Улицы и площади Варшавы, какъ всегда оживленные, были переполнены снующимъ народомъ; солдаты Варшавскаго гарнизона частью говѣли, частью готовились торжественно встрѣтить праздникъ, какъ-то издавна повелось на Руси. Приближалась Пасха 1794 года. Время стояло хорошее; живительное солнышко уже согрѣвало по весеннему; въ теплыя, ясныя ночи не спалось въ душной казармѣ. Въ такую пору меньше всего думалось о бѣдѣ, а она, между тѣмъ, висѣла надъ головой русскихъ.
Въ 3 часа ночи, на страстной четвергъ, солдаты польской конной гвардій атаковали наши посты, захватили врасплохъ арсеналъ и пороховой магазинъ. Когда оружіе было разобрано, загудѣлъ набатный колоколъ, призывая толпу къ избіенію. Раздались крики мятежной черни: "До брони (къ оружію)! Бей москаля! Кто въ Бога вѣруетъ, бей москаля!" Затрещали выстрѣлы, посыпались удары, застонали несчастныя жертвы. Къ ужасамъ этой ночи присоединился неистовый лай и вой испуганныхъ собакъ. Убивали всѣхъ встрѣчныхъ, врывались въ квартиры, разыскивая офицеровъ и главныхъ начальниковъ. Часть Кіевскаго полка была захвачена въ церкви, у заутрени, гдѣ безоружные солдаты не могли защищаться: ихъ всѣхъ перебили; другая часть, со своимъ генераломъ Тищовымъ, была окружена солдатами конной гвардіи, съ участіемъ черни. Офицеры не хотѣли сдаваться. Ихъ вырвали силой, заковали и заперли въ погребъ, гдѣ они оставались почти четверо сутокъ безъ пищи. На 1-й день Пасхи ихъ хотѣли перевести въ другое мѣсто -- народъ не допустилъ: набросился на нихъ съ палками и перебилъ всѣхъ до единаго. Въ то же время 1-й баталіонъ Сибирскаго полка, съ генераломъ Милашевичемь, отбивался картечью у костела св. Креста противъ цѣлаго полка Дзялковскаго. Русскіе дрались отчаянно. На нихъ сыпались удары изъ оконъ сосѣднихъ домовъ, съ крышъ, костеловъ, съ башни, даже изъ кадетскаго корпуса: чуть только русскій наготовитъ фитиль, его сейчасъ же сверху убивали. Раненый Милашевичь былъ взятъ въ полонъ, принялъ команду князь Гагаринъ. Какой-то кузнецъ хватъ его желѣзной пикой и убилъ наповалъ. Сбитые въ кучу, сибирцы стали пятиться, при чемъ столкнулись со 2-мъ баталіономъ своего же полка, который, не распознавъ въ дыму товарищей, принялъ ихъ за враговъ. Въ 7 час. утра уже была атакована толпами черни и отставныхъ солдатъ главная квартира, мѣстопребываніе генерала Игельштрома. Хотя ихъ отбили пушками, но отдѣльные, разбросанные по городу отряды остались безъ руководства; адьютанты, которыхъ разсылали начальники, чтобы получить приказанія, не возвращались, потому что попадали къ руки мятежниковъ. Наконецъ, кое-какъ, изъ восьми тысячъ войскъ пробились въ городъ только пять, и то безъ артиллеріи, безъ офицеровъ. Между тѣмъ, главнокомандующій, ничего не зная, съ часу на часъ поджидалъ себѣ выручки. Наступила ночь. По улицамъ валялись трупы, стонали раненые; никто ихъ не подбиралъ, надъ ними еще тѣшились. Въ разныхъ мѣстахъ мятежнаго города раздавались выстрѣлы, били барабаны, звонили колокола, слышались крики: "Да здравствуетъ Косцюшко!" Луна тихо освѣщала эти безобразія. Съ разсвѣтомъ нападеніе на главную квартиру усилилось: пули сыпались дождемъ. Тогда Игельштромъ рѣшился пробиться. У него было 3 баталіона, сильно утомленныхъ, третій день не ѣвшихъ солдатъ. Какъ сквозь строй отрядъ пробивался, то при помощи штыка, то при помощи картечи; для уменьшенія потерь, пробирались пустырями, скрывались въ глухіе переулки. Полковникъ Парфентьевъ былъ оставленъ защищать главную квартиру съ 400 солдатъ. Они проявили мужество достойное того, чтобы сохранить о нихъ память. Перестрѣлявши патроны, солдаты заряжали ружья мелкою монетой; потомъ взялись за пистолеты. Когда поляки подожги домъ, защитники пыталась пробиться: они ударили тѣсной кучкой, но, наткнувшись на тысячную толпу, снова должны были укрываться, и теперь уже черезъ окна, потому что двери пылали въ огнѣ. Тутъ ихъ перестрѣляли по одиночкѣ, а которые успѣли скрыться, задохлись въ дыму.
