ВОЗВРАЩЕНИЕ
Опасность была настолько велика и серьезна, страх перед произволом кровавого шанхайского генерала так глухо сжимал сердца, что беглецы ползли с ловкостью и быстротой изумительной. Они перестали чувствовать свои тела, боль царапин, ушибов, ссадин, — силы их были напряжены до последней степени и влекли вперед. Целый ряд полуразрушенных складочных помещений скоро остался позади. Через огороды, канавы, заборы, крохотные сады и дворики Ли-Чан привел Антошку и его спутников к небольшой белой фанзе на самом краю города. К величайшему своему изумлению, ребята увидели в фанзе того молодого решительного китайца, который несколько часов тому назад согласился вести их в городской комитет Гоминдана. Он приветливо улыбнулся им своими черными горячими глазами. Ли-Чан исковерканными полурусскими словами рассказал, что человек этот нашел его в Гоминдане, передал записку и сообщил об опасности, грозящей молодым путешественникам, вздумавшим в незнакомом городе разыскивать Ли-Чана.
Оставаться в Шанхае после всего этого было невозможно. Почти по всему городу шли повальные обыски, и можно было в любой момент снова попасть в беспощадные лапы кровавых приспешников Чан-Кай-Ши.
Но как выбраться из города и куда?
Пароход, на котором путешественники утром прибыли в порт, конечно, ушел дальше. Не мог же он стоять и ждать их возвращения… Сесть на другой пароход нечего было и думать, так как после бегства из-под ареста показаться на улице или в порту было бы безумием.
Ли-Чан долго совещался с молодым китайцем. Наконец, они остановились на каком-то одном определенном решении.
— Ты будешь умирал, — с улыбкой сказал Ли-Чан Антошке.
— To-есть как умирал? — не понял Антошка. — Я жить хочу.
— Ни савсем. — Нимножка умирал. И ты умирал, и ты умирал, и ты, — сообщил он по очереди Миколе, Нездыймишапке и Сидоренку.
— А если я не согласен? — недоверчиво вскинул голову Микола?
— Ни сагласен плохо — пухао. Нада сагласен.
Он вышел из фанзы и торопливо направился куда-то в город.
К вечеру Ли-Чан вернулся в сопровождении носильщиков, которые внесли во двор и составили у дверей фанзы четыре деревянных гроба.
— Ну, деньга есть, гроб есть, сампана тоже есть. Идем, дыруг, Владивосток.
Никто ничего не понял.
Тогда Ли-Чан, волнуясь, стал объяснять свой проект, единственно возможный, по его мнению, в создавшихся условиях. Проект заключался в следующем. Ни в одной стране так не почитается культ предков и вообще умерших, как в Китае. Несмотря на многолетние революционные войны и кровопролитную внутреннюю борьбу, трупы считаются священными, хоронить умерших разрешается всеми властями беспрепятственно. А так как умершие, по верованиям китайцев, должны быть похоронены по месту жительства своей семьи, то перевозка трупов в самых различных направлениях является обыденным делом, не возбуждающим никаких подозрений. Поэтому сейчас путешественникам лучше всего лечь в гробы и притвориться мертвыми. Носильщики донесут их до рейда, где уже готова сампана. А на сампане вполне свободно можно доплыть до Владивостока.
— Что ж, ребята, правильно. Выбора нет, — сказал летчик.
Ли-Чан и молодой китаец внесли гробы в фанзу. Путешественники улеглись в них. Сверху гробы накрыли неплотными крышками с отверстиями для воздуха. Потом вошли носильщики, и похоронная процессия тронулась в порт. Носильщики двигались с зажженными в руках разноцветными бумажными фонариками, народ на улицах почтительно расступался, вооруженные пикеты с равнодушным любопытством поворачивались к процессии, как к печальному мирному зрелищу.
Покачиваясь в гробу, во тьме и в жаркой духоте тесной деревянной коробки, слыша вокруг, за стенками гроба, негромкий гул говора на чуждом, непостижимом языке, Антошка чувствовал себя, как в жуткой сказочной фантасмагории, которая неизвестно чем кончится. Шли очень долго, вероятно, не меньше часа. Когда к говору идущих стал примешиваться широкий плеск воды, мнимые покойники поняли, что их доставили в порт.
Погрузка гробов на сампану произошла очень быстро. Гробы составили в ряд и на протянутых веревках развесили около них разноцветные огни маленьких бумажных фонариков. Послышался скрип уключин, мерная работа весел, и сампана выплыла в океан.
Минут через пятнадцать, когда миновали все суда и лодки, стоявшие на рейде, Ли-Чан снял с гробов крышки.
— Ну, дыруг, кончал умирал. Живи опять, пожалуйста, — говорил он каждому, освобождая его из узкой смертной клетки.
На лице Ли-Чана, смутно освещенном фонариками, светилась счастливая добрая улыбка.
«Покойники» вылезли, осмотрелись. Кругом стояла черная жаркая ночь, точно весь мир представлял собою одну сплошную тьму. Подобно распростертым твердым крыльям неведомой птицы, вверху смутно виднелись высоко поставленные деревянные паруса сампаны. Огни фонариков вокруг гробов, уже снова заботливо закрытых крышками, были таинственно и загадочно прекрасны, точно сияние фантастических самоцветов.
Путешествие на сампане продолжалось пять дней. Когда на горизонте показывались встречные или обгоняющие пароходы, ребята снова залезали в гробы, чтобы на случай сторожевых и проверочных опросов Ли-Чан мог указать, что он везет мертвецов для погребения на родине.
Перерезав Желтое море в наиболее узкой его части, обогнув Корейский полуостров, на шестые сутки утром сампана плавно вошла во владивостокский порт.
— Спасибо, дорогой Ли-Чан, спасибо, — крепко жал руки китайцу Сидоренко. — Спас ты нас от беды неминучей.
Антошка, Микола и Нездыймишапка на прощанье горячо обнимали своего друга.
— Никогда не забудем твоей помощи. Никогда! Ты нам, как брат теперь, — говорили они.
Ли-Чан был растроган и с мужественной теплотой похлопывал по плечу то одного, то другого.
Необыкновенно радостно было после множества всяческих испытаний снова почувствовать под ногами Советскую землю. Путешественники сейчас же отправились на вокзал и купили билеты в экспресс, отходивший вечером на Москву.
Сидя в вагоне, среди покоя, уюта и яркого электрического света, они чувствовали себя самыми счастливыми людьми в мире. Поезд, нес их в родные места, домой, к чудесному радостному труду, который все народы на земле должен сделать братьями.