Я проваливаю кандидата в президенты Бататы
На другое утро ко мне без стука вошел Агамемнон Скарпия.
— Я вижу, вы неплохо устроились, — сказал он, оглядывая мой номер.
Его бульдожье лицо выразило подобие улыбки.
— Вам пора бросить это занятие паяцев, — продолжал он без предисловий. — Я предоставлю вам другую арену. Вы поедете со мной на предвыборное собрание «независимых патриотов» и провалите их кандидата.
— То есть как это — провалю? — спросил я.
— Настоящий вы прозорливец или вас выдумали газеты — мне наплевать, — продолжал он грубо. — Во всяком случае, мои газеты раздули вас больше, чем все другие. Вы выступите после этого бандита Герта Гессарта и заявите, что все то, что творится в его башке, прямая противоположность тому, что он там барабанит. Так как весь Лабардан сходит от вас с ума, эти безмозглые идиоты вам поверят.
— Я думаю, мне следует отказаться от вашего предложения, — сказал я. — Вы так категорически требуете, чтобы я поступил против своей совести…
— Плевал я на вашу совесть, — отрезал Агамемнон Скарпия, и лицо его стало жестоким. — Не мешает вам знать, что через две недели я стану президентом…
— Вы в этом убеждены? — спросил я, возмущенный его самоуверенностью.
— Но, но, не вздумайте еще читать мои мысли! — поспешно сказал Агамемнон Скарпия. Глядя ему прямо в глаза, отчего они, беспощадные и самоуверенные вдруг трусливо забегали, я отчеканил:
— Вы боитесь выборов и не уверены, что вас изберут в президенты. Вы сейчас думаете о том, что если даже я шарлатан и меня выдумали газеты, я могу быть вам полезен. Вам плевать на Батату, на народ, избирателей и сторонников демократии. Вам нужно только захватить власть и заработать побольше лавров. Если меня не выберут в следующий раз, — думали вы сейчас, — мне на это наплевать, я буду обеспечен. Так же наплевать, как на все свои обещания, которые я даю своим избирателям. Я могу пообещать все: набить карманы последнего бедняка лаврами, снизить цены настолько, что любой сможет быть сытым на заработанные гроши, обещать рай земной в Батате. Но стоит вам выбрать меня в президенты, — думаете вы о своих избирателях, — и мне плевать на все мои обещания.
— Да вы… да вы что? — выпучил Скарпия глаза. — Вы, значит, и в самом деле?
— И еще я могу вам сказать, что вы готовы истратить на избирательную кампанию половину вашего состояния, заработанного тем путем, о котором вам даже вспоминать не хочется; все, мол, впоследствии окупится с лихвой.
— Ну и ну! — сказал Скарпия. — Выходит, вы и в самом деле прозорливец…
— Вы в этом убедились? — спросил я удовлетворенно.
— Едемте, — скомандовал Скарпия. — Не вздумайте размышлять, у меня есть средства заставить вас сделать все, что мне от вас нужно. Вот вам шпаргалка, зазубрите на всякий случай.
— Зачем? Вы же убедились, что я действительно прозорливец?
— Но я не убежден, что мысли Герта Гессарта так черны, как это нужно, чтобы его провалить…
— Ах, вот оно что!
Наконец-то он потерял частицу своей самоуверенности и нахальства.
Через полчаса мы входили в «Театр веселых паяцев», где происходил предвыборный митинг, созванный правительственной партией. Никто не обратил на нас внимания. Все были увлечены происходящим на сцене. Герт Гессарт, в черном костюме и в черном галстуке, имел облик вдохновенного священнослужителя, говорящего проповедь и изрекающего истины.
