
– Замок секретный.
– Сломайте его!..
– Я не ожидал, – проговорил Феникс, рассмеявшись, – что вы выкажете такую наивность. Сломать замок! Да сию же минуту станет тогда известно, что посторонний хозяйничал в этих бумагах, и тогда придется начинать опять все сначала. Тогда все планы будут изменены, и прежние никуда не будут годиться. Нужно снять копии, не возбудив ни малейшего подозрения; тогда можно рассчитывать на успех.
– Как же вы надеетесь достигнуть успеха?
– Я вам не могу открывать заранее свои действия. Могу сказать только, что первая попытка...
– Не удалась?
– Не совсем.
– А вы уже делали ее?
– Да, пожар в Таврическом дворце был устроен мною.
– Вы надеялись воспользоваться суматохой пожара?
– Отчасти. Если бы пожар принял большие размеры, пожалуй, можно бы было воспользоваться им, но его потушили сравнительно скоро.
– Можете вы назвать мне хоть одного из ваших агентов в Таврическом дворце?
– Одного могу, надеясь, однако, на вашу скромность. Это обрусевший итальянец Тубини, музыкант; он мой человек.
– Вы можете доказать мне это? Согласитесь, граф, что кто платит деньги, тот желает убедиться, что делает это не напрасно, тем более что вы просите нового кредита.
– Очень хорошо. Я дам вам доказательство, что Тубини – мой агент. Довольно вам будет этого?
– Довольно.
– И тогда я получу просимый кредит? Да? Тогда я вам обещаю, что дело будет кончено скоро.
– Очень буду рад. Я приехал сюда, чтобы получить планы, и без них не уеду, но помните, что мне надо спешить со своим отъездом.
– Вы уедете скорее, чем можете ожидать этого.
– Очень буду рад. А пока до свидания. Когда увижу вас с итальянцем?
– Завтра у меня. Приезжайте ко мне завтракать...
Они простились, и слышно было, как отворилась дверь соседней комнаты, где происходил разговор, и из нее вышли.
Цветинский обернулся к Кутра-Рари. Тот сидел с закрытыми глазами, как будто не то спал, не то дремал.
– Благодарю вас, – сказал Цветинский, – действительно, вы мне предоставили случай услышать очень интересные вещи.
– Теперь идите ужинать, – усмехнулся индус, – вы можете сделать это с легким сердцем. Сегодняшний день не пропал у вас даром.
Цветинский последовал этому совету.