Черные блестящие грани были полупрозрачны, и в снаряде царил мягкий, ровный свет. Не разделенный на части эллипсоид походил на большой зал первоклассного трансатлантического парохода. Сложная, гармонично расположенная обстановка говорила о большом вкусе его владельцев. Мозаичные подобия наших земных столов и кресел, а также десятки различных предметов и приспособлений поражали красотой и богатством форм. При повороте головы все меняло свой тон, искрилось и блестело мягко, не режа глаз. Впечатление завершалось неизвестными нам приборами, носившими те же признаки легкости и совершенства. Приятно-прохладный воздух был пропитан едва уловимым ароматом. И никаких следов машин.
— Какая прелесть! — воскликнул профессор. — Но где же машины? Не святым же духом они прилетели!
Лететь же они, повидимому, еще не собирались: люк оставался открытым, и лучи солнца горячими струями вливались через широкий проход. Безмолвно наблюдая за нами, сатурниты следили за всеми нашими движениями, продолжая, очевидно, изучать нас. Одно нас радовало и возбуждало — некоторое чувство гордости: судя по нашему снаряжению, одежде и чертежам профессора, они не могли считать нас пришельцами из некультурной страны.
Обойдя помещение снаряда, мы остановились, считая осмотр законченным. Заметив это, сатурнит вышел наружу и, подавая нам знаки, указал на видневшуюся вдали тряпку. Мы поняли, что он хотел этим сказать, и, захватив с собой некоторые приборы, направились, к холмику. Все сатурниты толпой последовали за нами. Хотя это и не могло быть понятным, но, основываясь на данных в чертежах объяснениях, профессор вынул магнето и начал вращать его ручку. И вдруг послышались жужжание и свист, и в пространстве образовался черный зияющий провал, через который посыпались каскады искрящихся лучей… Я застыл, как вкопанный, магнето вывалилось из рук профессора и с треском упало на почву… И сразу же все исчезло.
Из уст зрителей хором раздалось громкое и восторженное: «у-ва´-у!» Они были поражены так же, как и мы, увидев мир, откуда мы появились.
— Брайт! — закричал профессор. — Сколько событий в один день! Мы сможем вернуться домой и обо всем рассказать! Мы не отрезаны — мы прочно связали два мира! Но не теперь, — прибавил он, — мы полетим сначала с ними и изучим их край!
Затем, окинув взглядом величественную толпу сверкающих на солнцах великанов, он медленно и торжественно произнес:
— Никогда еще, дорогой мой юноша, я не испытывал в жизни такого прилива гордости, как в момент этой невольной демонстрации трудов моей жизни перед этой достойнейшей аудиторией.
— И я горжусь перед ними, мистер. Брукс, но не собою, а вами и не жалею, что еще недавно был готов вместе с вами умереть!
Мы яростно пожали друг другу чешуйчатые металлические руки. Но, очевидно, и сатурниты пожелали выразить свою оценку происшедшему: двое из них приблизились, схватили нас и неожиданно подняли вверх. Прижав нас к своим мощным грудям, они пошли по направлению к снарядам, и вся толпа сопровождала их с громким пением: «И-ву´-и!»
Солнца катились к горизонту.
Сатурниты быстро разместились по эллипсоидам, захлопнули люки и герметически завинтили крышки. Внутри было уже темно. Внезапно шестиугольные грани засветились мягким голубым светом, и предметы приобрели фантастический оттенок, причудливо переливаясь голубыми тонами.
Все сели, прислонившись спинами к стенам. Один из сатурнитов подошел к центральному столу и повернул его крышку. Мы ощутили толчок и тяжесть в ногах и почувствовали себя крепко прижатыми к сиденью и спинке: снаряд поднимался, очевидно, с большим ускорением вверх. Все это произошло бесшумно, без малейшего звука мотора.
— Так вот где их машина! — воскликнул профессор. — То, что мы принимали за столы, является на самом деле аппаратами. Но нам так же трудно будет понять принцип их действия, как дикарю — устройство радиоприемника. Брайт, — прибавил он, с трудом потирая отяжелевшие руки, — сколько интересного предстоит еще впереди! Но посмотрим, однако, как далеко мы улетели от нашей луны.