Вслѣдъ за Варшавой возстали Вильно, Гродно; возмутившіеся поляки, помимо своего короля, вызвали изъ-за границы Косцюшку и вручили ему верховную власть. Вся Польша возстала. У кого недоставало оружія, тому давали косу и ставили въ заднюю шеренгу; въ церквахъ забирали серебряные и золотые сосуды, чеканили изъ нихъ монету. Однако Косцюшко не давалъ воли мятежной черни и старался водворить въ странѣ порядокъ. Узнавши, что въ Варшавѣ были повѣшены нѣсколько русскихъ плѣнниковъ, Косцюшко строго наказалъ виновныхъ и не побоялся сказать въ лицо буйной толпѣ: "Я уважаю русскихъ, хотя она наши непріятели. Всѣхъ плѣнныхъ я принимаю подъ защиту моего меча, и если кто-нибудь изъ васъ посмѣетъ коснуться хоть онлого изъ русскихъ, то вы не увидите больше Косцюшки!" -- Его армія увеличилась до 70 тыс. и была раздѣлена на 5 корпусовъ различной силы, начиная съ 23-хъ-тысячнаго корпуса самого Косцюшки.
Ближе другихъ русскихъ отрядовъ стоялъ Денисовъ у Радома; остальные лишь сближались къ предѣламъ Польши. Это былъ тотъ самый Ѳедоръ Петровичъ Денисовъ, который въ сраженіи при Ларгѣ на бѣломъ конѣ и въ голубомъ кафтанѣ носился вихремъ въ погонѣ за турками. Румянцевъ его замѣтилъ: "Кто ты таковъ?" -- "Казакъ Денисовъ", отвѣчалъ лихой наѣздникъ. Въ шведской войнѣ Денисовъ съ шестью донскими полками и однимъ пѣхотнымъ бросился на десятитысячную армію короля, разбилъ ее, перебросилъ черезъ р. Кюмень, при чемъ отнялъ всю артиллерію. Своимъ быстрымъ наступленіемъ Денисовъ заставилъ короля просить мира, а въ Петербургѣ въ это время ждали его нападенія, боялись за столицу.
-- Какъ вы осмѣлились съ горстью людей напасть на короля? спросила его однажды Императрица.
-- Смѣлость, Ваше Величество, отворяетъ ворота къ побѣдѣ, отвѣтилъ Денисовъ.
Теперь въ его отрядѣ находились полки Иловайскаго, Орлова, Янова, Андріяна Денисова, Лащилина и Карпова. Искуснымъ движеніемъ черезъ лѣса и болота Денисовъ пробрался на соединеніе съ пруссаками, и общими силами союзники напали на Косцюшку подъ Щекоциномъ, на р. Пилицѣ. Наканунѣ битвы, когда поляки уже перестроились въ боевой порядокъ, ихъ конный разъѣздъ въ 3 или 4 сотни выѣхалъ впередъ версты за полторы. Казаки его замѣтили. Николай Васильевичъ Иловайскій выстроилъ одну сотню, отдалъ приказанія офицерамъ и, взявши въ руки пику, скомандовать: "Ну, любезные друзья, впередъ!" Поляки было приготовились, обнажили палаши, но не успѣли они опомниться, какъ Иловайскій, отхвативъ 50 чел., погналъ ихъ назадъ, да столько же уложилъ на мѣстѣ. Свидѣтелями этой удали были прусскіе офицеры, которые говорили послѣ Денисову, что никогда не видѣли ничего подобнаго. Андріянъ Денисовъ, будущій атаманъ казачьихъ войскъ, котораго Суворовъ называлъ попросту "Карпычемъ", получилъ передъ сраженіемъ приказаніе достать языка. Казакъ его полка Быкодаровъ подговорилъ нѣсколько товарищей и выѣхалъ съ ними за цѣпь, самъ -- впереди. Дѣло было среди бѣла дня. Ихъ замѣтили два польскихъ улана, повернули назадъ и, проскочивши всю цѣпь, крикнули, что за ними погоня. Часовой, должно быть, не разобралъ въ чемъ дѣло, да и синій мундиръ казака сбилъ его съ толку, потому что у нихъ тоже синіе мундиры. Быкодаровъ подскочилъ къ нему, выхватилъ у него саблю, пистолеты, и пока онъ съ нимъ возился, подъѣхали товарищи. Втроемъ онѣ окружили часового и поскакали назадъ.
Послѣ Щекоцина казаки насѣдали на поляковъ весь путь до Варшавы, при чемъ не упускали ни одного случая отобрать или разбить отдѣльный отрядъ. Никогда поляки пускались на выдумки. Въ одномъ селеніи на р. Пилицѣ крестьяне упросили Денисова, чтобы онъ разрѣшилъ имъ выгнать скотъ на пастьбу породъ нашими пикетами. Денисовъ позволилъ. Черезъ нѣсколько времени раздался на пикетахъ выстрѣлъ, означавшій тревогу. Иловайскій поскакалъ съ резервомъ узнать, въ чемъ дѣло, но наткнулся на непріятеля въ шесть разъ сильнѣйшаго. Оказалось, что поляки, завидя скотъ, прошли лѣсомъ, потомъ слѣзли съ лошадей, смѣшались со скотомъ и, понуримъ головы, шли между нимъ мимо нашихъ пикетовъ, какъ будто къ водопою. Одинъ изъ казаковъ смекнулъ эту штуку и выстрѣлилъ. Иловаійскій гналъ ихъ тогда болѣе двухъ верстъ, даже плѣнныхъ нахваталъ.
