Годъ отъ году самовольные поиски казаковъ становятся все рѣже да рѣже, и хотя они еще "охотятся" въ одиночку по берегамъ Кумы и Кубани, хотя они навѣщаютъ по старой памяти крымскіе улусы, но такія прогулки уже не доставляютъ прежнихъ выгодъ и привлекаютъ лишь немногихъ удальцовъ-богатырей; съ присоединеніемъ же Крыма, съ заселеніемъ Кубани -- и вовсе прекращаются. Населеніе Дона поневолѣ ищетъ хлѣба въ своей же землѣ, а земля тамъ щедро награждаетъ трудъ земледѣльца. И вотъ, гдѣ прежде раздавался лишь призывный кликъ къ оружію, гдѣ шумѣли казачьи круга, гдѣ носились конные пикеты или заставы, -- тамъ заколыхалась золотистая пшеница, зашумѣла рожь высокая, поникло къ землѣ густыми метелками проса. Берега тихаго Дона, оглашаемые въ старину богатырскими пѣснями, стали обростать густыми виноградниками. Казаки начали сѣять и молотить хлѣбъ, собирать виноградъ, давить вино, ловить рыбу, солить икру и балыка. Однако же земледѣліе и мирные промыслы не ослабили воинскаго духа. Участвуя почти во всѣхъ войнахъ своего общаго отечества, донцы сохранили прирожденную имъ удаль и лихость въ наѣздѣ, чуткость уха, зоркость глаза. На остановкахъ ли, во время передвиженій ли, донцы служили нашей арміи передовой стражей; они первые открывали непріятеля, встрѣчали его боемъ, въ случаѣ побѣды наносили бѣгущему послѣдній ударъ, а въ случаѣ отступленія принимали всѣ удары на себя. Величайшій изъ полководцевъ, царь Петръ Великій, неоднократно похвалялъ, даже награждалъ донцовъ за ихъ трудную и радѣтельную службу. Свой первый подвигъ, еще юношей, царь совершилъ на казачьей чайкѣ, окруженный казачьей дружиной.

Въ мартѣ 1695 г. въ войскѣ Донскомъ была получена царская грамота: "Мы, великіе Государи, указали быть на нашей службѣ, на Дону, генералу нашему Петру Гордону съ солдатскими и стрѣлецкими полками; собираться имъ въ Тамбовѣ и итти съ Тамбова на Хоперъ, съ Хопра на Донъ въ Черкасскій. И тебѣ, войсковому атаману, Флору Минаеву, и всему войску Донскому, съ тѣми ратными людьми промышлять надъ непріятелями. Постараться бы вамъ, атаманамъ и казакамъ, чтобы о приходѣ нашихъ ратныхъ людей на Домъ азовцы прежде времени не узнали. Пусть указъ этотъ останется въ тайнѣ, чтобы кромѣ тебя, атамана, и старшинъ, никто не зналъ".-- Войска пришли въ полѣ, а вслѣдъ за ними прибылъ самъ Государь и немедленно двинулся подъ Азовъ. Однако въ ту пору удалось лишь взять Каланчевскія башни, ненавистныя казакамъ, да построить противъ Азова новую, Сергіевскую крѣпость, -- съ тѣмъ и отошли, Въ слѣдующемъ году спустили изъ Воронежа, подъ надзоромъ царя, первую русскую флотилію. изъ 23 галеръ, нѣсколькихъ брандеровъ и двухъ кораблей; въ это же время Гордомъ обложилъ крѣпость съ 60 тыс. войскомъ. По пріѣздѣ въ Черкаскъ Государь узналъ о присутствіи турецкаго флота и приказалъ своимъ галерамъ выйти въ море. Такъ какъ по мелководью галеры по могли пройти въ устьяхъ Дона, царь пересѣлъ на мелкую казачью лодку и, въ сопровожденіи сотни такихъ же чаекъ, вышелъ навстрѣчу туркамъ.

