В поселке Нагорном изо всех труб немногочисленных домиков валом валил дым.
— Видно, Паша старается: на весь наш колхоз обед готовит, — шутили трактористы, останавливая машины.
Из крайней избы вышла группа людей в сопровождении молодцевато улыбающегося Белоусова и, держа развернутое знамя, направилась к головной машине.
— Участковый мастер Ушков, — представился один из встречавших. — От имени жителей и рабочих поселка Нагорного очень рад первым приветствовать вас на территории Якутской АССР. Желаем вам, как первооткрывателям тракторного пути в этих местах, всяческих успехов.
Саша Белоусов по-военному вытянулся и отрапортовал, что привезенная им смена трактористов заканчивает отдых и что обед Паша приготовила такой, что пальчики оближешь.
— А ты откуда знаешь, какой обед? — улыбаясь, спросил Абрамов.
— У меня, Евгений Ильич, по усам текло, да и в рот кое-что попало, — сияя, сказал Белоусов.
Пообедав, Абрамов в сопровождении группы местных жителей пошел вдоль колонны тракторов, рассказывая своим собеседникам о пройденном пути, расспрашивая их о предстоящей дороге.
Мастер Ушков был настроен мрачно.
— Про весь путь не скажу, не знаю, — говорил он. — Но вот до Чульмана вы намучаетесь. Это уж как пить дать. Уж на что шофера на быстрых машинах да с небольшим грузом идут, и то на этом участке сколько мучаются, передать трудно.
Собеседник умолк и поглядел на Абрамова, словно желая узнать, какое впечатление произвели эти слова. Но лицо начальника экспедиции сохраняло обычное добродушное и внимательное выражение, и Ушков продолжал:
— Тут у нас перевалы один за другим идут. Один пройдешь — второй начинается, второй прошел — за третий берись. И на каждого чорта вскарабкаться нужно, а потом еще и спуститься вниз требуется. Снег на них весь выдуло, земля голая, твердая, киркой не урубишь, дороги крутые, узкие, все время вдоль пропасти едешь. А главное — скользко до невозможности. Ручьи по перевалам бегут, сплошные наледи получаются, а тропа не широка — того и гляди в пропасть свалишься. Очень даже осторожно эти перевалы брать нужно. Мы проводника вам дадим, но только иного пути нету, все равно через эти гиблые места идти придется. Холод там особенно пробирает — высота большая. А если на пургу нарвешься — держись только! У нас на этих перевалах машин замерзает уйма, сколько маемся с ними.
— Брось, Николай Петрович, людей пужать, — перебил Ушкова один из местных жителей. — Ездят же по этим горам люди, специально для этого и дорога проложена. Ну, и они пройдут.
— «Ездят», — недовольно пробурчал мастер. — Ездят, да не такими машинами и не с таким грузом. А помимо всего — люди спрашивают, я и отвечаю. Народ, видать не трусливый подобрался, не испугаются, а знать, с чем дело имеешь, всегда следует.
Возле четвертого трактора, к которому со своим спутником подошел Абрамов, в окружении трактористов стоял Козлов.
— …В этом случае понятие об управлении трактором меняется, — говорил он. — Вы уже не тянете мотором вперед, а тормозите им. Чтоб повернуть вправо, нужно взять левый фрикцион, и вас тогда забрасывает в левую сторону…
Козлов заметил подошедших и на полуслове остановился.
— Небольшая беседа о теории и практике вождения во время спуска с гор, — немного смущаясь, пояснил он Абрамову. — Специальные курсы организовывать некогда, а кое-какие полезные наблюдения уже накопились.
— Хорошее дело затеял, Василий Сергеевич, — одобрил Абрамов. — Очень хорошее! Продолжайте, товарищи, мы вам мешать не будем.
— Мой помощник по технической части, — пояснил своим спутникам Абрамов. — Комсомолец, инженер-тракторостроитель с Челябинского тракторного завода. Прекрасный специалист и очень любит свое дело. Очень!
* * *
Перед отправкою в путь, пока машины подогревали кострами, Абрамов собрал участников похода на очередную беседу — пятиминутку.