Приблизившись къ Варшавѣ поляки заняли укрѣпленія, а русскіе и пруссаки расположились кругомъ. Между шанцами и нашими пикетами ходилъ непріятельскій скотъ, подъ небольшимъ прикрытіемъ. Нѣсколько офицеровъ "казачьимъ манеромъ", тихонько подкрались къ стаду и отбили болѣе 200 головъ. До чего доходила удаль донцовъ можно видѣть по слѣдующему примѣру. 20 іюля польская конница сдѣлала нападеніе на нашу батарею, только что еще устроенную, но пока не вооруженную. Поляковъ отбили; казаки, какъ всегда, -- въ догонку. Въ жару погони Денисовъ занесся такъ далеко, что попалъ въ середину непріятельской пѣхоты. Онъ уже поднялъ ногу, хотѣлъ слѣзать, считая себя въ плѣну, только слышитъ изъ-за фронта знакомые голоса: "Батюшка! не бойся: мы здѣсь!" Тогда Денисовъ круто повернулъ лошадь, вырвался изъ карре и встрѣтилъ около 20 ч. своего полка казаковъ. Вмѣстѣ съ нами онъ ускакалъ въ виду изумленныхъ поляковъ, пославшихъ въ догонку съ десятокъ шальныхъ пуль. Дѣло объяснилось послѣ: маіоръ Грузиновъ поскакалъ вслѣдъ за Денисовымъ и какимъ-то чудомъ выручилъ пылкаго начальника. Въ началѣ сентября король прусскій, соскучивъ осадой, отошелъ отъ Варшавы, послѣ чего и русскія войска, подъ начальствомъ генерала Ферзена, потянулись лѣвымъ берегомъ Вислы. Во что бы то ни стало, надо было перейти на эту сторону, потому что навстрѣчу наступалъ уже Суворовъ; но поляки, идя правымъ берегомъ, зорко слѣдили за каждымъ нашимъ шагомъ. И тутъ выручили казаки. По приказанію Ферзена часть донцовъ съ конно-егерскимъ полкомъ ушла впередъ, къ Пулавамъ, какъ будто приготовить переправу, а въ это время весь остальной корпусъ собрался ниже, у Koзенницы. Пока вязали плоты, пока сгоняли съ окрестныхъ деревень лодки, поляки насыпали на другомъ берегу батарею. Наконецъ, все готово, заговорили пушки. Послѣ канонады съ обѣихъ сторонъ Иванъ Карповъ и Серебряковъ получили приказаніе переправить свои полки противъ польской батареи. Казаки сняли съ себя мундиры, разсѣдлали лошадей и, выскочивъ изъ лѣсу, съ однѣми лишь пиками, ринулись прямо въ Вислу. Поляки такъ оробѣли, что покинули всѣ пушки и бѣжали. Послѣ этого корпусъ Ферзена переправился безъ всякой помѣхи. Казаки уже успѣли развѣдать правый берегъ и узнать, что неподалеку отъ мѣста переправы, на болотистой равнинѣ, окруженной лѣсами, стоитъ готовый къ битвѣ цѣлый польскій корпусъ. Это былъ самъ Косцюшко. Его позиція была прикрыта съ фронта окопами, справа -- лѣсами, а лѣвый флангъ оставался открытъ. Вечеромъ 27 сентября генералъ Денисовъ съ отрядомъ пѣхоты, съ 10 эскадронами конницы и всѣми казачьими полками, при 8 пушкахъ, двинулся въ обходъ лѣваго фланга, черезъ лѣса. Самъ Ферзенъ съ остальными войсками выступилъ въ полночь къ д. Мацеевицамъ прямо черезъ болота. На разсвѣтѣ наши перестроились въ боевой порядокъ и двинулись, подавая правый флангъ впередъ. Поляки отбили первый натискъ и перешли въ наступленіе. Тогда Ферзенъ выдвинулъ 14 батальоновъ грозной русской пѣхоты. Безъ выстрѣла она бросилась на окопы, быстро ими овладѣла, и уже послѣ того никакая картечь не могла ее оттуда выбить. Поляки отошли на полверсты, устроились снова, но въ это время у нихъ на лѣвомъ флангѣ появился Денисовъ. Два казачьихъ полка понеслись вправо, а конно-егерскій, со своимъ сѣдымъ командиромъ Вульфомъ, забралъ влѣво. Тѣ и другіе, какъ бы соревнуя, врубились въ ряды непріятельской пѣхоты, растоптали ее, уничтожили, и лишь одни артиллеристы, совершенно покинутые, продолжали поворачивать свои пушки, поражая насъ картечью; наконецъ, и артиллерія смолкла. Тогда самъ Косцюшко, ставъ на челѣ своей конницы, пытался остановить побѣдное движеніе русскихъ. Напрасно: польская пѣхота бросала оружіе, конница спасалась бѣгствомъ, и послѣднему защитнику нѣкогда воинственной Польши оставалось то же самое -- уходить. Онъ ускакалъ въ сопровожденіи десятка уланъ. По его слѣдамъ пустились Харьковскаго полка корнетъ Лисенко, Елисаветградскаго корнетъ Смородскій да два казака, Лосевъ и Топилинъ. Своей тяжелой рукой Лисенко одинъ зарубилъ пять уланъ, остальные разбѣжались. Вихремъ неслись кони. Покинувъ дорогу, Косцюшко взялъ влѣво, за прясла, но тутъ конь его споткнулся и упалъ. Казаки дали ему два удара пикой; Лисенко хватилъ по головѣ саблей, послѣ чего сейчасъ же его призналъ: "это Косцюшко?" -- "Я Косцюшко, воды!" Одинъ изъ казаковъ побѣжалъ за водой, но пока ее принесъ, польскій вождь впалъ въ безпамятство. Тогда казаки сдѣлали изъ пикъ носилки и бережно его понесли. Разсказывали, что Косцюшко, очнувшись, пожелалъ видѣть виновника своего плѣна. Когда предсталъ предъ нимъ исполинской силы богатырь-корнетъ, Косцюшко пожалъ ему руку и успокоился.
