Юные охотники вышли из дому, когда восток стал слегка розоветь. Но пока они шли по полям, заря разгорелась. У горизонта она стала совсем багряной, как будто за бесконечными лесами заречья вспыхнул гигантский пожар.
- День будет ветреным, - указывая на зарю, сказал Сеня.
- Мне безразлично ветрено или тихо, - беспечно ответил Митя и, разбежавшись, покатился по льду, образовавшемуся в придорожной канавке.- Главное, что мы с тобой все же идем на охоту.
- Это, конечно, очень важно, что именно с тобой, этаким туристом.
Митя весело рассмеялся:
- Какой там турист!
Одет он в легкий ватник, на ногах здоровенные ботинки и гетры, на голове - старенькая фетровая шляпа, помятые поля которой свисали до узких плеч. Даже берданку Митя нес не по-охотничьи. Большой топор лесоруба еле умещался в котомку. На левом боку болталась полевая сумка с патронами, дробью, порохом, лепешками, блокнотами, карандашами, компасом.
- Если уж идти в лес, то, конечно, в полном вооружении,- шутил Митя. - Топор, нож, ружье - это еще не все… Остановись-ка, Сеня. Я нарисую тебя на фоне утренней зари.
Сене не терпелось скорее дойти до лесу.
- Ты запомни, а нарисуешь потом.
Митя не унимался:
- Всего лишь на несколько минут остановись… Я же хочу сделать рисунок с натуры. Только набросок. Вот так. Вот, вот… одну минуточку…
Буско стоял рядом на поводке. Собака казалась понурой. Очевидно, ей не хотелось идти из дому без заслуженного отдыха, особенно сегодня, когда на селе так вкусно пахнет. Но художник изобразил Буско веселым. Он и Сеню старался сделать более привлекательным. Охотничья шапка деда Матвея на рисунке будет впору Сене, лаз меньше, кожаные пимы - по ноге.
Митя быстро рисовал и улыбался. В его воображении рождалась карикатура. Лаз будет больше обычного, шапка как копна, охотничий нож, что висит в чехле за поясом, примет размер сабли, а двустволка станет маленькой, совсем игрушечной. Эту карикатуру Митя поместит в школьной стенной газете.
- Спички взял?- вдруг спросил Сеня.
- Спички?- вздрогнул Митя и стал быстро шарить в карманах, в полевой сумке.- А ты взял?
Сеня не ответил прямо на вопрос.
- Пошли, - сказал он, - видишь, рассвело. - Огни в селе совсем потускнели. Митя оглянулся. Село стояло под левым крылом зари. Электрические лампочки на столбах казались угасающими звездами.
- Там, на селе, скоро будет шумно, весело, - сказал Митя, - а мы не увидим ни митинга, ни демонстрации.
Сеня не ответил.
Митя шел сзади товарища и с досадой думал о том, как много в нем самом ребячества. Но ведь может же он, Митя Кушманов, быть таким, каким захочет! Разве плохо исполнил он роль Сергея Тюленина? Даже дед Матвей после спектакля похвалил его. И от этого воспоминания к Мите снова вернулось его веселое настроение.
Лесная дорога, так же как и в поле, была мерзлой и неровной. Сеня спустил с привязи Буско и стал посвистывать ему, как заправский охотник,- то прерывисто, то протяжно. Охотничья собака бродит-ищет под такой посвист.
Ранней осенью, когда Сеня приходил сюда с дедом ставить силки, лес казался сплошным, словно вырезанным из малахита, а дорога бесконечно длинным зеленым коридором. Дружно шумели березы и осины; весело покачиваясь, переговаривались с ним мохнатые ели и гибкие пихты; махали, словно дирижировали, своими мощными ветвями сосны-великаны. Было что-то таинственное и веселое в шуме осенней тайги, в крике ее пернатых обитателей.
Теперь все изменилось. Снявшие с себя зеленое убранство березы и осины стояли врозь; что-то думали про себя ели и пихты; затихли сосны. Северная парма в это тихое утро словно ожидала чего-то неминуемого. И в то же время она была удивительно светлой и звонкой.
Так же ясно и в полный голос донесся до молодых охотников лай Буско. Ребята свернули с дороги. Под ногами шуршала спавшая листва, трещали сучья валежника.
Буско лаял, уставившись на седую огромных размеров ель. Кругом стояли такие же высокие деревья. При каждом шаге похрустывал подмороженный мох.
- Давай-ка, Митя, ударь о ствол обухом топора, - скомандовал Сеня после того, как осмотрел ель со всех сторон. Он с малых лет хаживал на охоту с дедом и теперь во всем подражал ему. Только сначала легонько.
Сеня знал: если белка сидит на нижних ветвях, надо постараться не спугнуть её оттуда. В ближнюю цель легче попасть.