Плотной, оживленно беседующей группой стояли трактористы. Куда девалась первоначальная белизна их полушубков, чистота ватных брюк, валенок и шапок! Пятна масел, ржавчины, копоть костров изменили вид людей и одежды.
Абрамов поднял слегка руку, разговоры стихли.
— Ну, вот мы и крещеные, товарищи, — улыбнулся начальник экспедиции. — И вид у нас теперь не тот, что был раньше, в начале похода, и опыт вождения у нас другой, и сами мы изменились. Стали дружней, дисциплинированней, сплоченней. Мы с честью выдержали первые большие испытания. Впереди — скажем прямо — впереди будет не легче, но я теперь уверен в людях и знаю, что мы эти испытания выдержим, не опозорим себя.
Трактористы одобрительно зашумели.
Абрамов ознакомил участников похода с условиями предстоящего пути. Под конец он сказал:
— Почти все трактористы соревнуются друг с другом, и это повышает качество работы. Сегодня, например, лучше других работают водители третьей, шестой и первой машин. У них меньше остановок в пути, они скорей надевают и снимают шпоры, хорошо крепят грузы. Но мне хотелось бы предостеречь некоторых товарищей. Не для того соревнуются друг с другом наши советские люди, чтобы добиться личного первенства, упиваться своей славой. Сознательный человек соревнуется для того, чтоб принести как можно больше пользы общему делу. Если нужно, он поможет человеку, с которым соревнуется. Вот Василий Сергеевич рассказывал мне случай. Соревновались на Челябинском тракторном заводе два цеха. Один цех шел впереди, второй в хвосте плелся, срывал программу. Что-то у него не ладилось. И тогда работники передового цеха, хотя им самим было очень трудно справляться с повышенной программой, выделили из своего состава самых лучших людей и послали их в помощь отстающему цеху. Программу выполнили оба цеха — и завод в целом. Вот это по-советски! Конечно, передовой цех мог и не помогать отстающему. Так было бы легче победить. Но ведь отстающий цех сорвал бы работу всего завода. Так что же это была бы за победа? А тут люди не только сами победили, но и способствовали успеху общего дела. А у нас, товарищи, не всегда так получается. Бывают случаи, когда у одного из соревнующихся товарищей трактор неисправен. Так этот тракторист хлопочет, возится, а соревнующийся с ним сидит-посмеивается и очень доволен: «Я победил», — думает. А то еще возьмет да демонстративно со смехом проедет мимо отставшего товарища. Кому нужно такое соревнование, какую пользу оно может принести общему делу?
Абрамов не только ни разу не назвал Самарина по имени, но даже не посмотрел в его сторону. Но тракторист чувствовал себя очень неважно. Вот сейчас расскажет Абрамов, как он, Самарин, со смехом и свистом обогнал Вобликова, когда у того машина буксовала. Вот скажет… Но Абрамов почему-то, спасибо ему, промолчал.
— В основе нашего соревнования должно быть не мелкое личное самолюбие, а дружба, взаимопомощь, взаимовыручка. Только тогда будет виден действительно передовой человек, и только тогда общее дело по-настоящему выиграет от социалистического соревнования. Вы меня поняли, товарищи?
— Поняли! Как не понять! Ясно! — дружно ответили трактористы.
Самарин стоял молча, но даже копоть, покрывшая его лицо, не могла скрыть румянец стыда.
— Ах, ты чертова вобла, — не выдержав, прошептал он проходившему мимо Вобликову, — один грех мне с тобой.
Вобликов добродушно засмеялся.
— Почуяла кошка, чье мясо съела, — скороговоркой сказал он и побежал к своему трактору.
Тщательно проверенные, отрегулированные машины безостановочно шли вперед. Дудко сидел на последнем тракторе и видел, как прямо по дороге между откосом скалы и пропастью, круто поднимаясь вверх, один за другим движутся «Сталинцы». Прижмурив глаз, механик прикинул, что если от полозьев первой машины провести прямую горизонтальную линию, то пройдет она поверх головы сидящего на последней машине высокого тракториста и даже не зацепит ее.