Суворовъ, узнавши о его плѣнѣ, воскликнулъ: "Слава Богу! Косцюшко взятъ, и Польша наша!" Дѣйствительно, въ сраженіи подъ Мацеевицами, которое русскіе ветераны прозвали "рѣзаниной", лучшія польскія войска потеряли всю артиллерію, обозъ, 6 т. убитыхъ; кромѣ того, остались въ плѣну Сѣраковскій, Княжевичъ, Коссинскій около 200 офицеровъ и 2 т. солдатъ. Уцѣлѣли лишь небольшіе отряды Вавржецкаго да Понинскаго, того самаго, который защищалъ переправу черезъ Вислу. Они спасались теперь въ Варшаву. За ея окопами поляки надѣялись удержаться, затянуть войну, а тамъ -- что Богъ пошлетъ. Но этимъ они могли только тѣшить себя, того не подозрѣвая, что наступали послѣдніе дни существованія Польши. Суворовъ спѣшилъ прикончить мятежъ; сподвижники его славныхъ походовъ, украшенные крестами за Кинбурнъ, Рымникъ, Очаковъ, Измаилъ, -- несли на штыкахъ грозную месть за гибель своихъ братьевъ, истребленныхъ на улицахъ Варшавы. Шибко шли они отъ турецкой границы, по суворовски; самъ генералъ ѣхалъ весь путь до Варшавы верхомъ: за нѣсколько верстъ впереди, по обыкновенію, рысили казаки, подъ начальствомъ Исаева. Въ началѣ похода ихъ было всего 2 1/2 сотни, но потомъ, съ присоединеніемъ всѣхъ остальныхъ отрядовъ, число казаковъ возросло до 2 1/2 тысячъ. Они срывали польскіе разъѣзды, открывали расположеніе и силы непріятеля, наконецъ, вмѣстѣ съ прочими войсками, участвовали въ кровавомъ штурмѣ Праги.
Съ высоты тропа великая Императрица заботливо слѣдила въ продолженіе своего долгаго и славнаго правленія за подвигами донцовъ на отдаленныхъ окраинахъ русской земли. Она благоволила къ донскому войску, цѣнила его вѣковую вѣрность, почитала его доблести, что видно изъ ея собственныхъ словъ: "Войско донское безстрашно ходило на приступы и опровергало превосходныя силы непріятеля въ польскихъ сраженіяхъ".-- Въ 1703 году войску была пожалована Высочайшая грамота, въ которой подтверждались его права на вѣчное владѣніе принадлежащими ему землями. Депутаты отъ войска удостоились получать эту грамоту изъ собственныхъ рукъ Государыни, вмѣстѣ съ картой войсковыхъ земель и хлѣбомъ-солью. На обратномъ пути депутатовъ чествовали по стариннымъ обычаямъ. На границѣ войска ихъ ждалъ почетный караулъ; въ Черкаскѣ ихъ встрѣчали колокольнымъ звономъ, пушечной пальбой. Когда смолкъ громъ орудій, царскую грамоту и хлѣбъ-соль внесли въ войсковой кругъ; дьякъ прочелъ ее вслухъ, войсковой атаманъ поцѣловалъ Высочайшую надпись. Послѣ торжественнаго молебна весь кругъ двинулся къ дому войсковаго атамана, гдѣ пожалованная хлѣбъ-соль была раздѣлена на 6 равныхъ частой, изъ которыхъ одну раздробили на мелкіе кусочки по числу присутствующихъ; остальныя части были разосланы по станицамъ. Возлѣ такъ же торжественно встрѣчали царскую грамоту, вычитывали ее на полныхъ станичныхъ сборахъ, послѣ чего дѣлили царскую хлѣбъ-соль между всѣми станичниками.