Нападеніе удалось. Здѣсь казаки въ первый разъ въ виду Государя показали свое искусство въ морскомъ дѣлѣ; они взяли 2 турецкихъ корабля и большую добычу: 50 т. червонцовъ, 70 пушекъ, 80 бочекъ пороху, много разнаго оружія. воинскій снарядъ поступилъ въ казну, а всѣ деньги, сукна и прочую добычу получили казаки. Итакъ первой своей побѣдой русскій флотъ обязанъ участію казаковъ. Мало того: подъ Азовомъ Царь окончательно убѣдился, что только морскія силы могутъ дать перевѣсъ въ борьбѣ съ Турціей. Упорные въ защитѣ крѣпостей, турки робѣли на морѣ, что казакамъ было на руку. Если имъ случалось окружить своими лодками корабль съ высокими бортами, на которые трудно взлѣзать, одни рубили ихъ топорами, чтобы ворваться внутрь, другіе въ это время стрѣляли вверхъ или кидали ручныя гранаты. Тѣ же отважные мореходы, въ числѣ пяти тысячъ, подъ предводительствомъ Флора Минаева, участвовали въ осадѣ и приступахъ къ Азову. Не смотря на присутствіе иностранныхъ инженеровъ и артилеристовъ, которые руководили осадными работами, турки защищали свою крѣпость съ обычнымъ имъ мужествомъ; крымскіе татары, стоявшіе за Кагальникомъ, тревожили осажденныхъ въ ихъ лагерѣ, не давали имъ покоя на днемъ, ни ночью. А тутъ, ко всѣмъ невзгодамъ, дожди заливали траншеи, смывали земляныя насыпи -- туго шла осада, пока 1 1/2 тыс. казаковъ, донскихъ и малороссійскихъ, не ворвались самовольно въ крѣпость и не заняли двухъ бастіоновъ. Тогда турки, не ожидая штурма, сдали крѣпость, а черезъ 3 дня сдался и Лютикъ, маленькая крѣпостца, вооруженная 30-ю пушками: она защищала самый сѣверный рукавъ Дона. Пребываніе русскаго царя въ Черкаскѣ и совмѣстное дѣйствіе казаковъ подъ Азовомъ надолго остались въ памяти донцовъ; сложилась пѣсня, гдѣ весь Донъ призывается стать на недруга, потому-де:

"Самъ сизый орелъ пробуждается,

"Самъ Петръ Царь поднимается,

"Со своими князьями, съ боярами,

"Со своими Донцами,

"Со своими Запорожцами".

Скоро казакамъ довелось сослужить болѣе важную службу. Въ самый разгаръ Шведской войны пріѣхали въ Черкаскъ астраханскіе люди съ какими-то письмами. Атаманъ на тотъ же день собралъ кругъ. Когда дьякъ сталь читать эти письма, то оказалось, что астраханцы замышляютъ бунтъ и просятъ войско донское стать вмѣстѣ съ ними за вѣру христіанскую, прислать имъ вспоможеніе. Астраханцы жаловались, будто ихъ отлучаютъ отъ церкви, заставляютъ брить бороды, носить нѣмецкое платье, поклоняться кумирамъ; будто ихъ обложили выше мѣры пошлинами и гоняютъ на тяжкія работы. Выслушавъ эти жалобы, кругъ единогласно постановилъ: "къ такому злому дѣлу не приставать, великому Государю служить вѣрно и неизмѣнно, а за измѣнниковъ никогда не стоить". Тутъ же приговорили: лазутчиковъ, вмѣстѣ съ "прелестными" письмами, немедля отправить въ Москву. И во всѣ городки были посланы войсковыя грамоты "съ жестокимъ смертнымъ страхомъ", чтобы казаки тѣхъ городковъ къ астраханскимъ или другимъ ворамъ не приставали. Послѣ напутственнаго молебна, атаманъ Максимъ Фроловъ съ 2 т. конныхъ выступилъ подъ Астрахань; прочіе городки должны были вырядить которые половину, которые пятую часть, при чемъ доброконнымъ выѣзжать на коняхъ, а безконнымъ плыть на судахъ. Болѣе 10 т. казаковъ собралось тогда подъ Царицинымъ. Астраханскіе стрѣльцы надѣялись взять этотъ городъ приступомъ, но казаки ихъ отбили. Мало того, казаки въ самомъ городѣ разыскивали соумышленниковъ и предавали ихъ казни. По усмиреніи фельдмаршаломъ Шереметевымъ астраханскаго бунта, Государь щедро наградилъ войско Донское. Въ особой грамотѣ царь писалъ: "За такую вѣрную службу послать къ вамъ, атаманомъ и казакамъ, кромѣ обыкновеннаго годоваго жалованья, 20 тысячъ рублей и особо бывшимъ въ Царицынѣ казакамъ 1,869 руб. Для предбудущихъ же лѣтъ, въ память вѣрной службы всего войска Донскаго, пожаловали мы атамановъ и казаковъ честными и знатными войсковыми клейнодами: войсковымъ атаманамъ, въ знакъ ихъ управленія, серебряный вызолоченый перначъ съ каменьями, бунчукъ съ яблоками, съ доскою и съ трубою вызолочеными, знамя большое, писаное на камкѣ золотомъ. На тѣхъ воинскихъ клейнодахъ подписано, что пожалованы донскіе казаки за службу ихъ, въ вѣчную и несмертельную память потомкамъ ихъ. Въ добавленіе къ этимъ клейнодамъ указали мы послать атаманамъ и казакамъ шесть знаменъ камчатныхъ, станичныхъ, писаныхъ золотомъ и серебромъ".-- Будучи потомъ въ Москвѣ, казаки похвалялись, что они пожалованы и взысканы великимъ Государемъ передъ другими народами, потому къ нимъ по присланію царскаго указа о бородѣ и платьѣ. Носятъ они платье по древнему обычаю, какое кому нравится; нѣмецкаго же платья никто изъ казаковъ не носитъ, да и охоты къ нему не имѣютъ. Ну, а если будетъ на то государево соизволеніе, то они, казаки, его волѣ противиться не станутъ"...