На поворотах дороги пестрели невысокие, выкрашенные в белый и черный цвет каменные столбы. Заметив их, шоферы замедляли ход и осторожно, чтоб не свалиться в пропасть, огибали выступ горы.
«Сюда бы не столбики, а столбы вкопать, — подумал Дудко, — чтобы сани задерживались, если начнут сползать. А эти что? Чуть зацепишь трактором, сковырнешь — и лети вместе с ними… Да не только на поворотах их нужно бы ставить, а вдоль всей дороги. Особенно там, где эти проклятые наледи».
Долгое время наледи, как чудо, поражали Дудко и всех участников перехода. Подумать только: мороз 50 градусов, а из скал, которых снарядом не пробьешь, течет вода. Как она взобралась на эту высоту? Как не застыла? Как умудряется течь в такую стужу? Непонятно. Но что ручейки текут, все видят своими глазами. «Текут, да еще как нахально текут, — возмущается Дудко, — текли бы себе где-нибудь в сторонке, а то ж — нет! Прямо на дорогу лезут…»
Голубоватая влага родников медленно, но непрестанно вытекает наружу, превозмогая мороз, пробегает несколько метров по склону дороги и застывает. Слой за слоем нарастает наледь, образуя гладкую, как стекло, ледяную плоскость, по которой нужно пройти колонне. Острые, крепкие шипы шпор на гусеницах пробивают лед и держат трактор, но длинные гладкие полозья саней скользят. Скользят к обрыву, к пропасти, куда их тянет словно магнитом.
Впереди Дудко движется шестой трактор. Дудко видит, как жмется вплотную к горе тракторист Андрей Сироткин, стараясь оттянуть подальше от края свои прицепы. Первые, идущие за трактором сани вне опасности, но вторые виляют, лениво поворачиваются и как-то боком скользят, словно не зная, что делать: выровняться и идти вслед за первыми санями или соскользнуть еще больше в сторону. Некоторое время сани плетутся как бы в раздумье, затем, будто решив, что по скользкому склону идти легче, устремляются вниз. Сироткин все время изворачивается, крутит головой, выгибается, стараясь не упустить из поля зрения задние сани. Вот он заметил, что сани заскользили к пропасти, резко разворачивает трактор вправо, первые сани совершают рывок влево и оттаскивают подальше от края второй прицеп. А Андрей уже повернул трактор и, стараясь направить ход прицепов в одну линию с трактором, начинает сложное, утомительное маневрирование. Нервы тракториста взвинчены до предела. Благополучный исход дела решают секунды, их нужно правильно использовать, не упустить. Дудко наблюдает за работой Сироткина, мысленно хвалит тракториста и, когда кончается очередная полоса наледи, облегченно вздыхает. Наблюдать куда хуже, чем самому вести трактор. Смотришь и думаешь: а вдруг не сразу сообразит тракторист, что делать, не тот маневр совершит. Хорошо, если он, Дудко, во-время добежит. А если не поспеет? Сколько раз уже Дудко вскакивал и с предостерегающим криком летел то к тому, то к другому трактористу на помощь.
После небольшого перерыва, на дороге, испещренной следами передних машин, вновь появляются мелкие осколки льда и широкие голубоватые полосы очищенных от снега наледей. Видно, что здесь уже скользили вниз-чьи-то сани. Дудко сменяет сидящего рядом с ним тракториста и ловко проводит машину по опасному, обледенелому участку дороги. Затем вновь передает трактористу управление машиной и, скользя валенками по льду, бежит нагонять передний трактор.
Дорога все время круто поднимается вверх, словно собираясь петлями забраться на самое небо. Чем выше, тем круче. Снова начинают буксовать машины, и снова приходится тащить сани двумя или тремя тракторами одновременно. За прошлые сутки прошли всего 37 километров. «Сколько же это? — подсчитывает Дудко. — Выходит, примерно полтора километра в час делаем Ничего себе дорожка. Абрамов говорил: «Как перевалим через эти горы — веселей пойдет. Ровные места начнутся». Хоть бы уж скорее. Ох, и осточертели ж эти горы, кто их только повыдумывал?»
