Партийное собрание в институте подходило к концу. В повестке дня стоял только один вопрос — о бдительности. В зале было душно и накурено, нехватало стульев, и некоторые из присутствующих расположились на подоконниках.
— Слово товарищу Сергееву, — объявил председатель.
Прежде чем начать говорить, Сергеев внимательно осмотрел сидящих. В зале сидели люди, с которыми он много лет работал, был связан общими интересами, изобретательской и партийной работой… Так почему же большинство выступавших до него говорили, что вчерашний взрыв дело врага? Откуда враг мог пробраться к ним, в их среду? Ерунда, не может быть…
— Товарищи, — начал Сергеев свою речь, — я не могу согласиться с теми, кто считает вчерашний взрыв делом рук врага. На врага, да к тому же непойманного, легче всего валить. Я считаю, что дело проще простого: невнимательны мы — в этом главное. У нас много молодых, малоопытных работников, контроля над ними нет. Крантик, винтик отвернут, да так и оставят. Дело, кажется, пустяковое, а всё, очевидно, отсюда и началось. Невнимательны мы, товарищи, до неряшливости невнимательны. Вот в чем корень зла…
Сергееву не пришлось кончить своей речи. Гул возмущения, протеста нарастал в зале. С мест послышались крики:
— Не туда гнешь, Алексей Федорович… Кабинетным ученым сделался… Не видишь, что вокруг делается…
Сергеев запнулся на полуслове. В чем дело? Что такое? Навстречу ему спешил новый оратор, взволнованный, злой.
— Слово имеет инженер Осипов! — едва успел крикнуть председатель.
А Осипов уже говорил. Говорил взволнованно, нервно. Он не мог удержать слов, гневных, резких, направленных против Сергеева.
— Я не могу согласиться с Алексеем Федоровичем… Нельзя так, Алексей Федорович… Ты старый член партии, а говоришь — неряшливость. Если и есть неряшливость, то это наше благодушие, и твое, в частности. Я считаю, что вчерашний случай требует самых серьезных выводов. Классовый враг не дремлет… Ничего себе, неряшливость!.. Крантики… винтики… Да на заводе любой знает, что нужно быть дьявольски осторожным! Нет, тут не оплошность, товарищи. Дело, по-моему, посерьезнее. Я считаю, что вчерашний случай требует надлежащих выводов и особенно для тебя, Алексей Федорович. Нельзя быть таким близоруким…
Осипов говорил много.
Растерянный, смущенный, Сергеев вышел в коридор и закурил папиросу. Было неловко, досадно на себя. Неужели он действительно ничего не видит? Поднялся наверх к себе в кабинет. Посмотрел на часы. Уже девять. Сегодня приехала жена, а он со вчерашней ночи не был дома. Да, после собрания сразу домой… Зазвонил телефон.
— Да, я — Сергеев. Кто говорит? А, товарищ Дымов… Сейчас домой. А не поздно? Ну ладно, давайте адрес. Нет, нет, конечно, никому. Пока.
Сергеев записал адрес и позвонил в гараж.