— Наша республика и дальше будет расцветать под нашим руководством (крики с мест: « Ура! Ура Президенту!», « А раньше-то мы процветали? », « Молчать! », « Сами молчите! »). Я обещаю вам, что в каждом доме будет достаточно батата, кофе, молока и каждый день жареный кролик к обеду (« Великолепно! », « Да здравствует наш президент! », « А кто топил бататы и жег кофе? », « Где они, эти кролики? Бегают? Поймай их! », « Молчать! », « Ура президенту! »). Ананасовый сок станет доступным каждому (« Да здравствует ананасовый сок! »; голос пьяницы: « Чего-нибудь покрепче! »). Я поведу Батату по пути к прогрессу и могуществу. (« Сколько ты заработаешь на этом? »). Могущественный флот (« Давай, давай, отлично! »), еще более могущественная авиация (« Дальнего действия, президент, великолепно! »), покровительство соседним республикам, нуждающимся в руководстве (« Дать им хорошую трепку! »), дадут возможность нам уверенно глядеть вперед, воссоединившись против русских, желающих нас поработить (« Покажем русским! », « Дальше, дальше, президент! », « Ты когда-нибудь видел русских? Может быть, во сне, когда напьешься? », « Покажем коммунистам! »).
Мы приближались все ближе к сцене, расталкивая локтями упоенных слушателей.
— Я призываю вас не поддаваться на удочку сторонникам демократии. (« Не поддадимся! Ура, президенту! », « Чем Скарпия и его скорпионы хуже вас? Одна лавочка! », « Бей демократов! »). Отпечатки пальцев их лидера Агамемнона Скарпия сняты в уголовном отделе полиции республики (« А у тебя не сняты? Долой! », « Да здравствует Скарпия! », « Да здравствует президент! ») Наша партия всем голосующим за нас поставит по бокалу! (« По два бокала, не жмись! », « Тряхни мошной! », « По три бокала! »).
— А наша партия поставит вам по литру, да не паршивого синтетического сока, а чистейшей живительной влаги! — покрывая все крики, зарычал Агамемнон Скарпия, вылезая на сцену. — Внимание! Слово хочет иметь прозорливец! Великий прозорливец Бататы! Или вы не слыхали о нем? (« Слышали! Давай прозорливца! », « Что-то он скажет? »).
Скарпия подал мне свою огромную ручищу, и я поднялся на сцену. В зале поднялся такой шум, что я боялся оглохнуть.
«Да здравствует прозорливец!» «За кого голосуешь?» «Прочти-ка нам их мысли!» «Циркач! Клоун!» «Слово прозорливцу!» «Тишина! Дайте ему слово!» «Хотим слушать!» «К черту!» «Долой!» «Желаем слушать прозорливца!»
— Тишина, иначе прозорливец ничего вам не скажет, — своим похожим на пароходный гудок басом прогремел Скарпия. — Ему нужно сосредоточиться, — сказал он совершенно так, как шталмейстер в цирке.
«Внимание! Слушайте!» «Не надо! Долой!» «Говори, прозорливец!.»
Настала тишина. Герт Гессарт смотрел на меня со смирением, но глаза его из-под очков метали молнии. Странное дело! Так легко работать, как в этот раз, мне пришлось впервые. Этот Герт Гессарт, президент Бататы, для меня был весь раскрыт, как взрезанная дыня. И если Скарпия был негодяй, то этот оказывался негодяем в кубе.
— Я скажу вам, о чем сейчас думает Герт Гессарт, — сказал я среди мертвой тишины. — Он думает, что убедил вас и что вы все — болваны. (« Позор! », « Нет, дайте слушать! Пусть говорит! »). Он думает, что сжигая кофе и топя бататы, он заработал два миллиона лавров. Он и дальше собирается продолжать в том же духе, хотя и врет вам насчет расцвета, изобилия и кролика в каждом доме… Он собирается вас задушить налогами на военные нужды (« Долой! », « Пусть говорит! », « Валяй, провидец! »), потому что он извлечет выгоду и от вооружений (« Все! », « Хватит! », « Ясно! К черту Гессарта! Да здравствуют сторонники демократии! », « К черту! К дьяволу! С трибуны! Ура провидцу! Прозорливец, браво! Скарпия, говори! »).
Герт Гессарт сошел со сцены бледный, с трясущимися от злобы синими губами. Агамемнону Скарпия дали слово. Этот врал так, что и ребенок бы понял, что он врет напропалую. Но Герт Гессарт был провален, а Скарпия на этот раз поверили. Этого-то он и добивался, захватив меня с собою.