Впереди, очевидно, очередная пробуксовка. Колонна останавливается. Дудко проверяет работу мотора пятого, затем четвертого трактора и садится немного отдохнуть Первый трактор все еще пытается самостоятельно преодолеть крутизну. Колонна сейчас стоит на прямом, резко поднимающемся вверх участке дороги. Слева высятся покрытые редкою хвоею, иссеченные причудливыми линиями трещин сероватые склоны горы. Справа — пропасть.
Используя остановку, трактористы сошли с машин и, взяв гаечные ключи, начали проверять и подтягивать ослабевшие во время движения шпоры. С высоты своего сидения Дудко видит, как невысокий, худощавый тракторист второй машины Караванный откуда-то из-под сидения достает кувалду и направляется к своему второму прицепу. «Видно, стяжки разошлись, и Караванный хочет немного их сузить», — решает Дудко. И действительно, сквозь гудение работающих моторов в морозном воздухе раздается приглушенный звон ударов железа о железо. И вдруг механика, словно током, пронизывает резкий, испуганный человеческий крик.
«Что такое?» — Дудко приподнимается с сидения, и кровь застывает у него в жилах.
Задний прицеп второго трактора, груженный электрическими моторами и металлическими трубами, начинает ползти вниз по наклонной дороге.
«Оторвался! — проносится мысль у Дудко. — Видно, от удара молота серьга лопнула…»
Перепуганный, потерявший самообладание, Караванный держится двумя руками за лопнувшую серьгу, не отпускает ее и, словно пытаясь задержать сани, волочится вслед за прицепом.
Маленькая фигура человека и огромная десятитонная махина саней.
Прицеп все ускоряет ход. Покамест он идет еще ровно, посреди дороги, но первая же неровность почвы может направить его вниз, в пропасть. А если этого не произойдет, сани наберут еще больший разгон, мощным тараном врежутся в третий трактор, разобьют, исковеркают его и лавиною сметут всю остальную колонну, стоящую внизу.
Караванный все еще продолжает бежать за санями Крепко охватив руками лопнувшую дугу стяжек, он упирается, скользит и как-то дико, не переставая кричит: «Ребяты-ы! Ребяты-ы! Ребяты-ы!!»
Все произошло так быстро и неожиданно, все было так страшно по своим последствиям, что люди словно замерли.
«Вот она, беда!» — пронеслось в голове Дудко.
И в то же мгновение он увидел, что к третьему трактору метнулся Ершов, вскочил наверх и, сверкая желтизной округлившихся глаз, быстро развернул машину, вывернул свой первый прицеп и поставил его почти поперек дороги. Затем он быстро сдал трактор назад и яростно крикнул обомлевшему, застывшему с гаечным ключом в руках Самарину:
— Отсоединяй! Ну!
Резкие складки нетерпения и решимости пересекли лицо тракториста, сделав его свирепым и страшным.
Оторвавшиеся сани, волоча за собой Караванного, все быстрее катились вниз. Вот-вот они сокрушительным ударом разобьют, опрокинут всю колонну. Люди метались. Некоторые трактористы вскочили на машины и пытались подвести их как можно ближе к склону горы, надеясь избежать столкновения. Но они сами понимали, что прицепы так быстро не передвинешь.
Дудко било, как в лихорадке. Что сейчас сделает Ершов? В лучшем случае примет удар на себя и, погубив трактор, остановит сани. В худшем?.. В худшем сани разобьют трактор Ершова, быть, может, подмяв и самого тракториста, а потом ринутся дальше, круша всю колонну.
Ни бежать, ни делать что-либо уже не оставалось времени. Все застыли у своих мест и не отрываясь смотрели на Ершова. Тот быстро вел трактор навстречу саням. Не доезжая несколько метров до них, Ершов молниеносно остановил машину, включил заднюю скорость и теперь уже двигался вниз, словно удирая от настигавшего его прицепа. Сани меж тем все ускоряли ход. Дудко даже закрыл на секунду глаза. Многие вскрикнули. Сейчас набравший скорость десятитонный таран должен был врезаться в трактор, искромсать радиатор, разбить, быть может, опрокинуть, сбросить машину в пропасть.