Митя сегодня первый раз на охоте. Отец его - служащий, долго работал в больших городах, и Митина семья совсем недавно вернулась в родные места.
- Сильнее ударь!.. Еще сильней!
Белка ничем не обнаруживала себя. Может быть, она сидит на другом дереве? Но Буско лаял на эту ель.
- Иди на мое место и смотри на верхушку. Я ударю.
Они поменялись местами. Митя взял ружье на изготовку. Колени его немного дрожали. Он испытывал необычное ощущение, пожалуй, беспокойство, при мысли о том, что сейчас, первый раз в жизни, выстрелит по живой цели.
Сеня ударил обухом что было силы.
- Есть! - закричал Митя. Шевельнулась. На самой верхушке. Стрелять?
- Стреляй, если хорошо видишь.
Сене хотелось, чтобы первым выстрелил его товарищ. Но оказалось, что Митя видел не белку, а качнувшийся на верхушке сучок.
- Тогда смотри. Ударю ещё.
Белка выскочила на кончик сучка, но не остановилась и, сходу прыгнув на стоящую рядом березу, побежала по её голым сучьям, а оттуда махнула на соседнюю ель. Все это произошло неожиданно быстро. Буско взвизгнул и тут же сорвался с места. Сеня не снял даже с плеча ружья, а Митя, торопливо поведя стволом берданки вслед зверьку, едва успел нажать спусковой крючок, да и то уже, когда белка была далеко. Лес откликнулся эхом выстрела, собака громко залаяла.
- Сучок, что ли, хочешь сшибить? - весело крикнул Сеня. Теперь он стоял рядом с Митей и пристально следил за белкой, которая в секунду взобралась на макушку высокой ели.
- Почему сучок? - недоумевающе спросил Митя.
- Потому, что белка была уже в двух-трех метрах от того места, куда ты стрелял.
Сеня вдруг умолк; не переставая смотреть вверх, он приложил приклад ружья к плечу, остановил дыхание и выстрелил.
Буско вильнул хвостом и нетерпеливо залаял. Он стоял под самой елью и, конечно, не видел, что творится наверху. Но слух собаки в несколько раз острей слуха человека; кроме того, обоняние нередко заменяет ей и уши и глаза. Словом, Буско знал, что белка сейчас будет падать, и насторожился.
И точно, на самой верхушке мелко задрожал тоненький сучок. Затем показалось белое брюшко падавшей белки. Но, вдруг зацепившись передними лапками за ветку, она повисла, как игрушка на новогодней елке. Светло-серый мех ее блестел в лучах утреннего солнца, задние лапки искали опору, чтобы удержаться. «Вот бы срисовать», подумал Митя. И в это время белка сорвалась и медленно покатилась с ветки на ветку. Буско теперь лаял радостно, делая прыжки навстречу смертельно раненому зверьку.
- Неси сюда! - приказал собаке Сеня. Подражая деду, Сеня дунул в беличий мех - в одно, другое, третье место, - сквозь мягкий пух везде проступала нежная белая кожица.
- Самый первый сорт!..
Мите не терпелось подержать белку.
- Дай-ка сюда. - Он тоже стал дуть в мех.
Снова залаял Буско. На этот раз белка сидела на осине и издалека была видна среди голых ветвей. Выстрелил в нее Митя. А когда охотники стали выходить обратно на дорогу, они набрели на зайца, попавшего в пылем.
Заячий пылем целое сооружение. Ставится он на зиму под ветвистой елью, чтобы не занесло снегом. Около самого ствола из палок складывается что-то вроде садка. Через ворота садка проходят два кряжа: нижний короткий и верхний подлиннее. Затем верхний кряж приподнимается и с помощью коромысла подвешивается на тоненький осиновый сучок. Когда заяц заходит в садок и прокусывает этот осиновый сучок, кряж с силой срывается и давит его.
- Нам просто везет! - обрадовался Митя, бросившись к ловушке.
Но защемленный между двумя кряжами заяц не поддавался.
Сеня смотрел на Митю так, будто видел его в первый раз. Митя не обратил на это никакого внимания. Он торопился освободить зайца и весело тараторил:
- Свежая зайчатина… Да если еще на скоромном масле изжарить. Не помешает лучку, немного перчика… Наша мама еще лавровый лист кладет. Пальчики оближешь!..
Митя приподнял кряж и взял убитого зайца за спину.
- Он, мерзлый и твердый, как камень. Придется сначала отогреть его, а уж потом снять шкуру… Ты, Сеня, мастак по этой части…
Он не договорил, увидев грозное выражение лица своего друга.
- Эх ты!..- сквозь зубы процедил Сеня. - А еще роль Сергея Тюленина играл…
Лицо Мити сначала вспыхнуло густым румянцем, потом сразу побледнело. Заяц упал на землю.