Въ царствованіе сына и преемника Екатерины 6 донскихъ полковъ бились подъ начальствомъ того же Суворова въ Италіи, выручали русскія войска въ горахъ Швейцаріи, но объ этихъ славныхъ дѣлахъ разсказано въ другомъ мѣстѣ {См. "Походы въ Италіи" и "Швейцарскія походъ" -- "Отечественные героическіе разсказы". стр. 207 и 225.}.
Въ послѣдній же годъ царствованія Императора Павла Петровича войско донское выставило еще не бывалое до того времени ополченіе въ памятный походъ "къ сторонѣ Оренбурга". Атаманъ Орловъ отдалъ приказъ по войску, чтобы "всѣ донцы до послѣдняго непремѣнно въ 6 дней выступили о-дву-конь съ полуторомѣсячнымъ провіантомъ". И дѣйствительно, собирались и вооружились всѣ до послѣдняго: станицы оставались безъ писарей, церкви безъ чтецовъ. Не были забыты и донскіе калмыки, которымъ также было приказано, всѣмъ безъ исключенія, подняться въ дальній походъ. Распоряженія къ таинственному походу дѣлались спѣшно. Въ Оренбургѣ скупались верблюды для перевозки тяжестей по Киргизской степи, изъ казны было отпущено на жалованье, провіантъ и фуражное довольствіе 2 1/2 милліона рублей, "кои, писалъ Государь, должны быть возвращены изъ добычи той секретной экспедиціи".-- Атаманъ выслалъ въ Оренбургъ надежныхъ офицеровъ, чтобы они секретно разузнали, какіе есть пути для прохода войска черезъ степи киргизскія до Хивы, и оттуда къ Бухарѣ и далѣе въ Индію. На Дону же немногіе знали, что это за Индія? Не знали, что поперекъ дальняго тысячнаго пути протекаютъ широкія многоводныя рѣки; разстилаются песчаныя безводныя пустыни, возвышаются къ небу заоблачныя, покрытыя вѣчнымъ снѣгомъ горы, и что только преодолѣвши всѣ эти трудности, можно лопасть въ страну алмазовъ и жемчуга, туда, гдѣ произрастаютъ пальмы, драгоцѣнныя сандальныя деревья, гдѣ водятся слоны, тигры, обезьяны и самыя красивыя въ мірѣ птицы, однимъ словомъ -- въ Индію, которую захватили англичане. Про все это мало кто зналъ. Тѣмъ не менѣе, черезъ мѣсяцъ послѣ царскаго указа 22 1/2 т. донцовъ были уже въ сборѣ. Когда ихъ раздѣлили по полкамъ, оказалось 41 полкъ и двѣ роты конной артиллеріи. Перекрестившись, казаки поклонились въ родную землю и повернули коней на восходъ солнца: не многіе таили смутную надежду вернуться назадъ. Донцы двинулись къ Оренбургу четырьмя отрядами, подъ общимъ начальствомъ атамана Орлова. Какъ во времена Пугачевщины, Донъ опустѣлъ: остались бабы, дѣти да калѣки безногіе.
Государь, получивши донесеніе о выступленіи донскаго войска, остался чрезвычайно доволенъ. Онъ приказалъ объявить донцамъ Высочайшее благоволеніе "за готовность къ выступленію, за исправность, а равно пожелалъ имъ счастливаго похода и успѣха". Еще раньше того, Государь обѣщалъ всѣ богатства Индіи въ пользу донцовъ.
Стояла жестокая стужа; дороги отъ множества снѣга были непроходимы, особенно для артиллеріи; сильныя встрѣчныя мятели бушевали на широкомъ просторѣ степей. Бьются цѣлый день казаки, придутъ на ночлегъ, а обогрѣться негдѣ, измученнымъ конямъ нѣтъ корма. Въ Саратовской губерніи былъ передъ этимъ неурожай, почему ни за какія деньги нельзя было достать ни сѣна, ни овса. Боялись, что лошади совсѣмъ оголодаютъ. Наступилъ мартъ, снѣга стали таять, рушились рѣки. Казакамъ приходилось ежедневно то складывать живые мостки черезъ игравшія рѣки, то переходить ихъ въ бродъ или же пускаться на-авось по тонкому льду, проваливаться и вовсе тонуть. Иные полки ежедневно мѣняли свои маршруты, выгадывая, гдѣ бы лучше пройти. Проходили недѣли, и атаманъ не зналъ, гдѣ его полки находятся. Много натерпѣлись тогда донскіе казаки! Однако на 24-й день похода поиска остановилось на р. Иргизѣ, за которымъ разстилалась безъ краю ровная, какъ скатерть, киргизская степь. Былъ пройденъ путь въ 700 верстъ, а сколько оставалось -- про то никто не вѣдалъ. Тутъ довелось казакамъ встрѣчать Христовъ праздникъ. Подъ открытымъ небомъ они прослушали божественную службу, похристосовались, разговѣлись по-походному, и окружили атамана. На этотъ разъ его лицо, истомленное тревогами за судьбу дальняго похода, имѣло видъ необычайный: важный, торжественный. Всѣ притаили дыханіе, когда атаманъ развернулъ какія-то бумаги и сталъ читать сначала одну изъ нихъ; то былъ Высочайшій манифестъ о восшествіи на престолъ новаго Императора; въ другой бумагѣ заключалось повелѣніе о немедленномъ возвращеніи казацкихъ полковъ на Донъ.-- "Жалуетъ васъ Богъ и Государь родительскими домами!" много разъ повторялъ атаманъ смѣнявшимъ одна другую толпамъ казаковъ, изъ которыхъ каждому хотѣлось удостовѣриться въ подлинности того, о чемъ онъ кругомъ слышитъ, а ушамъ не вѣритъ... Повернули въ обратный путь, и хотя было все то же, не переносилось легче; въ апрѣлѣ казаки уже разошлись по домамъ, и, что отраднѣе всего, вернулись въ добромъ здоровьѣ, покинувъ въ степяхъ самую малость могильныхъ крестовъ.