Но что это? Ловким, едва уловимым маневром Ершов развернул трактор и подвел под выступающий вперед полоз саней гусеницу машины. Послышался резкий скрежет металла о металл, звон и стук тяжелого груза, порвавшего крепление; трактор развернуло в одну сторону, сани — в другую. Но еще через мгновение Ершов снова подвел машину вплотную к саням и крепко застопорил их. Совершенно растерявшийся Караванный поднялся и, все еще не выпуская лопнувшие стяжки, стоял весь в снегу, ничего не понимая, не веря своему счастью.
— Чего стоишь! — крикнул на него Ершов, порывисто расстегивая телогрейку. — Меняй стяжки, подводи машину!
Соскочив с трактора, Ершов зачерпнул со склона горы снегу и начал его жадно глотать.
Со всех сторон сбегались трактористы. От головной машины, смешно подпрыгивая, спускался Складчиков. От расположенного в конце колонны вагончика, поднимаясь вверх, спешил Абрамов.
Ершов оглянулся, увидел Самарина и, словно очнувшись, кивнул на трактор.
— Твое дежурство?
— Мое, — ответил сменщик.
— Ну, и дежурь, — проговорил Ершов и поплелся вниз, в сторону вагончика.
Но далеко ему уйти не пришлось. Медведем наскочил на Ершова Дудко, стиснул тракториста в своих объятиях, расцеловал его, вгляделся ему в лицо, словно впервые увидел, и восторженно воскликнул:
— Ну, и человек же ты, Костя! Герой!
— Ну, что ты, что ты, — хмурился и невольно улыбался, стараясь скрыть свое смущение, Ершов. — Не женщина, а целоваться лезешь…
Но Ершова уже окружили, жали ему руки, не жалея сил, хлопали с размаху по спине. Подошел Абрамов.
— Ну, спасибо, Константин Петрович, — просто сказал он и крепко пожал руку Ершову. — Об этом случае немедленно доложу командованию Главсевморпути. Ты проявил отвагу, находчивость и хладнокровие. Летчикам нашей страны все эти качества нужны. И вот, Константин Петрович, моя рука — помогу тебе стать летчиком, все, что возможно, сделаю. Спасибо тебе.
Через полчаса колонна снова тронулась в путь. Вместо расстроенного, совершенно выбитого из колеи Караванного, машину вел Вобликов.
К ночи, когда проходили перевал, снова замела пурга. Колонна упорно двигалась через плотную завесу режущего, колючего снега, сквозь обжигающий дыхание, опаляющий кожу мороз, среди дикого воя пурги.
В покачивающемся вагончике, при свете лампы «молнии», приспособившись на углу дощатого стола, выбирая моменты, когда тряска слабела, начальник экспедиции набрасывал текст телеграмм, которые нужно было отослать немедленно по прибытии в ближайший поселок. В Москву, в управление Главсевморпути — подробную, с указанием обстоятельств обрыва саней и описанием геройского поведения тракториста Ершова. В Челябинск — меньшую.
«12 февраля 1936 года, — писал Абрамов в телеграмме заводу, — двигались при буране. Дороги не видно. Впереди идут разведчики и указывают колею. Слой выпавшего снега пока 15 сантиметров. По дороге подбираем и буксируем машины с размороженными радиаторами. Наши тракторы, заправленные керосином, не боятся никакого холода. В ближайшем поселке остановимся на сутки, дадим отдых людям, осмотрим и отремонтируем машины. Некоторые трактористы и механики не хотят уходить с тракторов. Самарина, Вобликова, Дудко, Складчикова насильно укладываю спать. Складчиков и Дудко без напряжения проводят трактор на третьей скорости там, где другие с трудом идут на второй. Быстро исправляет дефекты В. С. Козлов. Чуть остановка — он уже у трактора. Помощь завода невозможно оценить. Завод и рабочий коллектив могут гордиться товарищами Дудко, Складчиковым, Козловым. Это настоящие беспартийные большевики».
Через несколько часов колонна тракторов благополучно прибыла в поселок Чульман.
Козлов в своем дневнике отметил остановку, количество израсходованного горючего и замеченные в пути неисправности машин. В графе «пройденный километраж» он проставил цифру 400.