Однако, своею радѣтельной службой донцы нажили себѣ враговъ въ своей же собратіи, враговъ ненавистныхъ, злопамятныхъ, пуще чѣмъ татары или турки. Нужно сказать, что между низовыми и верховыми казаками рано стала обозначаться рознь въ правахъ, образѣ жизни и привычкахъ. Низовые считали себя выше верховцовъ. Живя вблизи Черкаска, они во всемъ давали моду; бывали въ Москвѣ, видали пріѣзжихъ купцовъ и промышленниковъ, привыкли къ роскоши и баловству, тогда какъ дальніе городки жили, прежнею суровою жизнію, чтили свято старину и добывали хлѣбъ тяжелымъ трудомъ пахаря; низовцамъ онъ доставался гораздо легче, путемъ промысла или торговли. И по наружному виду они различаются: низовцы красивѣе, одѣваются щеголевато; дома у нихъ красивѣе и убранство наряднѣе, живутъ болѣе по городскому обычаю, часто другъ друга навѣщаютъ и любятъ угощаться. Зато верховцы болѣе домовиты и запасливы, что всегда возбуждало зависть въ низовцахъ. По такимъ-то причинамъ, ревнители старины и поборники древняго благочестія, покидавшіе Русь, находили себѣ надежное убѣжище въ верхнихъ городкахъ по Хопру, Медвѣдицѣ, на Бузулукѣ и Донцѣ. Когда вышелъ царскій указъ, чтобы казакамъ "чинить надъ ними промыселъ", раскольники оттуда бѣжали какъ въ одиночку, такъ и цѣлыми ватагами.