Я повернулся, желая выглянуть через шестиугольные окошки, но ничего не увидел: испуская голубой свет, они потеряли прозрачность…
— Мистер Брукс, вы обратили на это внимание?
— Да. Этот принцип освещения куда лучше наших режущих глаза раскаленных нитей электрических ламп.
Поняв, что мы хотели взглянуть на покинутую планету, сатурнит повернул крышку своего стола, и семь окошек под ногами прекратили свечение и стали кристально-прозрачными. Огромный блестящий серп занял все поле зрения.
— Судя по видимой величине планеты, — сказал профессор, — мы удалились от нее уже на много сотен километров. При ускорении, необходимом для того, чтобы покрыть в течение нескольких минут это расстояние, недостаточно чувствовать только тяжесть в ногах: очевидно, здесь фигурируют иные свойства тяготения этого мира или же, вернее, — специальные приспособления сатурнитов. Какая у них, однако, изумительная техника! Но подождите, мы все это узнаем!
Стоявший рядом с нами сатурнит деликатно взял нас под руки и подвел к одному из круглых столов. Затем он наклонил его доску, и мы увидели на темном фоне изображение Сатурна с четырнадцатью лунами. Представленные в натуральном освещении, т. е. огненно-желтыми, они двигались и вращались.
— Это — кинокартина, — высказал я было предположение, но сразу запнулся, заметив, что ни под столом ни над ним ничего нет… Он стоял совершенно изолированно, и никаких признаков механизма или связи с каким-либо аппаратом не было.
— Нет! — воскликнул профессор. — Под столом вы ничего не найдете. Я убежден, что это изображение транслируется сюда с их планеты при помощи радиоволны.
Обратив наше внимание на видневшийся в окошках серп, сатурнит указал на один из спутников Сатурна на изображении. Таким образом мы узнали, на какой именно луне мы находились.
— Интересно было бы проверить, действительно ли мы летим на Сатурн…
— Сейчас попытаюсь.
Я обвел руками помещение эллипсоида и протянул палец — сначала в пространство по направлению полета, а затем — к столу. Сатурнит, к моему удивлению, указал не на центральную планету, а на один из ее спутников…
— Неужели он не понял? — я вопросительно взглянул на профессора. Он засмеялся и ответил:
— Нет! Он понял и дал вам правильный ответ: мы летим именно на указанную луну! Я уже раньше предполагал это. Понимаете, в чем тут дело?
— Замечательно! — воскликнул я, сообразив. — Так вот чем объясняется, что сатурниты не страдали на покинутой нами планете от пониженного давления и тяготения! Да они — не с Сатурна!
— Совершенно верно.
Сатурнит внимательно прислушивался к нашим словам, и у меня возникла странная мысль…
— Вам не кажется, мистер Брукс, что он понимает, о чем мы говорим?..
— Возможно. Мы не знаем, что это за существа и какие у них способности…
В этот момент «рулевой», поднял вверх руку, как-будто о чем-то предупреждая, и двое сатурнитов обхватили нас крепко за талию. Затем с магическим столом было что-то проделано, и снаряд внезапно опрокинулся «вниз головой»… Мы забарахтались, как пойманные лягушки, и почувствовали, что потеряли свой вес: тяготение было уничтожено — снаряд пересекал, очевидно, «нейтральную зону» между двумя планетами. Через несколько мгновений мы снова стояли на первоначальном полу, но теперь под ним была уже планета, к которой мы приближались.
Та ловкость и спокойная уверенность, с какой сатурниты проделали этот сложный междупланетный фокус, привели нас в восторг. Когда наши талии были освобождены, мы беспомощно повисли в воздухе, потеряв всякое чувство ориентировки. Потолок, стены и пол смешались, и мы застывали в пространстве в любом положении, а при малейшем движении — стремительно летели по всем направлениям.
— Мы падаем на планету с быстротой, равной ее «земному» ускорению, — рассуждал профессор, упираясь своей головой в мою и заняв по отношению ко мне перпендикулярное положение.
— Почему вы так странно «стоите», мистер Брукс?
— Я-то стою прямо, а вы зачем-то прицепились ко мне под углом!
Я хотел было привести профессора в параллельное себе положение, но при первой же попытке стукнулся носом о его ноги, и мы разлетелись в разные стороны. Ударившись по дороге о какого-то сатурнита, я благополучно достиг головою стены. Профессор же успел пока уцепиться левой ногой за потолок, в то время как правая барахталась в воздухе.