Еще не успѣли донцы позабыть киргизскихъ степей, какъ ихъ двинули на другой конецъ, къ берегамъ Нѣмана и дальше, на знакомыя отцамъ поля Германіи. На этотъ разъ довелось встрѣтить войска болѣе искусныя, чѣмъ нѣмцы, привыкшія къ побѣдамъ, предводимыя лучшимъ полководцемъ Европы. Рѣчь идетъ о французахъ, ихъ императорѣ Наполеонѣ. Почти во все продолженіе великихъ войнъ Императора Александра на челѣ казачьихъ полковъ стоялъ Матвѣй Ивановичъ Платонъ, "вихрь-атаманъ", -- какъ звали его въ ту пору. Какъ зоркій орелъ съ поднебесья намѣчаетъ себѣ добычу, такъ и казачій атаманъ, внимательно слѣдившій за ходомъ битвы, вдругъ расправлялъ свои могучія крылья: по его слову, по его знаку летѣли казачьи полки -- то въ тылъ, то во флангъ, то навстрѣчу врагу; причиняли ому замѣшательство, били, гнали, вырывали изъ рукъ готовую побѣду. А французы, къ тому же, были заносчивы, на казаковъ смотрѣли свысока; въ походѣ и на бивакахъ не соблюдали осторожности, дрались въ бою запальчиво, короче сказать, промаховъ дѣлали много, но ни одинъ промахъ не проходилъ имъ даромъ. Если они отступали, казаки сидѣли у нихъ на хвостѣ, при наступленіи -- казаки ихъ сдерживали, скрывали передвиженіе своей арміи; наконецъ, когда французы располагались по квартирамъ, казаки не давали имъ отдыха, держали въ нашей готовности къ бою. Французы не знали, когда, откуда и въ какомъ числѣ появятся казаки. Они возненавидѣли ихъ, а впослѣдствіи стали бояться. Наполеонъ сказалъ про казаковъ, что это посрамленіе рода человѣческаго. Онъ не зналъ, какъ и чѣмъ отъ нихъ оборониться.
Императоръ Александръ Павловичъ велъ съ французами три войны въ первой войнѣ онъ хотѣлъ помочь австрійцамъ, по второй -- пруссакамъ; въ третьей войнѣ намъ самимъ пришлось обороняться.
Наполеонъ обладалъ тѣмъ великимъ даромъ полководца, что умѣлъ всегда упредить противника; пока тотъ соберется съ силами, пока придумаетъ, съ чего начать, ужъ онъ окруженъ французскими войсками и, волей-неволей, долженъ принять бой. Такъ же случалось и съ нашими союзниками: когда они являлись къ намъ ли помощь, они уже были разбиты, и вся тяжесть войны падала на русскихъ. Послѣдній разъ дѣло стояло еще хуже, потому что Наполеонъ раскаталъ пруссаковъ въ одинъ и тотъ же день въ двухъ сраженіяхъ и занялъ ихъ столицу, Берлинъ. Пруссія очутилась въ самомъ безпомощномъ положеніи; изъ-за нея приходилось на свой страхъ начинать новую войну.
Соблюдая осторожность, наша армія то наступала къ Вислѣ, то отходила къ своимъ границамъ, смотря по обстоятельствамъ, при чемъ случались мелкія схватки, бывали и жестокіе бой, когда обѣ стороны сходились всѣми силами. Въ этой войнѣ казаки, которыхъ считалось 13 полковъ, имѣли много случаевъ показать, на что они способны.