Главный заводчикъ смуты, Некрасовъ, одинъ вывелъ 600 семей и поселилъ ихъ на Таманскомъ полуостровѣ, въ 30 верстахъ отъ моря, гдѣ они уже нашли своихъ единовѣрцевъ, бѣжавшихъ сюда раньше. Многіе перешли на рѣчку Куку и передались крымскому хану. Если попадалъ въ ихъ руки гулебщикъ съ Дона, они безъ жалости его убивали или топили. При защитѣ Азова некрасовцы служили туркамъ вмѣсто лазутчиковъ. Проберутся, бывало, въ русскій лагерь и высмотрятъ глубину окоповъ, расположеніе царскихъ войскъ, или подслушаютъ. секретное распоряженіе. По сдачѣ крѣпости, между ними нашлись такіе, которые совсѣмъ не туречились -- "охреянами" назывались у казаковъ: ихъ казнили въ Черкасскомъ городкѣ всенародно. Еще пуще озлобились некрасовцы и стали проводниками закубанскихъ татаръ, они водили невѣрныхъ на русскія украины, на казачьи городки; жгли, грабили, хватали въ полонъ, и казаки, занятые службой въ дальнихъ концахъ русскаго царства, долго не могла справиться съ этимъ ожесточеннымъ врагомъ своей вѣры. Одно время измѣнники замышляли вмѣстѣ съ горскими народами согнать казаковъ съ ихъ роднаго Дона, разорить Черкаскъ, пожечь всѣ городки и, населивши опустѣлую землю татарами, передаться турецкому султану. Хотя у нихъ на этомъ не вышло согласія, однако, бывали несчастные годы, когда по 2 1/2 тысячи казаковъ томились въ неволѣ, въ закубанской сторонъ. Однажды прошелъ по Дону слухъ о сборахъ некрасовцовъ: говорили, что Некрасовъ поднимаетъ татарскую силу въ 5 тыс., чтобы итти подъ турка. Казаки этой баснѣ не повѣрили. По верховымъ и низовымъ городкамъ была разослана "опасная" грамота, "чтобы всѣ казаки держали ружья въ чистомъ, кормили лошадей и были въ готовности въ одинъ часъ выступить въ походъ; чтобы крѣпили городки, не выходили и не выѣзжали въ поле безъ оружія". Въ каждомъ городкѣ прочитывали на сборѣ грамоту и, снявши съ нея копію, посылали дальше безъ задержанія. Еще не успѣла опасная грамота обойти всѣ городки, какъ казачііі разъѣздъ, высланный въ кубанскую сторону, напалъ на татарскія сакмы. Населеніе было въ ту пору на лѣтнихъ работахъ. Почетные старики, схвативши знамена, выѣхали съ ними сзывать народъ въ осаду. Завидя знамя, старъ и младъ, жены и малые ребята спѣшили въ городки, сносили свое имущество въ церковныя ограды, подъ защиту пушекъ. Въ тѣхъ же городкахъ, гдѣ не было этой защиты, поднимали изъ церквей св. образа, творили крестные ходы, добро, которое получше, прятали въ землю. То былъ "всеобщій сполохъ", какъ говорили въ старину. Между тѣмъ, наступила ночь. На гребнѣ возлѣ рѣчки Сала загорѣлся сначала одинъ маякъ, потомъ другой, третій, а черезъ нѣсколько минутъ запылала вся кубанская сторона: горѣла солома, хворостъ, смоляныя бочки. Давно ужъ этого не бывало, чтобы всѣ маяки пылали; должно быть, татары поступали не иначе, какъ цѣлой ордой. Въ ожиданіи непріятеля, войсковой атаманъ стоялъ у Черкаска, а татары въ это время внезапно появились передъ Кумшацкою станицей, переплыли Донъ, выжгли городокъ и, разсыпавшись въ сосѣднихъ станицахъ, брали въ плѣнъ людей, отгоняли скотъ, хватали добычу, послѣ чего, такимъ же порядкомъ переплывши Донъ, скрылись въ свою сторону.

Но донцы никогда не прощали подобныхъ набѣговъ; они платили тою же монетою, и чѣмъ больше было выжжено городковъ, тѣмъ больше они истробляли татарскихъ кибитокъ. Въ 1737-мъ году атаманъ выступилъ на Кубаль съ сильнымъ отрядомъ изъ 9 1/2 тыс. конныхъ и 1 1/2 тыс. пѣшихъ казаковъ, съ пушками и малыми мортирками. На рѣчкѣ Еи къ казакамъ присоединился калмыцкій ханъ Дондукъ-Омбо; дальше двинулись вмѣстѣ. Впереди разстилалась чорная безотрадная степь, выжженая татарами; солнце накаливало голую землю все равно какъ камень; горячій воздухъ былъ пропитанъ гарью; люди изнывали отъ жажды, лошади падали отъ изнуренія. Вотъ, наконецъ, завидели казаки завѣтную Кубаиь, но изъ 10 т. подошло лишь 5 т. самыхъ доброконныхъ. Вмѣстѣ съ калмыками она переплыли на лѣвый берегъ, напали на татарскіе улусы и разгромили болѣе тысячи кибитокъ, при чемъ нахватали столько же плѣнныхъ, 2 тыс. лошадей и 5 тыс. штукъ рогатаго скота. Изъ-подъ г. Темрюка казаки хотѣли-было двинуться кверху по рѣкѣ, но здѣсь узнали, что вѣсть объ ихъ набѣгъ уже разошлась между улусами, и что татары, забравши свои пожитки, скрылись въ горы, куда походному войску, за множествомъ воды и болотъ, никакъ не пробраться. "Учиня возможное непріятелю разореніе", атаманъ Фроловъ вернулся во-свояси. И долго еще кубанская орда, подымая измѣнниками, повторяла свои воровскіе набѣги, пока до нея не добрался Суворовъ.

