Отряд рабочих осторожно пробирался вдоль стен, держась правой стороны Смоленского бульвара.
Отряду этому было поручено пройти дозором бульвар. Во главе шел Иван Сачков, держа ружье на перевес и поминутно озираясь по сторонам.
Ивану Сачкову пришлось побывать на Японской войне, где он был даже ранен в знаменитом бою под Ляояном. Пришлось также года три провоевать с немцами в последнюю Мировую войну.
Но мысленно сравнивая те войны с этой, происходящей теперь в Москве войной, он находил, что эта война куда страшнее. Там неприятель почти всегда был виден; в атаку шли большими колоннами, подбадривали друг друга криками, здесь было совсем не то. Врага не было видно вовсе, но он мог таиться в каждой подворотне, в каждом слуховом окне, за каждым углом и поворотом. Уже почти совсем рассвело и на окнах безмолвных домов алели лучи зари.
Все эти дома и особняки казались опустевшими и мертвыми. Иван Сачков, монтер по профессии, часто бывал в них, чинил электричество, проводил звонки. Он знал, какая роскошь скрывается за этими стенами, какую беззаботную жизнь вели те, кто жили в этих домах.
Иван Сачков давно уже был революционером. Революционером он сделался на Японской войне; тогда революционерами сделались многие. Он видел, как эксплоатировали народ люди, имеющие деньги или облеченные властью, и эта несправедливость, в особенности там, на Дальнем Востоке, перед лицом смерти, глубоко его потрясла. Впоследствии ему пришлось посидеть и в тюрьме за распространение революционных прокламаций, но и тюрьма не охладила его пыла. Теперь, после Февральской революции, он оказался одним из старейших большевиков и стал усиленно работать, агитируя против Временного Правительства. Когда от слов перешли к делу, он не задумался выступить с оружием в руках.
«Да, — думал Иван Сачков, пробираясь по бульвару, — этакие три дня стоят трех месяцев сидения в окопах, вон там в окне, как будто что-то мелькнуло! Уж не юнкерская ли засада».
В это время сзади загремели выстрелы и послышался грохот бешено несущегося грузовика; наперерез Сачкову пробежал какой-то высокий мужчина и две старухи. Через мгновение эта странная тройка скрылась в переулке, а из грузовика между тем грянул ружейный залп.
Сачков понял, что это могли быть только белогвардейцы, так как автомобиль обстреливался со стороны Сенной площади, занятой красными. Поэтому он и его спутники послали вслед грузовику несколько пуль.
Грузовик скрылся за Зубовской площадью, а Сачков со своим отрядом медленно стал продвигаться дальше.
— Смотри-ка, — сказал вдруг один из рабочих, — мальчишку убили. Ишь, бедняга, валяется!
Сачков остановился и стал присматриваться. По середине бульвара в самом деле неподвижно лежал какой-то мальчик.
— Надо бы его осмотреть, — сказал Сачков, — может ранили только, жалко мальчонку.
И он, оглядевшись по сторонам, быстро подбежал к телу мальчика.
За годы войны он привык одним прикосновением руки отличать убитого от раненого.
— Конечно жив, — проговорил он, — надо бы его на пункт снести.
Перевязочный пункт был наскоро устроен в трактире на Смоленском рынке. Несколько врачей и сестер перевязывали раненых. Врачи молчали и недовольно хмурились. Они на свое несчастье жили в этом районе и вот теперь им пришлось поневоле помогать большевикам.
— Это что за мальчик? — спросил высокий солдат с красным бантом, который был повидимому начальником.
— На бульваре подняли, — отвечал Сачков, — ранен.
Врач осмотрел рану и нашел ее неопасной. Пуля пробила только мягкие ткани. Обморок был следствием большой потери крови.
— Только нам тут с этим мальчишкой возиться не приходится, — сказал начальник Сачкову, — видишь, люди как дрова сложены, глядишь, еще раненых понатащат.
Между тем Вася пришел в себя.
— Ты кто такой будешь? — спросил его начальник.
Вася долго не мог опомниться. Он молча осматривался кругом, не понимая, где он находится.
— Слышишь, — отвечай что ли, ты кто такой?
— Я Стахеев, Василий Стахеев, я живу там в Сивцевом-Вражке.
