Хотя из свидания с Корницким вышло вовсе не то, чего ожидал Денис Иванович, то есть вовсе не произошло того полного примирения, которого он искал, но все-таки он испытывал умиленное, тихое, радостное ощущение и ему было очень хорошо.
И это хорошее связывалось с воспоминанием о Валерии. Она была несомненно причастна к этому, и Денис Иванович чувствовал, что так оно и есть.
Он нарочно отправился к Лопухиным, чтобы встретиться опять с ней, и встретился и, улучив время, успел ей рассказать о том, что по ее совету простил врага своего и что ему, то есть самому Денису, очень легко теперь. По этому поводу они даже взялись за руки и поглядели в глаза друг другу. Потом Валерия сказала:
– Я не сомневалась в вас. Мне всегда кажется, когда я смотрю в ваши глаза, что я смотрю на небо!..
Она была уверена, что прикосновение их «чисто и непорочно», но Денис Иванович, когда взял ее руки, испытал незнакомое ему до сих пор волнение – ему захотелось поцеловать ее руку, но он не осмелился на это.
Потом Радович зачастил к Лопухиным, где всегда встречал Валерию, которая аккуратно привозила сюда с собой тетку, уверяя Анну Петровну, что это было необходимо по самым разнообразным причинам. Последние всегда находились у нее, и она в отношении их выказывала необыкновенную изобретательность.
Екатерина Николаевна, прозевавшая увлечение падчерицы Гагариным, не замечала и того, для кого собственно ездит к ней Денис Иванович. Она была слишком занята высшими соображениями и планами будущего, не видела, что делается близко, возле нее, и поощряла посещения Дениса Ивановича.
Впрочем, едва ли кому-нибудь могло в голову прийти, что Радович предпочтет красавице Анне «старое диво», Оплаксину. Но физическая страстная красота черноволосой Анны не прельщала его; он оставался холоден к ней и с каждым днем находил в Валерии все новые и новые духовные красоты.
Наконец однажды Анна Петровна пригласила его к себе, сказав:
– Не забывайте наш «pomme de terre»[3].
– «Pied-a-terre»[4], – поправила ее племянница.
И Денис Иванович был у них, но в четырех стенах маленького домика, занимаемого Оплаксиными, ему было далеко не так свободно, как в большом доме и саду у Лопухиных. Валерия тоже понимала это, и потому они чаще встречались под гостеприимным кровом Лопухиной.
Однажды, когда Денис Иванович вернулся со службы, ему доложили, что князь Павел Гаврилович Гагарин ждет его и желает видеть.
– Где же он ждет? – спросил Радович, смущенный неожиданностью происшествия не менее лакея, докладывавшего ему.
Появление князя, который спросил Дениса Ивановича и заявил, что он будет ждать его, показалось всем необычайным в доме, куда до сих пор приезжали только к Лидии Алексеевне и где никогда никто не спрашивал «молодого барина».
– Они ждут в большой гостиной, – ответил лакей.
Гостя догадались провести в парадную гостиную, но Денис Иванович не захотел идти туда.
– Просите ко мне наверх, – приказал он и направился к себе.
Гагарин, войдя, отвесил церемонный поклон и, когда Денис Иванович попросил его садиться, сел, не снимая перчаток и держа свою офицерскую шляпу под мышкой.
– Могу я говорить с вами, как с дворянином? – откашлявшись, начал он.
– Что ж, – улыбнулся Денис Иванович, светло глядя на него, – можно и как с дворянином. Только я больше люблю говорить просто, по-человечески.
– Тем лучше, – согласился Гагарин, принимая уже тон, который мог годиться только в обращение с человеком недалеким.
О «глупости» Дениса Ивановича он слышал много, потому что о Радовиче говорили теперь все, но сам Гагарин видел его лишь раз у Лопухиных, во время своего свидания с Анной, подсмотренного Екатериной Николаевной, и то мельком, и не мог судить, каков был Денис Иванович. Поэтому он заговорил с ним серьезно.
Однако Радович своим ответом как-то сразу показал свою простоту, и князь решил изменить тон.
– Тогда скажите, – стал прямо спрашивать он, – отчего вы так часто бываете у Лопухиных?
– Оттого, – ответил Денис Иванович опять совсем просто, – что мне нравится бывать там.
– Понимаю! Вы хотите этим сказать, что я не имею права требовать у вас отчета и что вы не желаете, чтобы кто-нибудь стеснял вашу свободу действий?
– Да нет же, – перебил Радович, – ничего этого я сказать не хочу, а говорю прямо, что есть. Мне, право, очень нравится бывать там.
«Да он совсем глуп», – подумал Гагарин и продолжал:
– Хорошо. Значит, у вас есть причины, почему вам это нравится?
Денис Иванович густо покраснел и потупился.
– Прав я или нет? – испытующе глядя на него, переспросил Гагарин.
Денис Иванович склонил голову, непроизвольно взял перо со стола и стал вертеть его, как пойманный на месте преступления школьник.
– Тогда, если вы молчите, сударь, – опять сказал Гагарин, – я доложу вам, зачем вы бываете там: вам нравится Анна Петровна.
– Тетка? – ужаснулся Радович.
– Какая тетка?
– Старуха Оплаксина.
– Вы изволите шутить. Я говорю про Анну Петровну Лопухину.
– Ах, нет, – обрадовался Денис Иванович, – нет, вовсе не нравится, то есть она мне нравится, я дурного про нее ничего не знаю, но не так... Нет, право, не так...
– Тогда выходит еще хуже. Зачем же вы бываете, зачем собираетесь жениться?