Обласканные и оцѣненные по заслугамъ донцы, сподвижники первыхъ походовъ царя Петра, служили съ такимъ же радѣніемъ его дочерямъ, внукамъ и правнукамъ. Въ Семилѣтней войнѣ, гдѣ наши вмѣстѣ съ австрійцами бились противъ пруссаковъ, казаки явились дорогими, желанными сподвижниками войскъ регулярныхъ. Правила и наставленія великаго учителя, царя-полководца, стали въ ту пору забываться, воинскій духъ ослабѣлъ. Хотя русскія войска сохраняли присущую имъ храбрость вмѣстѣ съ упорствомъ въ бою, но сдѣлались неповоротливы, малоподвижны, къ большимъ переходамъ неспособны. Для того, чтобы перестроиться въ боевой порядокъ, требовалось не менѣе сутокъ, и послѣ того уже боялись сдвинуться съ мѣста, боялись перепутаться. Конница выстраивалась также мѣшкотно; она стала надѣяться больше на ружье, чѣмъ на саблю; кирасиры иначе по ходили въ атаку, какъ рысью. Переходы въ 20 верстъ считались тогда уже большими, потому что движеніе войскъ затруднялось многочисленной и тяжелой артиллеріей, множествомъ повозокъ и экипажей, слѣдовавшихъ сзади. Развѣдки о непріятельскихъ силахъ не считали особенно нужными, почему сторожевая служба исполнялась плохо. А, между тѣмъ, прусскій король былъ противникъ опасный; его войска явились на поле битвы хорошо обученныя; прусская армія быстро исполняла всѣ передвиженія, легко переходила изъ походнаго порядка въ боевой, изъ боеваго въ походный; ходила шибко, съ небольшимъ обозомъ. Король смѣло проходилъ страну, залитую тремя непріятельскими арміями. Онъ не боялся, что ему ударятъ во флангъ или тылъ. Бывали случая, что онъ двигался съ войсками на разстояніи пушечнаго выстрѣла отъ австрійцевъ, и это сходило ему даромъ.

Въ Семилѣтней войнѣ донцовъ перебывало 15 тыс., но въ началѣ кампаніи ихъ было меньше, только 9 т. На поляхъ далекой и невѣдомой имъ Германіи, донцы и явились тѣми же вольными сынами степей, не измѣнивъ ни своихъ дѣдовскихъ обычаевъ, ни воинскихъ сноровокъ; и много прошло времени, прежде чѣмъ непріятель распозналъ ихъ силу, сталъ къ нимъ приспособляться. По обыкновенію, казаки дѣлились на сотни и полки, по 500 чел. въ каждомъ. Выѣзжали съ Дона о-двуколь, безъ всякихъ обозовъ. Своею необычайною подвижностью и юркостью казаки какъ бы возмѣщали недостатки всей остальной арміи. Они легко переносились съ мѣста на мѣсто, питались не изъ магазиновъ или повозокъ, а чѣмъ Богъ послалъ; служили арміи то авангардомъ, то арріергардомъ, и, кромѣ охраненій, собирали для нея фуражъ, продовольствіе; замѣняли главнокомандующему и зрѣніе, и слухъ, потому что черезъ нихъ онъ получалъ самонужнѣйшія вѣсти. Искусные въ наѣздахъ, осторожные на мостахъ, привычные къ труду, казаки брали верхъ надъ всѣми легкоконными полками. Даже прусскіе гусары боялись съ ними сшибаться, не имѣя чѣмъ отразить ударъ длинной пики или взмахъ турецкой сабли. Все это скоро подмѣтилъ въ донцахъ Суворовъ, который въ ту пору сталъ обозначаться, какъ будущій полководецъ. Его первые подвиги, еще въ чинѣ подполковника, были совершены при участіи донцовъ, и съ тѣхъ поръ онъ почти не разстается съ ними. Донцы сопровождаютъ его въ Пруссіи, въ Польшѣ, въ Турціи, на берегахъ Волги и Кубани, на поляхъ Италіи, въ горахъ Швейцаріи -- вездѣ, гдѣ Суворовъ воевалъ, какъ самостоятельный начальникъ. Сидя на донскомъ конѣ и сопровождаемый донскимъ казакомъ который возилъ его длинный палашъ, Суворовъ совершилъ замѣчательные свои походы, одержалъ самыя блистательный побѣды, Суворовъ сроднился съ донцами, потому что самъ родился воиномъ -- вотъ что ихъ связало на полвѣка.

