На следующее утро все было как будто тихо. Иван Григорьевич с Васей вышли за ворота и долго прислушивались, но стрельбы не было слышно. Над Москвой нависла какая-то страшная тишина, не предвещавшая, впрочем, ничего доброго.
Иван Григорьевич и Вася прошли по безлюдным переулкам и вышли к Смоленскому бульвару. Редкие прохожие, попадавшиеся им навстречу, тревожно оглядывались по сторонам. В руках они тащили какие-то свертки и мешки, очевидно запасались провизией, ибо по городу разнесся слух, что лавки не будут торговать несколько дней. Один из этих прохожих, худой мужчина с испуганным лицом, остановил Ивана Григорьевича и спросил его:
— Не слыхали, говорят, большевики уж несколько домов в Москве захватили и перебили всех жильцов буржуазного происхождения?
Иван Григорьевич только открыл рот, чтобы ответить, как вдруг мимо них пронесся открытый автомобиль, за которым на некотором расстоянии мчался другой. Во втором автомобиле внезапно сверкнул огонь и прогремел выстрел. Из первого автомобиля ответили тем же.
— Видите, видите, — испуганно зашептал худой мужчина, — что-то ужасное начинается.
Автомобили, продолжая перестрелку, с грохотом пронеслись по пустынным улицам.
Внезапно, где-то совсем близко загрохотали ружейные выстрелы. Какая-то женщина с криком:
— Батюшки, убьют! — бросилась бежать по переулку.
Где-то затрещал пулемет. Люди теперь уже не шли, а бежали по улице с испуганными лицами.
— Ну, брат, — сказал Васе Иван Григорьевич, — кажется, довольно погуляли, айда домой!
И они бегом бросились по направлению в дому.
А пока они бежали, выстрелы становились все чаще и чаще, грохотали со всех сторон, и внезапно среди дробной ружейной пальбы где-то глухо прогрохотала пушка.
Вернувшись домой, Вася побежал наверх в свою комнату; там, высунувшись из форточки, он мог видеть почти весь переулок. Пробегая мимо комнаты Франца Марковича, он заглянул в полуоткрытую дверь. Франц Маркович, пыхтя и отдуваясь, задвигал окно большим платяным шкафом.
Вбежав к себе в комнату, Вася вскочил на подоконник, распахнул форточку и, высунувшись насколько мог, стал смотреть в переулок. Какие-то военные в длинных шинелях осторожно пробирались вдоль стен, держа ружья на перевес.
«Юнкера», — подумал Вася.
Вдруг над самой Васиной головой прогремел выстрел, и один из юнкеров, выронив винтовку, упал ничком на тротуар. Другие юнкера сразу взяли ружья на прицел, и Васе показалось, что дула всех ружей устремились на него. Он едва успел отскочить от форточки, как раздался залп. В соседней комнате зазвенели стекла и послышался отчаянный вопль Франца Марковича.
Вася бросился на крик. Франц Маркович сидел на полу, лицо его было бледно, волосы взъерошены, он бессмысленно показывал пальцем на осколки стекла, усыпавшие пол.
Над их головой снова прогремел выстрел, опять с улицы ответили залпом; и Васе показалось, что град посыпался и запрыгал по крыше.
В доме поднялась суматоха. В передней послышались испуганные голоса. Вася бросился туда.
— Батюшки, — визжала Феня, — солдаты к нам ломятся.
Со двора слышались громкие звонки и стук в ворота. Юнкера толпились перед домом и требовали, чтобы их впустили.
— Ничего, — крикнул Иван Григорьевич, — это юнкера! — И он сам побежал отпирать ворота.
Через минуту вся передняя была полна серыми шинелями.
— У вас здесь в доме большевики скрываются, — сказал старший юнкер, — где у вас здесь проход на чердак?
Вася вспомнил тень, которую он видел возле слухового окна.
«Ну, — подумал он, — сейчас начнется сражение».
Два юнкера стали у выхода, остальные бросились на чердак. Но в этот самый миг в переулке загрохотал пулемет и послышались громкие крики.