- Понимаешь ли ты, что делаешь? - голос Сени звучал сурово.
Но в том-то и дело, что Митя и теперь еще не понимал, в чем его вина. Кольнуло в сердце имя Сергея Тюленина, в образе которого Митя жил короткие часы на школьной сцене, с которым породнился, вероятно, навсегда.
- Зачем Тюленина вспомнил?
- А затем, что Сергей никогда не поступил бы так. Это называется воровством.
- Воровством? - шепотом спросил Митя.
И Сене вдруг захотелось улыбнуться. Конечно, Митя сам не знает, что делает. Но ему-то, Сене, хорошо известны охотничьи законы: ни при каких обстоятельствах не брать зверя и дичи из чужих ловушек. И не только не брать, надо еще постараться предохранить от хищников то, что видишь в ловушке.
От обиды в глазах Мити показались слезы.
- Я никогда не брал чужого!
- А это? Охотник, может быть, целую неделю бродил по лесу, ставил ловушки. Придет, а здесь уж побывали воры… Понимаешь ты это или нет? А если бы из твоих ловушек стали красть?
Митя молча положил зайца на старое место.
- И так не годится, - остановил его Сеня. - Если уж добыча побывала в руках, то обратно в ловушку ее не кладут. Ее надо повесить так, чтобы хищники не достали, а охотник быстро заметил. - И совсем другим голосом спросил: - Веревочка у тебя найдется?
- Веревочка?.. Поищу…
Сеня видел, как просветлело лицо приятеля, как руки его что-то искали в полевой сумке, в котомке, и как Митя, не найдя подходящей веревочки, не задумываясь, отрезал шнурок у котомки.
- Привяжем за задние лапы и повесим вот на этот сук, - сказал Сеня.
Когда заяц уже висел на ветке, друзьям сразу стало легче. Казалось, будто между ними ничего не произошло.
- Мы еще вот что сделаем, - улыбнулся Сеня, - оставим записку.
Митя извлек из полевой сумки бумагу и карандаш.
«7 ноября здесь прошли охотники - Митя Кушманов и Сеня Майбыров»,- написал Сеня и подал бумагу Мите.
- Распишись.
Они встретились взглядами.
- Я?
- Конечно, ты…
Когда Митя расписывался, мускулы его лица усиленно двигались, как будто каждое движение карандаша доставляло ему боль. Очень хотелось сказать Сене, что он настоящий друг, но решиться на это было как-то нелегко.
На помощь пришел сам Сеня. Заметив смущение товарища, он торопливо сказал:
- Пошли.
- Пошли, - повторил Митя.
Ребята и не заметили, как поднялся ветер и начал шуметь лес. Только охотясь за третьей белкой, они вдруг увидели, как раскачиваются вершины сосен и елей.
- Я тебе говорил будет ветрено, - напомнил Сеня, когда подстрелили и эту белку. - Как бы не потерять собаку. Уйдет далеко - можем не услышать ее голоса.
Но в шуме ветра плохо слышен посвист, поэтому собака сама не уходила далеко от хозяев. Теперь ребята шли довольно быстро. Здесь вблизи дороги белка встречалась редко: ее выбили охотники еще с осени. Ребята торопились дойти к наступлению сумерек до первой охотничьей избушки, где обычно останавливался дед Матвей.
- Там, у избушки, посмотрим, что делать, - говорил Сеня, - может, сразу же до другой махнем. Теперь подзакусим.
Сеня достал спички. У смолистого пня развели костер. Поближе к огню подложили греть пироги, ватрушки. Испеченный к празднику хлеб зарумянился. Как приятно будет похрустывать под зубами корочка, пахнущая дымком…
- Хорошо!
- Очень хорошо!
Митя полулежал, опершись на локоть, Сеня сидел, подогнув ноги. Дым костра, гонимый ветром, метался то в одну, то в другую сторону, над головами шумели стройные сосны.
- Как в пионерском лагере! - весело сказал Митя. - Зря не взяли с собой котелок…
Сеня невольно улыбнулся.
- Зайчик не забывается?.. И я не могу забыть. Даже думаю, что это ловушка нашего деда.
Митя покачал головой.
- Не надо вспоминать, Сеня.
- Согласен. Конечно, мы могли бы взять зайчика, съесть его, и никто бы не узнал. Но куда денешься от своей совести?
Митя поспешил закончить неприятный разговор:
- Мы поступили правильно. К тому же, если эта ловушка твоего деда, то он же и записку нашу найдет. Разве это плохо? Мы же не знали, что заяц его.
- Из тебя может получиться настоящий охотник, - пошутил Сеня и тут же предупреждающе поднял руку: - Ты слышишь?.. Где-то поблизости свистит рябчик.