Въ началѣ Семилѣтней войны боялись отпускать казаковъ далеко: ихъ назначали больше на пикеты, на развѣдки, посылали въ недальніе набѣги. Про донцовъ пустили дурную славу, что они немилосердно грабятъ мирное населеніе городовъ и деревень; но это обычный поклепъ на русскія поиски, которыя ничуть не хуже французовъ или нѣмцевъ. Одинъ нѣмецкій пасторъ видѣлъ какъ казаки вступали въ его родной городъ, и записалъ слѣдующее: "Нѣсколько тысячъ казаковъ и калмыковъ, съ длинными бородами, суровыми лицами, со своимъ необычайнымъ вооруженіемъ, проходили сегодня по нашимъ улицахъ. Видъ имѣютъ они страшный, но въ то же время величественный. Тихо они прошли черезъ весь городъ и размѣстились по деревнямъ, гдѣ уже раньше имъ отвели квартиры".-- Вотъ и все: о грабежахъ ни слова.

Въ первый годъ кампаніи русскіе явились какъ бы съ тѣмъ, чтобы только показать свою силу: они разбили пруссаковъ и отошли къ границамъ. Это было въ 1757 г., а сраженіе, въ которомъ они остались побѣдителями, носитъ названіе по имени деревни, Гроссъ-Эгерндорфскаго. Пруссаки застали насъ тогда врасплохъ: батальоны еще устраивались къ битвѣ, когда непріятель всѣми силами уже наступалъ. Въ одно время войска и строились, и отбивались. Правый флангъ и центръ вступила въ дѣло раньше; войска авангарда, стоявшія влѣвѣ, были пока заняты перестрѣлкой. Но вотъ показались казаки подъ начальствомъ Серебрякова. Но спѣша, объѣхали они лежащее впереди болото, опустили пики и съ обычнымъ гикомъ понеслись на прусскую конницу: то были драгуны принца Браулшвейгскаго. Казалось, драгуны погибли. Не тутъ-то было: подскакавъ на ближнюю дистанцію, донцы остановились и повернули лошадей; драгуны тотчасъ за ними. Прусская конница, преслѣдуя по пятамъ казаковъ, неслась прямо въ пасть 15-ти совершенно готовыхъ къ бою батальоновъ; кромѣ того, ее ждали 40 заряженныхъ полковыхъ пушокъ и полевая артиллерія большаго калибра. Наша пѣхота раздалась, пропустила казаковъ и только головной непріятельскій эскадронъ успѣлъ проскочить за фронтъ. Въ это время правофланговые полки уже успѣли зайти правымъ плечомъ, а батареи, повернувши пушки, дала картечный залпъ поперекъ скачущихъ эскадроновъ, что имѣло успѣхъ "наивожделѣннѣйшій". Всадники, усидѣвшіе на коняхъ, бросились назадъ; проскочившіе же за фронтъ попали въ западню: тѣ же казаки, вмѣстѣ cъ драгунами, перебили ихъ всѣхъ до единаго. Тогда нашъ авангардъ двинулся всѣми силами впередъ, но пруссаки уже вездѣ отступали... Такъ отличились донцы при первой же встрѣчѣ съ прославленнымъ противникомъ. Когда русскія войска покидали Пруссію, казаки какъ пеленой приписывали ихъ отступленіе. Даже прусскіе гусары не могли провѣдать, какими путями мы уходимъ. Въ то же время донцы отбивали скотъ, необходимый для продовольствія, разузнавали, гдѣ непріятели и все это продѣлывали чрезвычайно ловко, скрытно.

На третій годъ войны русскіе, приблизившись къ Одеру, подступили къ прусской крѣпости Кюстрину. Пока тянулась осада, наши захватили на Одерѣ, верстъ 60 пониже крѣпости, важную переправу у городка Шведта, гдѣ нашли три пушки, 2 т. четвертей хлѣба, разыскали часть королевской казны. Плѣнныхъ по обычаю допросили и на вопросъ: Не чинили ли казаки или калмыки какихъ-либо обидъ, тѣ единогласно показали, что не только имъ самимъ "ни малѣйшаго озлобленія или суровости не показывали, но и жителямъ по деревнямъ никакихъ обидъ, ниже разоренія не причиняли, чѣмъ они, плѣнные, генерально довольны, и сію справедливость имъ отдаютъ". Казаки были за то удостоены особымъ манифестомъ императрицы, которымъ она благодарила ихъ за добрую дисциплину. Обереженіе переправы и все теченіе рѣки до Кюстрина было поручено казакамъ. Не смотря на то, что съ часу на часъ ожидали изъ-за Одера прусскаго короля, донцы безбоязненно переплывали эту рѣку и хозяйничали на той сторонѣ, какъ у себя дома. Въ самый праздникъ Преображенія походный атаманъ Краснощековъ, рыская за Одеромъ, захватилъ 17 т. рогатаго скота и полтораста лошадей; помимо того, казаки перехватила на рѣкѣ 3 барки съ мукой и на этихъ же баркахъ доставили всю добычу подъ Кюстринъ.