— Эй, эй! — крикнули юнкера, занявшие вход, — назад, красные в переулке.
Вдоль стен теперь пробирались уже не серые шинели, а черные ободранные куртки. Но у людей, одетых в эти куртки, в руках тоже были винтовки.
Юнкера, отстреливаясь, бросились к воротам и скрылись за углом.
— Неужели у нас там на чердаке и правда большевики сидят? — воскликнул Иван Григорьевич, — что за ерунда такая!
Он взял свой браунинг и подошел к лестнице, ведущей на чердак. Простояв несколько секунд в раздумьи, он сунул револьвер в карман и сказал, махнув рукой:
— А, ну их к дьяволу!
* * *
Гром пальбы все разрастался, поминутно ухали пушки, и шрапнели с треском разрывались над высокими московскими домами.
Когда стемнело, заполыхало зарево пожара. Стрельба продолжалась и в темноте.
Весь день Вася испытывал странное волнение. Ему не сиделось на месте, он то бегал вниз, в кухню, то поднимался снова к себе в комнату. В кухне шли беспрерывные толки обо всем происходящем. Говорили, что Кремль разрушен весь, осталась от него одна груда кирпичей; рассказывали, что к Москве подходят казаки, что они прогонят большевиков.
Никто не знал ничего наверное. И некого было, спросить, ибо и Степан, и Федор, к великому огорчению Васи, оба исчезли.
Часов в двенадцать ночи опять отчаянно зазвонил звонок у ворот, и послышался грохот железных прикладов.
— Ну, — сказал Иван Григорьевич, — кажется, пришла нам крышка.
Анна Григорьевна побледнела, как смерть, и заметалась по комнате.
— Не пускайте их, не пускайте, — говорила она, — ведь они нас убьют.
— Да, попробуйте, не пустите, — злорадствовал Иван Григорьевич.
Между тем стук прекратился, и внезапно в передней послышались громкие голоса. Иван Григорьевич пробурчал что-то, одернул пиджак и пошел встречать страшных гостей; Вася проскользнул за ним.
Вся передняя была полна молодыми безусыми парнями, одни были в шинелях, другие в ободранных куртках, у некоторых в руках были винтовки. Начальник отряда, украшенный громадным красным бантом, подошел к Ивану Григорьевичу и уставил на него свой наган; вид у него при этом был очень суровый, но Иван Григорьевич почувствовал, что зря стрелять он не станет.
— Товарищ, — сказал юноша, — оружие у вас имеется? Имейте в виду, что за неверные сведения — расстрел.
Иван Григорьевич вытащил из кармана свой браунинг и отдал ему.
Глаза у парня заблестели от удовольствия.
— Гляди, ребята, — сказал он, обращаясь к остальным, — вот это штука!
Он сунул револьвер себе в карман и спросил строго:
— Ну, а офицеры у вас не скрываются?
— Нет, — отвечал Иван Григорьевич.
Начальник отряда оглядел огромный зал, в дверях которого происходил разговор, и нерешительно вошел.
— Товарищи, — сказал он, — пройдитесь-ка по комнатам, нет ли чего подозрительного, а я вам сейчас расписку выдам, что мол принял от вас оружие.
Большевики ходили по огромным комнатам, останавливаясь перед зеркалами и перед диковинными картинами. Они, повидимому, были изумлены этой невиданной роскошью.
Между тем начальник, усевшись за письменный стол, стал писать расписку.
— Ну, как, — спросил Иван Григорьевич, — думаете победить?
— Обязательно победим, — отвечал тот.
— И скоро?
— А небось, деньков через пять, как, значит, власть советы возьмут, так все и пойдет по-хорошему и войны не будет. Уж не будет так, как теперь: у одного все, у других ничего.
— Ну, а вдруг, разобьют вас юнкера?
Тот рассмеялся.
— Никак этого быть не может.
Между тем остальные большевики, производившие обыск, дошли наконец до комнаты Анны Григорьевны. Заглянув туда, они увидали Анну Григорьевну, сидевшую в своем огромном кресле, и рядом с нею Дарью Савельевну, в съехавшем на бок платочке.