— Брайт! — послышался сверху его голос. — Зачем вы стали на голову?..
— Я думаю о том, — ответил я в тон, — почему резонатор начал вдруг действовать, а в этом положении удобнее всего размышлять.
— Это произошло оттого, — объяснял профессор, плавно покачиваясь, подобно баллону с водородом, вокруг своей ненадежной точки опоры, — что время по Эйнштейну относительно и различно протекает в разных мирах…
Я внимательно слушал, глядя на чешуйчато-блестящее темя своего собеседника.
— И моменты, — продолжал он, — двух одновременно происходящих событий на разных системах могут поэтому и не совпадать. Таким образом, понятие одновременности теряет в этом случае всякий смысл. Возможно, что резонатор пришел в действие немедленно после первого поворота ручки магнето, но для нас это было не одновременно! Времена различных систем могут иметь определенный кругооборот и периодичность с соответствующими совпадающими моментами. И каждый раз в эти моменты резонатор будет отвечать на призыв магнето, в прочие же — упорно молчать. Возможно также, — прибавил профессор, энергично взмахнув рукой и отлетев к противоположной стене, — что и первоначальная гипотеза не лишена некоторой доли истины. В таком случае остается предположить закономерную кругообразность вращения планет и пространств с периодически совпадающими точками, и только в моменты этих совпадений возможен переход через границу миров.
Сатурниты привыкли, очевидно, к такого рода полетам: нисколько не смущаясь, они свободно «витали» в пространстве, делая все, что надо, и не испытывая, повидимому, никаких неудобств. Большинство предметов было прикреплено к плоскостям, которые еще недавно назывались «полом», «потолком» и «стенами», фактически же таковых здесь не было — содержимое снаряда было равномерно распределено по всей его эллипсоидообразной поверхности. Все же неприкрепленные мелочи собрались под влиянием взаимного тяготения в одну кучу в центре пространства н при малейшей попытке достать что-нибудь разлетались во все стороны. У сатурнитов были для этой цели специальные удочки с крючками, и им не стоило ни малейшего труда «поймать» любой предмет.
— Я размышлял далее, — продолжал профессор, переворачиваясь на потолке на другой бок, — о первой гипотезе прекращения действия резонатора. Если она верна, мы сможем в будущем попасть на другие солнечные системы. Более того: перенеся оборудование на планету сатурнитов, мы перешагнем вторую границу миров и перенесемся в третье пространство… Брайт! Мы облетим с вами десятки миров четырехмерной вселенной!
Нет, профессор был прямо невыносим. Эта чудовищная идея была потрясающей. Охвативший меня бешеный восторг должен был вылиться в движениях. Не будучи в состоянии сдержать порыв и совершенно забыв о «весе» своего тела, я стремительно бросился обнимать профессора.
— Осторожно! Тише! — закричал он. — Разобьете себе голову!
Но было уже поздно: кувыркаясь, я стремглав полетел в пространство, немилосердно размахивая безудержно болтавшимися руками и ногами. Неизвестно, чем бы этот «полет» окончился, если бы после описанных мною нескольких мертвых петель один из сатурнитов не подцепил меня ловко удочкой за ногу. Сняв свою поимку с крючка, он взял меня подмышку и усадил на какую-то стену. Голова моя тотчас же сама поднялась, а тело вытянулось по направлению к центру снаряда.
Убедившись, что все окончилось благополучно, профессор расхохотался.
— Висите спокойно и не шевелитесь, — приказал он. — Своей неудачной выходкой вы прервали течение моих мыслей!
Я не мог, действительно, не согласиться, что мой сентиментальный порыв окончился не совсем удачно, вылившись в несколько неожиданную форму…
— Я хотел только прибавить, — продолжал профессор, — что мы войдем в контакт с сатурнитами и будем в дальнейшем вместе работать. У них должны быть ученые, по сравнению с которыми мы окажемся школьниками. Мы воспользуемся их техникой и посвятим их в наши планы. Затем мы перенесем их снаряды на землю, и облетим всю нашу солнечную систему!
— М-да… — осторожно промычал я, стараясь всеми силами спокойно висеть. Богатый опытом, я на сей раз успешно сдержал свой восторг.