АНТОНИНА
Однажды зимой, в субботу, я отправился в свой любимый Театр юных зрителей на Моховой улице.
Я долго ожидал трамвая на Кировском и от Лебяжьего моста бежал сломя голову, чтобы не прозевать начало.
После третьего звонка, впопыхах пробираясь по круглому залу и наступая ребятам на ноги, я, наконец, отыскал свое место. К моему удивлению, оно было занято щупленькой девочкой в голубом платье. У нее были длинные русые волосы и разные глаза: левый — голубой, правый — зеленый, весь в карих крапинках. А пальцы были выпачканы в чернилах — отправляясь в театр, девочка не потрудилась их вымыть.
— А ну-ка, потеснись! — сказал я (девочек мы презирали).
Девочка чуть подвинулась. Я втиснулся между ней и заворчавшим на меня мальчиком, свет погас, и началось представление.
Я уже несколько раз видел историю Жана, которого старшие братья выгнали, отдав ему лишь кота. Кот выпросил себе сапоги и сумку, и они с Жаном отправились искать счастья.
Девочка заерзала, и я втихомолку толкнул ее.
— Ты всегда такой? — вполголоса спросила она отодвинувшись.
— Какой?
— Деручий и злой?
— А зачем ты все время вертишься? Не можешь сидеть спокойно?
— Мне плохо видно.
— Так иди на свое место!
— Я билет потеряла… Сзади и сбоку зашикали.
А на сцене Жан с котом попали в королевский замок на бал.
— Вот бы нам туда! — вдруг схватила меня за руку девочка.
— Куда? — резко отдернул я руку.
— Туда!
Она вся подалась вперед. Ишь, девчонка, куда захотела: на сцену, в сказочную страну! А тут как раз кончилось действие и в зале стало светло.
— Ты в первый раз смотришь «Кота в сапогах»? — спросила девочка, уставившись на меня своими разноцветными глазами.
— Совсем нет. В четвертый.
— А я — в третий, — продолжала она разговор. — А ты любишь ТЮЗ?
— Очень.
Это была сущая правда.
— И я ужасно люблю… — протянула девочка.
— Так не говорят: «ужасно люблю», — осадил я ее. — «Ужасно любить» нельзя. Это глупо!
Она надулась и отвернулась. Ну и пусть! Но после звонка она снова обратилась ко мне:
— Ты позволишь мне посидеть? Или опять станешь толкаться?
— Ну, так и быть, сиди. А как же ты прошла без билета?
— Я так торопилась, что потеряла его в раздевалке. Искала, искала и не нашла. Сама не знаю, где он пропал… Тебя как зовут? — спросила она.
— Никитой.
— Никитой?.. — переспросила она и поморщилась. — Мне не нравится.
— Ишь ты, не нравится! — обозлился я. — А тебя как зовут?
— Антониной.
— Ну, и никуда не годится! — сказал я с удовольствием.
— А мне нравится, — возразила девочка. — Ай! — схватилась она за карман.
— Вот растеряха, — сказал я с презрением. — Опять что-нибудь потеряла?
— Потеряла? Нет! Я думала, он сбежал.
— Кто сбежал? — удивился я.
— Солнечный зайчик.
— Зайчик? Какой еще солнечный зайчик?
— Не веришь? Я его поймала и приручила. Вот он у меня где сидит… — хлопнула она рукой по карману. — Хочешь на него посмотреть?
— Ясно, хочу…
— В другой раз. Он спит…
И она засмеялась, довольная, что оставила меня в дураках.
Свет погас, и на сцене появился дворец людоеда. Мне стало не до девочки и ее выдумок. Людоед слопал короля и советника, но кот уговорил страшилище превратиться в мышонка. Едва успел людоед превратиться в мышь, кот кинулся за ним и — хап! — съел его.
Все запели от радости — и кот и люди.
Ребята обступили со всех сторон сцену.
Я забыл про девчонку и увидел ее лишь внизу, в раздевалке. За ней пришел морской офицер, смуглый, с черными усиками, — наверное, ее отец.