Черезъ 2 недѣли Краснощековъ повторилъ набѣгъ, и на этотъ разъ изъ-подъ носа у пруссаковъ отбилъ 2 т. головъ скота да 2 1/2 сотни лошадей, вполнѣ годныхъ для строя. Донцы же первые дали знать о приближеніи короля. Онъ спѣшилъ на выручку осажденной крѣпости; онъ шелъ съ намѣреніемъ истребить къ конецъ "орды" казацкіе, дерзко попиравшіе его родную землю. Однако донцы, не вѣдая того, окружили прусскія колонны и провожали ихъ на маршѣ степнымъ обычаемъ: наѣздничали, задирали; налетая въ одиночку, стрѣляли изъ пистолетовъ или просто кружились передъ фронтомъ. Пруссаки шли молча, не останавливаясь. Искусными маневрами король оттѣснилъ нашу армію въ уголъ, между двухъ рѣчекъ, и напалъ на нее съ ожесточеніемъ. Казалось, что русскіе приросли къ землѣ, пустили въ ней корни. Нѣсколько смѣлыхъ атакъ были отражены, но прусская пѣхота, поддержанная конницей, вновь устраивалась и вновь шла умирать на русскихъ штыкахъ. Покончивъ съ помощью своей многочисленной кавалеріи наше правое крыло, король въ серединѣ дня началъ атаку лѣваго фланга. Тогда 27 русскихъ батальоновъ, примкнувъ штыки, бросились впередъ и произвели среди пруссаковъ ужасное кровопролитіе. Но къ нимъ на выручку опять неслась конница: 60 эскадроновъ сдвинули лѣвый нашъ флангъ. Болѣе семи часовъ дрались обѣ арміи съ одинаковымъ ожесточеніемъ; наконецъ, онѣ стали между собой подъ угломъ: свои и чужіе перемѣщались въ общей свалкѣ. Громъ артиллеріи умолкъ, рубились на сабляхъ, кололись штыками, пока король не прекратилъ эту рѣзню и по отвелъ свое войско за полверсты назадъ. Нашимъ же некуда было отойти за неимѣніемъ мостовъ. Казаки во время боя не оставались праздны. Они ворвались въ деревню, прикрывавшую правый флангъ пруссаковъ, сожгли ее; обозъ, стоявшій подъ защитою крестьянъ, начисто ограбили на другой день обѣ арміи, медленно передвигались, наблюдали другъ за другомъ. Густая цѣпь донцовъ прикрывала нашъ флангъ, а подъ ея прикрытіемъ была собрана батарея изъ пушекъ и гаубицъ. Вотъ развернулась стройными рядами многочисленная и прекрасная конница пруссаковъ. Еще нѣсколько минутъ -- и они пошла рысью. Донцы раздались вправо и влѣво, очистили фронтъ артиллеріи, и та встрѣтила такимъ смертоноснымъ огнемъ, что "непріятель пришелъ въ превеликое смятеніе; съ немалымъ урономъ онъ долженъ былъ ретироваться къ своей пѣхотѣ". Тогда, въ свою очередь, бросаются казаки и накрываютъ прусскую батарею въ 8 орудій, чѣмъ и закончилось кровавое побоище, получившее названіе по имени деревни Цорндорфъ. 10 т. труповъ свидѣтельствовали объ его упорствѣ. Король считалъ себя побѣдителемъ.

Черезъ мѣсяцъ послѣ Цорндорфа корпусъ генерала Чернышова былъ направленъ къ столицѣ Пруссіи. 22 сентябри Тотлебенъ съ казаками уже былъ передъ воротами Берлина, по ихъ дважды отбили. Черезъ 4 дня подошли и наши, и пруссаки. Однако, сраженія по было. Простоявъ бивакомъ на берегу Шпре, прусская армія, въ числѣ 20 т., потянулась на Потсдамъ. Хотя дѣло было ночью, но казаки замѣтили это движеніе. Графъ Панинъ, при первомъ же натискѣ, истребилъ весь прусскій арріергардъ, при чемъ отбилъ тысячу плѣнныхъ и 2 орудія, а походный атаманъ Краснощековъ, пустившись во весь духъ въ погоню, нагналъ главныя силы и преслѣдовали ихъ подъ самыя пушки Потсдама. Между тѣмъ Берлинъ сдался, Чернышевъ забралъ королевскую казну, приказалъ истребить всѣ магазины, склады оружія, арсеналъ, пушечный и литейный заводы, -- все, чѣмъ только могъ вредить нашъ неутомимый противникъ, -- и самъ тоже отступилъ.