Въ концѣ января 1807 года, среди зимы, на покрытыхъ снѣгомъ поляхъ, возлѣ прусскаго городка Прейсишъ-Эйлау происходила кровопролитная битва, которую можно уподобить развѣ только Бородинской: безъ малаго 50 тысячъ убитыхъ и раненыхъ устлали мѣсто двухдневнаго побоища. Сраженіе кончилось ни въ чью, но Наполеонъ, чтобы показать, что онъ взялъ верхъ, простоялъ на мѣстѣ 9 дней, послѣ чего также отступилъ. Отступленіе его войскъ совершалось такъ торопливо и въ такомъ бозпорядкѣ, что по слѣдамъ арміи валялись раненые, умирающіе, торчали фуры, повозки, даже попадались пушки. Казаки, подъ начальствомъ Платова, шли по пятамъ французовъ, не давая имъ отдыха ни на бивуакахъ, ни ни квартирахъ. Французская конница до того обезсилѣла, что перестала выѣзжать на аванпосты, почему нашему авангарду всегда приходилось имѣть дѣло съ пѣхотой. Въ первыхъ числахъ февраля Платовъ выгналъ французовъ изъ г. Прейсишъ-Эйлау, при чемъ освободилъ изъ плѣна болѣе тысячи русскихъ; кромѣ того, въ продолженіе мѣсяца казаки сами нахватали въ мелкихъ схваткахъ 2,200 французомъ, въ томъ числѣ до 40 офицеровъ. Французы во время зимней стоянки умаялись больше, чѣмъ за время походовъ. Донцы, какъ шмели, кружились вокругъ деревень, срывали пикеты, хватали плѣнныхъ, отбивали продовольствіе и этой малой войной держали непріятеля въ вѣчной тревогѣ. Французская пѣхота въ самое ненастное время проводила дни и ночи на бивуакахъ въ ожиданіи казаковъ. Съ этого времени за Платовымъ утвердилась слава лихого атамана, слава, которую онъ сохранилъ до конца своей боевой жизни.
Съ открытіемъ весны набѣги казаковъ становятся все чаще и чаще; они проникаютъ въ глубь квартирнаго расположенія французской арміи, тревожатъ главныя квартиры ея маршаловъ. Однажды Платовъ переправился черезъ рѣчку Омулей и послалъ три полка подъ начальствомъ Карпова 1-го вправо, 4 полка съ Иловайскимъ влѣво, а самъ двигался по серединѣ, чтобы, смотря по надобности, поддержать того или другаго. Казаки Карпова встрѣтили непріятеля въ двухъ колоннахъ; одну разогнали, а другая отбилась отъ нихъ пушками. Иловайскій наткнулся на конницу; тутъ былъ старый уланскій полкъ Домбровскаго и еще 15 эскадроновъ сборныхъ. Казаки притворнымъ отступленіемъ завлекли ихъ подальше отъ пѣхоты, построили лаву и живо охватили оба фланга. Послѣ короткой схватки французы повернули назадъ; казаки -- за ними и гнали ихъ, на глазахъ своего атамана, больше шести верстъ. Плѣнные такъ были напуганы, что полковникъ графъ Стаховскій упалъ въ ноги Иловайскому съ просьбой о пощадѣ.-- При всякомъ удобномъ случаѣ казаки пускали въ ходъ свои обычныя сноровки. Съ ночь на 14-е мая Г. М. Иловайскій 4-й отрядилъ сотню казаковъ съ приказаніемъ залечь имъ въ лѣсу, а утромъ выслалъ 30 чел. къ д. Альтенъ-Кирхенъ выманить французовъ. Какъ ни задирали казаки, конница не поддалась; вмѣсто того выступила пѣхота "въ большомъ числѣ", за которой слѣдовало конное прикрытіе. Казаки искусно завели пѣхоту на свою засаду. Подпоковникъ Бѣлогородцевъ выскочилъ изъ лѣса, ударилъ всей сотней непріятелю во флангъ: французы разбѣжались, 40 чел. осталось въ плѣну. Дня черезъ три послѣ этого есаулъ Болдыревь съ небольшимъ отрядомъ подползъ къ самымъ бивуакамъ: сдѣлавши залпъ, казаки уложили человѣкъ 20 и ускакали въ лѣсъ. Пока французы опомнились, -- ихъ и слѣдъ простылъ.
Любопытна первая встрѣча казаковъ съ французскими кирасирами, или, какъ ихъ называлъ Наполеонъ, "желѣзными людьми". Это случилось въ сраженіи подъ г. Гейльсбергомъ, гдѣ наша армія отбивалась цѣлый день въ своихъ окопахъ; казаки, но обыкновенію, тревожили тылъ и флангъ французовъ. Денисову пришлось стоять съ бригадой за болотистымъ ручьемъ. Онъ уже сдѣлалъ пять атакъ и теперь приводилъ въ порядокъ разстроенныя сотни.