Сеня достал из кармана свисток и стал подсвистывать: тоненький звук, точно невидимая тонкая струна, протянулся по бору. Ему отозвалась птица со стороны рощи.
- Самец, - шепнул Сеня другу, беря в руки ружье. - Мне надо отзываться, как самке. Он прилетит сюда. Стань немного в сторону и будь наготове, а я стану посвистывать, не меняя места.
Рябчик отзывался охотно, потом вдруг замолчал. Затем ребята увидели летящую к ним меж сосен небольшую серую птицу. Рябчик сел на нижние сучья сосны, рядом с той, под которой сидел Сеня.
«Быдз-быдз-быдз», - бросил призывный клич рябчик.
Сеня боялся шевельнуться, мучительна ожидая выстрела Мити.
Но Митя, впервые в жизни близко видя живого рябчика, замешкался.
Под щекой у рябчика глянцевато-черно, на голове перья пучком, ноги до самых когтей покрыты зимним пухом. Вдруг рябчик вздрогнул, в испуге вытянул шейку и, казалось, будто собирался прыгнуть с горячих угольев. Но как раз в эту минуту прогремел выстрел. Рябчик и отбитый сучок упали на землю вместе.
- Ну и охотник! - воскликнул Сеня, хватая трепещущего рябчика. - Весь вспотел, пока дождался твоего выстрела. При такой медлительности не только дичь пень может убежать.
Митя широко улыбнулся.
- Удивительно красивая птица! - сказал он.
На звук выстрела прискакал Буско. Он разделил с охотниками вкусный завтрак, а затем, как только Сеня и Митя тронулись с места, побежал вперед.
Ветер крепчал. Пока дошли до первой охотничьей избушки, лес стал шуметь так сильно, что разговаривать ребятам пришлось гораздо громче обычного. Небо сплошь заволокло тучами. Стало смеркаться.
Сеня постучал топором по столу, приютившемуся под навесом перед избушкой. Так всегда стучит дед, оповещая лесное жилье о своем возвращении.
Избушка стояла под столетними соснами на берегу небольшой речушки. Выстроена она недавно и во всем отличалась от старых охотничьих избушек-банек. Она была с двумя обычными окошками, с кирпичной печью и плитой, с деревянным полом и хорошо обтесанными стенами. В избушке стоял настоящий стол, на гвозде висела керосиновая лампа. В углу устроены нары.
Но оставаться на ночевку было рановато, и Сеня сказал:
- Мы еще успеем сегодня дойти до второй избушки.
- Сколько до неё километров?
- Кто мерил? Километров пять-шесть должно быть… Самое большое семь. Там я всего лишь раз был… Ну и леса! Не то, что здесь. И зверя там больше. К тому же старую охотничью баньку увидишь.
Лесная дорога сузилась и вскоре превратилась в охотничью тропу. Она пошла по берегу речушки, пересекала ее небольшие притоки, сосновые боры, заболоченные низины.
Буско сначала бежал лениво: не хотелось так поздно уходить от избушки, но вскоре разошелся и отыскал еще одну белку. Пока охотились на неё, совсем стемнело. Вперед пошли быстрее, уже без охотничьего посвиста: торопились добраться до баньки.
Где-то прерывисто заскрипело дерево. Охотники шли вперед. Скрип стал тягучим.
- Дорога не ответвляется?
- Нет. Она доведет нас до баньки.
- Но тропка эта так узка, что и не заметишь, как убежит из-под ног.
Лежащий на дороге валежник, выступавшие из земли коренья во тьме невозможно было увидеть. Усталые охотники то и дело спотыкались, задевали за сучья.
Дерево скрипело уже совсем рядом. Шумно раскачивались мохнатые кроны гигантских сосен.
Сене вспомнился утренний лес, светлый, тихий, и теперь странно было видеть и слышать, как неистовствовала родная парма. Сеня не боялся ни темноты, ни рассерженной стихии, хотя сейчас казался себе таким маленьким, почти ничтожным.
«А что чувствует Митя? Он, может быть, уже раскаивается, что ушли из нижней избушки? Надо спросить».
Сеня обернулся к шагающему сзади Мите и крикнул во весь голос, чтобы перекричать шум леса.
- Как настроение?
- Отличное! - так же громко ответил Митя.
Опять тягуче и надрывно скрипело дерево.
- Далеко еще до баньки?
- Далеко ли, близко ли, а идти вперед дальше нельзя. Надо что-то сообразить.
- Разжечь костер и заночевать?
- Зачем же ночевать?.. Будем идти с факелом. Поищем-ка березку.
В темноте долго не могли найти дерева, а когда нашли, с трудом содрали кусочки бересты.
Вскоре охотники снова пошли по тропе. Сделанный из бересты факел горел шипя, раздуваемый порывами ветра. Лес заиграл новыми красками. Между деревьями заскользили причудливые тени.