Подъ конецъ Семилѣтней войны прусскій король выдвинулъ особый десятитысячный корпусъ, собственно для того, чтобы истреблять наши магазины, мѣшать передвиженіямъ войскъ или затруднять осаду крѣпостей. И нашъ главнокомандующій составилъ летучій конный корпусъ, куда попалъ будущій генералиссимусъ Александръ Васильевичъ Суворовъ. Его ближайшими сподвижниками сдѣлались донцы, и непріятель скоро почувствовалъ ихъ частью всегда мѣткіе удары. Когда пруссаки двигались на выручку крѣпости Кольборга, Суворовъ съ сотней донцовъ переплылъ рѣку Нетцу, прошелъ въ одну ночь 45 верстъ и приблизился къ гор. Лалдсбергу, стоявшему на пути слѣдованія нѣмцевъ. "Городъ нашъ! Ура! Нападемъ!" -- "Тамъ прусскіе гусары!" замѣтилъ ему проводникъ.-- "Помилуй Богъ, какъ это хорошо: ихъ-то мы и ищемъ!" Казаки понеслись къ воротамъ, но ворота оказались заперты. "Ломи ихъ!" Ударили бревномъ разъ, другой -- ворота разлетѣлись. Съ гикомъ и пальбой казаки ворвались въ городъ, часть гусаръ перебили, часть перехватали. Суворовъ въ это время уже скакалъ по мосту. "Одно ломи, другое жги!" кричалъ онъ вслѣдъ едва за нимъ поспѣвавшей кучкѣ донцовъ. Покончивъ дѣло, они скрылись. Пришли пруссаки -- моста какъ не бывало. Пришлось собирать лодки, понтоны, на что времени ушло не мало, а на войнѣ, извѣстно, каждый часъ дорогъ. При дальнѣйшемъ движеніи пруссаковъ Суворовъ тревожилъ ихъ фланги, портилъ пути, при случаѣ отхватывалъ боковые или тыльные отряды. Не смотря на свой малый чинъ, онъ командовалъ въ ту пору тремя гусарскими и семью казачьими полками. Во всѣхъ случаяхъ онъ распоряжался какъ лихой кавалерійскій генералъ, и въ то же время былъ смѣтливъ и находчивъ, какъ простой наѣздникъ. Донцы не чаяли въ немъ души. Однажды Суворовъ возвращался къ своему отряду отъ главнокомандующаго, съ проводникомъ и двумя казаками. Всадники припоздали; наступившая ночь застигла ихъ въ лѣсу. Глухіе раскаты грома возвѣстили приближеніе грозы, небо заволокло тучами, дождь полилъ какъ изъ ведра. Проводникъ первымъ дѣломъ сбѣжалъ. Проплутавши сколько то времени, Суворовъ легъ подъ деревомъ, прикрылся шинелькой и вздремнулъ. На разсвѣтѣ казаки замѣтили, что вдоль опушки стоитъ прусскій аванпостъ. -- "Помилуй Богъ, какъ это хорошо!" вскрикнулъ Суворовъ. Онъ приказалъ казакамъ сейчасъ же скрыться въ кусты, а самъ ползкомъ пробрался къ высокому дереву, что стояло на самой опушкѣ, вскарабкался наверхъ, выглядѣлъ расположеніе непріятеля, счелъ его силы, а затѣмъ благополучію вернулся къ своимъ.-- "Ну, подивились мы, глядя на васъ", сказали донцы. -- "Смѣлымъ Богъ владѣетъ", отвѣтилъ Суворовъ, вскочивъ на коня. Шибкою рысью они пустились теперь напрямикъ и благополучно присоединились къ отряду. Перемѣнивъ наскоро бѣлье, платье, Суворовъ тотчасъ построилъ войска къ бою. Послѣ жаркой схватки авангардъ летучаго корпуса былъ разбитъ, главныя силы шибко отступили. Побѣда всегда вѣнчала пылкаго вождя и поднимала духъ въ его вѣрныхъ сподвижникахъ.