-- Латники! Латники! заговорили вдругъ казаки, завидя на томъ берегу 2 эскадрона "желѣзныхъ людей". Кирасиры перешли ручей и вразсыпную атаковали донцовъ. Первый ударъ былъ жестокъ, казаки подались, но такъ же скоро оправились, окружили латниковъ и стали колоть ихъ пиками. Однако наконечники гнулись, даже вовсе ломались; кирасиры сѣкли донцовъ своими тяжелыми палашами, ударъ за ударомъ, точно топорами. Казацкая смѣтка и тутъ взяла верхъ: "Колпаки долой!" крикнулъ кто-то въ свалкѣ, и казаки начали сбивать имъ шишаки, послѣ чего смѣло били по головамъ и вышибали изъ сѣделъ. Кирасиры, "растерявъ головы", опрометью пустились назадъ, но изъ двухъ эскадроновъ одна ли ушла одна треть. Казацкой удали не было границъ, что можно подтвердить еще однимъ примѣромъ. Войсковой старшина Ефремовъ налетѣлъ среди бѣла для на французскаго маіора, который имѣлъ неосторожность отъѣхать отъ своего баталіона и стоялъ въ сторонѣ, о чемъ-то задумавшись. Въ одинъ мигъ онъ лишился сабли, его лошадь подхвачена за поводъ, и онъ скачетъ, самъ не зная куда, невѣдомо съ кѣмъ. Долго маіоръ не могъ понять, какъ это онъ, не покидая батальона, очутился въ плѣну?
Подъ Гейльсбергомъ наши отбились отъ французовъ, но спустя нѣсколько дней были разбиты подъ Фридландомъ. 36 французскихъ орудій подъѣхали сначала на 600 шаговъ, потомъ придвинулись на полтораста и открыли такой губительный огонь, что наша артиллерія умолкла, 1-я линія дрогнула, изъ 2-й линіи бросились полки Лейбъ-Егерскій, Измайловскій и Конно-гвардейскій, по съ мѣста были разстроены. Измайловцы потеряли въ нѣсколько минутъ 400 челов., имѣя-то всего 500. Напрасно Багратіонъ, Раевскій, Багговутъ, Марковъ, Ермоловъ, наши лучшіе генералы, пытались водворить порядокъ въ той ужасной тѣснотѣ, въ какой очутились русскія боевыя линіи. Князь Багратіонъ обнажилъ даже свою шпагу, что дѣлалъ онъ чрезвычайно рѣдко; напрасно онъ ободрялъ Московскій Гренадерскій полкъ, остатки котораго окружали его лошадь. Онъ напоминалъ Италію, походы, славныя битвы -- нѣтъ, ничего не помогало: французскія колонны валили впередъ съ криками: "Да здравствуетъ императоръ!" -- Тогда князь Багратіонъ началъ переправлять войско на лѣвый берегъ Алле; мосты уже были объяты пламенемъ. Наши потеряли подъ Фридландомъ 15 т. и десятка полтора орудій.
Воина была кончена, русскіе отступали къ Нѣману. На всемъ этомъ длинномъ пути казаки, вмѣстѣ съ башкирами, Павлоградцами и 1-мъ Егерскимъ полкомъ, прикрывая движеніе арміи, дали ей возможность отступить въ порядкѣ, сберегли ея артиллерію, обозы. Особенно стремительно наступали французы на третій день послѣ сраженіи. Платовъ устроилъ въ лѣсу засѣки, за которыми посадилъ спѣшенныхъ казаковъ. Дружнымъ залпомъ изъ-за первой засѣки донцы задержали наступленіе непріятельской пѣхоты; когда же подъѣхала къ ней артиллерія, они отошли за вторую засѣку, потомъ за третью; тѣмъ временемъ русскій арріергардъ успѣлъ порядочно уйти. Французы послали въ обходъ конницу. Тогда Платовъ покинулъ лѣсъ, отошелъ къ деревнѣ Битеневъ, гдѣ устроилъ всѣ находившіеся при немъ полки къ бою. Французскіе эскадроны приближались на рысяхъ. Донцы встрѣтили ихъ длинной лавой, сбили, вошли въ лѣсъ, откуда вскорѣ раздались залпы пѣхоты, артиллеріи и появились цѣлыя колонны. Платовъ тотчасъ отступилъ. Французскіе фланкеры сгоряча заскакали впередъ -- это не прошло имъ даромъ: казаки переловили ихъ всѣхъ до единаго на глазахъ непріятеля.-- Такъ отважно и неутомимо прикрывали донцы наши разстроенные, утомленные полки. Но и сами они натерпѣлись не мало. Край былъ раззоренъ, обезлюденъ; если гдѣ и уцѣлѣли кое-какіе запасы, то нѣмцы тщательно ихъ укрывали, закапывая въ ямы, чтобъ ничего не досталось русскимъ. Ни хлѣба, ни овса, даже соломы нельзя было достать въ странѣ, призвавшей насъ на помощь. На что ужъ казаки промыслить мастера -- и тѣ по цѣлымъ днямъ оставалось не ѣвши; лошадки подбились, отощали -- и такъ шли до самаго Нѣмана, гдѣ воина прикончилась Тильзитскимъ миромъ. Донцы были утѣшены и вознаграждены царскими милостями. Въ похвальной грамотѣ 1811 года Государь такъ отзывался объ ихъ службѣ: "Врожденная бдительность донскихъ воиновъ, на полѣ брани воспитанная, исчисляла всѣ движенія, наблюдала предпріятія, предупреждала сокровеннѣйшія намѣренія непріятеля и недремлющимъ окомъ главнокомандующему служила". При этой же грамотѣ было пожаловано отъ лица благодарнаго отечества знамя "съ изображеніемъ отличныхъ дѣяній войска Донскаго".