– Я собираюсь жениться?
– Да.
– На Анне Петровне Лопухиной?
– Да, об этом все говорят.
– Так ведь мало ли что говорят, но кто же, посудите, может знать, на самом деле, о таких вещах?
– Вот я желаю знать.
– Ну, так я вам говорю, что нет, и не думаю я об этом... честное слово, не думаю...
«Или он совсем дурак, или прикидывается и хитрит», – мелькнуло у Гагарина.
– Но в таком случае, что же означают ваши постоянные посещения?
– Да вы постойте, вы сами-то отчего волнуетесь?
– Я не волнуюсь, сударь.
– Нет, нет, милый, – жалобно сморщив брови, остановил его Денис Иванович. – Я не хочу вас сердить или обижать, я хочу помочь вам, чтобы вам было легче... Я вижу, что-то у вас есть... Постойте!.. Вы сами... как это?.. Ну, словом, вам самому нравится Анна, Петровна... Так ведь? А?
– На этот счет я не нахожу нужным посвящать вас в какие-либо подробности, но только прямо говорю, что тот, кто осмелится мечтать об Анне Петровне, будет иметь дело со мной.
– Какое дело?
– Как полагается между дворянами – поединок.
– Зачем поединок? Не надо этого... Нехорошо... Так вы вот отчего беспокоитесь?.. Ну, так поверьте, я не буду мешать вам...
Ему очень хотелось, чтобы Гагарин почувствовал себя совсем хорошо и чтобы его лицо прояснилось. Но тот сидел угрюмый и строгий.
– Так вы любите? – протянул Денис Иванович. – Это очень хорошо... Я понимаю...
– Ничего вы, как я вижу, не понимаете, – вдруг рассердился Гагарин.
– Нет, понимаю, – подхватил Денис Иванович. – Вот, видите ли, вы открыли мне свою тайну, и вы мне нравитесь. Вы мне и тогда у Лопухиных очень понравились... Хотите, будемте друзьями?.. Если бы у меня была тайна, я открыл бы вам ее, но у меня еще нет тайны. Однако я все скажу. Понимаете, я бываю у Лопухиных потому, что там бывает... Анна Петровна Оплаксина...
– Ну так что ж?..
– Не понимаете?
– Ничего не понимаю.
– И ее племянница, – краснея опять до слез, выговорил едва слышно Радович.
Если бы Гагарин, услышавший теперь такое признание Дениса Ивановича, не видел его при первой своей встрече с ним в саду у Лопухиных вместе с Валерией, то подумал бы, что тот желает, издеваясь, морочить его. Но теперь он вспомнил эту пару и сразу чутьем влюбленного уверился, что Радович говорит правду. Он просиял, и невольная широкая улыбка осветила его лицо. Конечно, для него был смешон Денис Иванович, влюбляющийся в Оплаксину, когда перед его глазами было чудо красоты – Анна Лопухина.
– Я вам верю, – сказал он.
– Ну, вот и отлично! Значит, вы не тревожитесь больше?
– Послушайте, Радович, – заговорил Гагарин, откладывая шляпу и снимая перчатки. – Если бы, когда я ехал к вам, кто-нибудь стал пророчить мне, что мы сделаемся друзьями и не разведемся поединком, я посмеялся бы тому в лицо. Но вышло вовсе не так, как я предполагал, и вместо того, чтобы видеть в вас себе помеху, я вижу, что вы можете оказать мне некоторую помощь...
– Отчего же? С удовольствием, с большим удовольствием! – охотно согласился Денис Иванович.
– Дело в том, что я нежданно-негаданно назначен в корпус генерала Розенберга, который мобилизуется на австрийской границе для борьбы с французским консулом Бонапарте. Вероятно, мы пойдем на помощь австрийским войскам.
– Неужели? – сочувственно удивился Радович. – Значит, вам уезжать надо?
– Конечно. Я, как офицер, не могу отказаться от назначения в корпус, который готов отправиться в действие. Я должен ехать. Но мало того – меня отправляют туда курьером с пакетом, с тем чтобы я остался уже там, и отправляют спешно. Завтра утром я обязан выехать... Сегодня я узнал это. Я заезжал к Лопухиным, чтобы проститься, но меня не приняли.
– Как не приняли? – воскликнул Денис Иванович. – Не может быть!
– Сказали, что уехали с утра.
– Позвольте, – вспомнил Радович, – правда, вчера говорили, – они собирались в подмосковную к Безбородко; да, правда, они должны были уехать.
– Значит, это верно? – с некоторым облегчением произнес Гагарин. – А я думал, что именно меня не хотели принять...
На самом деле так и было. Екатерина Николаевна, знавшая о готовившемся Гагарину приказе, который был устроен ею, нарочно увезла сегодня ничего не подозревавшую Анну в подмосковную к Безбородко.
– А вам остаться еще на день нельзя? – попробовал спросить Денис Иванович.
– Немыслимо.
– Тогда знаете что? Напишите письмо, а я передам его так, что никто не узнает. Будьте спокойны!..
Гагарин вдруг радостно взглянул на него и протянул ему обе руки, восклицая:
– Неужели вы это сделаете?
– Конечно сделаю. Разве это трудно? И я вот что предложу вам. Я попрошу, чтобы она написала ответ, и я вам пошлю его, куда вы скажете. А потом вы опять напишете ко мне и я передам, и так вы будете в переписке. Лопухины уезжают в Петербург, но и я перевожусь туда же...
– Никак не ожидал, никак не ожидал, – повторил несколько раз Гагарин. – Спасибо вам!