Начальник свистнул.
— Ишь ты, какая цаца, — сказал он, — знаю я этих Стахеевых, это у них такой домина с садом. Молодчина, Сачков, буржуев спасать начал.
Сачков нахмурился.
— Какой он буржуй, — пробормотал он, — не с детьми воюем.
— Ну, уж он и на дыбы! Только вот что я тебе скажу: здесь у нас места нет, волоки его, куда хочешь, только чтобы здесь его не было.
Вася между тем от слабости впал в какое-то полузабытье.
Он пробормотал только:
— У нас дома никого нет.
— Ладно, — объявил Сачков, — возьму его к себе, а там видно будет.
Сачков жил рядом, в Ростовском переулке.
Когда Вася через час снова открыл глаза, он увидел себя лежащим на широкой деревянной кровати под одеялом из пестрых лоскутов. Он находился в маленькой комнате, обстановка которой была ему совершенно чужда и непривычна. О таких комнатах ему приходилось читать в рассказах, где описывалась жизнь бедных людей; но в действительности ему еще ни разу не приходилось бывать в таких комнатах.
Вместо роскошных картин здесь на стенах висело несколько пожелтевших фотографий и лубочных картинок. Кроме кровати в комнате стоял простой деревянный стол и несколько стульев. В углу стоял еще небольшой шкаф для посуды со стеклянной дверцой.
Посуда эта очень отличалась от той, которая блистала в шкафчиках Анны Григорьевны.
Непосредственно рядом с комнатой была, повидимому, кухня, из которой доносилось шипенье. Очевидно, на сковородке жарили блины или оладьи.
В комнате никого не было. Осмотревшись, Вася захотел было встать, но почувствовал сильную боль в плече и невольно застонал
— Очухался, паренек, — послышался женский голос.
Дверь в кухню приотворилась, и в комнату заглянула худая бедно одетая женщина с добрым болезненным лицом. Из-за нее выглядывала маленькая девочка лет восьми, которая с любопытством уставилась на Васю.
— Где я? — спросил он.
— Ничего, лежи, лежи, — сказала женщина, — ты уж лучше молчи, да не ворочайся, смотри! А то как захлещет кровь, что я с тобой буду делать?
— А вы кто? — спросил Вася.
— Мы Сачковы, — тонким голоском ответила девочка.
— Ну вот, — сказала женщина, — эта тебе все расскажет; она у меня разговорчивая, а то боюсь, оладьи бы не пригорели.
Она отошла от двери и втолкнула девочку в комнату.
Девочка, продолжая смотреть на Васю, подошла близко к его постели и взобралась на стоявший рядом стул.
Сначала они молча смотрели друг на друга.
— А как тебя зовут? — спросил Вася.
Девочка широко улыбнулась и ответила с удовольствием.
— Зовут меня Настей, а тебя как зовут?
— А меня Васей. А кто твой папа?
— Папаня электричество чинит, звонки. Сколько у него всяких молоточков, да клещей! Страсть!
— А сейчас он где?
— А сейчас он из ружья стреляет.
— Он что же большевик?
— Большевик. А ты тоже большевик?
— Не знаю.
— А кто тебя застрелил? — спросила девочка.
— Какой-то солдат с автомобиля выстрелил.
— Папаня сказал, что ты очень богатый.
Вася вспомнил дом тетушки, в котором он жил, как в тюрьме, и ответил:
— Это тетушка богатая, а не я.
В это время в кухне послышались мужские голоса.
— Папаня, папаня, — закричала девочка и побежала в кухню.
«Должно быть это сам Сачков пришел», — подумал Вася.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел, как показалось Васе, необыкновенно высокий человек, повидимому едва державшийся на ногах от усталости.
— Ну, как живем? — спросил он, ставя в угол ружье и тяжело садясь на стул. — Фу, жаркие денечки! Ты, Марья, скорей оладьи-то давай, — крикнул он жене, нам засиживаться некогда. Федор, ступай сюда, посмотри какого я красавчика подобрал. Федор, слышишь что ли?
В это время Марья вошла в комнату, неся в руках миску румяных оладьев. Вслед за нею вошел...
Вася, забыв про свою рану, так и подскочил на постели, но тут же со стоном упал на подушку. Это был Федор, его приятель Федор!