Постояв с минуту у порога, большевики затворили за собой дверь и пошли обратно.
— Старуха-то какая важная, — сказал один из них, — словно княгиня.
— Княгиня и есть.
— А ведь им, братцы, конец пришел.
— Смотри-ка, смотри-ка, чайников-то сколько в шкапу, и куда им столько!
— Ну ладно, ладно, ступай, не задерживайся.
Доложили начальнику, что при обыске ничего подозрительного не обнаружено.
— Ну ладно, — сказал он, — идем, а то, может быть, нашим подкрепление нужно.
После их ухода все несколько успокоились. Иван Григорьевич сказал торжественно, что он большевиков уважает.
Ночь прошла сравнительно спокойно. Но утром Вася проснулся от какого-то ужасного треска и грохота. Весь дом содрогнулся и кое-где с потолка посыпалась штукатурка. Вася наскоро оделся и побежал узнавать, в чем дело. Оказалось, что снаряд попал в угол крыши и оторвал часть карниза.
Почти тотчас же вслед за ним другой снаряд разорвался над домом и обсыпал крышу осколками, словно горохом.
Откуда-то пронесся слух, что юнкера решили разгромить до-чиста все кварталы, занятые большевиками.
Стрельба все усиливалась, к вечеру в соседнем переулке загорелся дом и яркое зарево осветило все комнаты. В эту ночь в доме Анны Григорьевны никто спать не ложился. Иван Григорьевич категорически заявил, что в этом особняке оставаться дольше невозможно.
— Помилуйте, — говорил он, — ведь мы очутились в самой боевой зоне, вон на Девичьем поле совершенно спокойно! Мой совет, как только стрельба немного стихнет, перебраться к Полозовым на Погодинскую улицу. Места у них для нас хватит, а за домом пока Петр присмотрит.
Сначала Анна Григорьевна решительно отказывалась выйти из дома, утверждая, что их непременно убьют по дороге, но когда у горевшего дома обрушилась крыша и миллионы искр взметнулись к небу, она согласилась, скрепя сердце.
На рассвете стрельба несколько затихла.
— Ну, — сказал Иван Григорьевич, — теперь самое время. Только одевайтесь попроще: не на бал едем. Предводитель команчей, собирайся. Франц Маркович, торопись, батюшка!
Франц Маркович за последние дни имел совершенно ошалелый вид, и теперь он с перепугу побежал укладывать свой чемодан.
— Я не могу оставить свое имущество на поругание разбойникам, — повторял он.
Но Иван Григорьевич решительно запретил ему брать с собой чемодан.
Были тусклые предрассветные сумерки, когда они вышли из ворот и пошли по пустынному переулку по направлению к Смоленскому бульвару. Впереди шел Иван Григорьевич, за ним шла Анна Григорьевна под руку с Дарьей Савельевной. Обе они были одеты в старые салопы, повязаны темными платочками, и несли в руках по узелку. Франц Маркович и Вася замыкали шествие.
Со стороны Кремля доносилась глухая канонада. На улицах было пустынно и тихо, но тишина эта опять-таки была какая-то тревожная.
Иван Григорьевич продвигался медленно, стараясь ступать как можно легче и бесшумнее. Они благополучно дошли до Смоленского бульвара и собрались уже пересечь его, чтобы выйти на площадку, как вдруг и справа и слева загрохотали выстрелы. Несколько солдат, отстреливаясь от кого-то, бежали по бульвару. Затрещал пулемет, все это произошло в одно мгновенье. Вася видел только, как впереди быстрее замелькали темные фигуры Ивана Григорьевича, Анны Григорьевны и Дарьи Савельевны. Франц Маркович выпустил руку Васи и юркнул в какие-то ворота. Вася бросился было бежать, но в это мгновенье огромный грузовик с грохотом пронесся мимо него и загородил ему дорогу. Когда Вася выбежал на бульвар, впереди никого уже не было, и в тоже время со стороны Сенной грянул залп. Вася внезапно почувствовал, как его что-то сильно ударило в плечо, он дернулся вперед, и ему почудилось, что он летит в какую-то черную пропасть.